Писатели, журналисты и даже известные историки до сегодняшнего дня продолжают утверждать, что отец Меншикова будто бы служил придворным конюхом. Для подтверждения низкого происхождения Александра Даниловича пустили в ход легенду об абсолютной неграмотности любимца Петра, который, якобы, не мог ни писать, ни читать и с трудом царапал пером на бумагах свое имя.

Если это действительно так, то в пирожки можно поверить. А если нет?..

Ведь известно, например, что молодой царь Петр сам ездил учиться разным наукам за границу и посылал туда же с этой целью одаренных юношей. Среди них рядом с Петром был и Алексашка Меншиков, постигавший вместе с царем инженерное, артиллерийское, корабельное дело, искусство крепостного строения и многое другое. Трудно поверить, что царь Петр взял тогда за границу неуча. Еще труднее вообразить, что всем этим сложным и точным наукам мог обучаться человек, не умевший ни писать, ни читать.

В архиве Меншикова хранится диплом Лондонского королевского общества, подписанный самим Исааком Ньютоном – президентом этого академического учреждения. Известно и письмо великого ученого к Меншикову от 25 октября 1714 года по поводу избрания светлейшего князя в члены общества за заслуги в развитии в России просвещенности и "прежде всего в распространении хороших книг и наук"…

Но в том же архиве, как пишет историк Н. И. Павленко в своей монографии о сподвижнике Петра Первого, "cреди десятков тысяч листов… не обнаружено ни одного документа, написанного рукою князя". Даже письма к жене, царю и разным лицам, а их сотни и тысячи, написаны стряпчими личной канцелярии Александра Даниловича.

Однако утверждение о полной безграмотности Меншикова построено в основном на свидетельствах иностранцев, а их суждения о России большей частью сомнительны. Стоить заметить, кстати, что по словам тех же иностранцев Александр Меншиков сносно говорил по-немецки.

Трудно представить, что все пишущие о князе, в том числе и Алексей Толстой, не читали пушкинскую "Историю Петра". А ведь именно там черным по белому написано о том, что "Меншиков происходил от дворян белорусских. Он отыскивал около Орши свое родовое имение. Никогда не был он лакеем и не продавал подовых пирогов. Это шутка бояр, принятая историками за истину".

Нынешние историки говорят, что не найдены документы, которые бы подтвердили эти пушкинские слова о сподвижнике Петра Великого. Но это вовсе не значит, что их не было.

Я верю Пушкину.

О  чем  не  поют  песен

Прочитал у Владимира Солоухина: "Не знаю, чем объяснить, но посмотрите, сколько песен сложено в народе про Стеньку Разина, про его удаль и разбойничьи похождения, и нет ни одной народной популярной песни про Пугачева".

Действительно, странно. Но только на первый взгляд. А объяснение этой странности находим у Пушкина. В его "Истории Пугачева". Там, в примечаниях к восьмой главе он поместил "Описание, собранное поныне из ведомостей разных городов, сколько самозванцем и бунтовщиком Емелькою Пугачевым и его злодейскими сообщниками осквернено и разграблено Божиих храмов, также побито дворянства, духовенства, мещанства и прочих званий людей, с показанием, кто именно и в которых местах".

Список этот страшен.

В Казани и Пензе, в Оренбурге и Саратове, во всех городах и уездах обширных российских губерний, по которым прокатилось восстание, пугачевцы действовали огнем и мечом беспощадно. Они оскверняли церкви, въезжая туда на лошадях, раскалывали иконы, "оклады с икон и всю утварь церковную грабили", а часто церкви просто сжигали.

В городах, крепостях и уездах были "убиты до смерти" многие сотни и тысячи невинных людей. В этом потрясающем документе среди убитых значатся рядом с офицерами и дворянами фабричные работники, дворовые люди, канцеляристы, писаря, священники, дьячки, государственные и экономические крестьяне и прочие люди разных званий и возрастов вместе с женами и детьми. Убивали целыми семьями. Не жалели даже грудных младенцев.

Вот примеры из этого скорбного списка:

"В городе Алатыре убиты до смерти: …секретарь Василий Попов с женой Авдотьею Ивановою, с детьми – дочерьми: Варварою, Глафирою, с сыном Алексеем и матерью Матреною Васильевою, протоколист Матвей Леонтьев с женою Марьею, с детьми – сыном Николаем, дочерьми: Анною и Александрою"…

Среди убитых в городе Петровске значатся "капитана Николая Коптева сын, младенец Лев, корнет Михала Шильников с женою Прасковьею Макаровою и малолетний сын Григорий"…

В Зелаирской крепости города Оренбурга: "адъютанта Бурунова жена Матрена Иванова с прочими оставных с женами ж в числе четырех человек, с пятью обоих полов младенцами".

Таких записей много.

Даже каплю невинной крови нельзя оправдать ничем, а Пугачев и пугачевцы пролили ее, этой крови, целые реки. О таком песен не складывают.

Ум  без  разума – беда

Недруги России с давних лет носятся по миру с мифом о "пьяной Руси". Будто бы русский народ всегда жил в пьянстве, а сама наша земля чуть ли не родина этой пагубы человеческой. Даже наклейку на бутылку придумали – "Русская водка". А между тем она, водка, никогда не была изобретением русских людей. Ее к нам завезли из Европы в четырнадцатом веке, а туда еще ранее из "полуденных" стран.

Но обратимся к истории… Известный знаток русской народной жизни

А. Терещенко еще в 1848 году писал в своей монографии "Быт русского народа"

о том, что "некто Раймонд Луллий, находясь на острове Мальорке, бывшем тогда в руках аравитян, узнал там от одного ученого мужа способ приготовления водки, именовавшейся жизненною водою и привез ее в Европу". Это случилось в 1290 году.

Сначала водку употребляли как лекарство и принимали каплями, а продавали в аптеках. Потом о способе приготовления зелья узнали генуэзские купцы и стали продавать склянки с нею везде, куда заносили их торговые дела. Через Крым, где у генуэзцев были свои порты и города, водка попала и на русскую землю.

"Правдоподобнее полагать можно, что водка появилась у нас не ранее 1398 года, — пишет А. Терещенко. — Тогда уже генуэзцы доставляли водку в Литву и ознакомили нас с пагубным напитком". Так что Европа уже пила водку целых сто лет, прежде чем она попала на Русь!

Случилось это в правление сына Дмитрия Донского Василия Первого. В то же самое время распространение опасного зелья получило отпор со стороны православных духовных пастырей, увидевших в водке причину разорения и бедности многих людей и опасность для их нравственного и телесного здоровья.

Один из таких пастырей, Кирилл Белозерский, за советом к которому по делам правления и жизни не раз обращались великие московские князья, в грамоте, посланной другому сыну Донского Андрею Дмитриевичу Можайскому, владевшему в то время Белозерьем, советовал не открывать на этой земле корчмы и не продавать крепких напитков.

« …И ты, господине, внимай себе, — пишет Кирилл Белозерский, — чтобы корчмы в твоей вотчине не было; занеже, господине, то велика пагуба душам, крестьяне ся, господине, пропивают, а души гибнут"…

Далее Кирилл не советует князю учреждать и винные откупа, ибо деньги, заработанные таким способом, являются, по его словам, "неправедными". Заметим, что слова эти написаны в самые первые годы распространения водки по русской земле.

Внук Василия Дмитриевича Иван III Васильевич запретил совсем изготовлять водку. Употреблять ее позволялось только по большим праздникам.

Его же внук Иван Грозный в 1656 году в Москве на Балчуге открыл первый кабак, где позволил пить только своим опричникам. А остальные москвичи могли себе позволить такое только в праздник Рождества, в Дмитриевскую субботу и на Святой неделе. За питье водки в другие дни года строго наказывали и даже бросали в темницу.