— Да все о том же, что и ранее… Будто бы нечего православному люду иконам кланяться. И Господа и Его Пречистую Божью Матерь хулят. Говорят, что нет и Святой Троицы, а Христос, де, еще и не родился. Тот же, кого мы Христом называем, не Бог, де, а простой человек… Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, прости мя грешного, — перекрестился Егорий.
— Стало быть сызнова проповедовать свою ересь начали воины сатанинские. Сызнова в дьявольские сети ловят они души простаков. В здешних местах такого нет. Только на Москве сия зараза.
— Вот я и ушел оттоль, чтобы здесь в святых местах укрепиться в вере нашей православной.
— Ну, что же… Ты правильно сделал, что пошел в сии края, Егорий. Тут в монастырях живут и молят Господа великие умы русские. Пойдем с нами в обитель Ферапонтовскую. Там игуменом Иоасаф, бывший когда-то владыкой Ростовским. Там же владыка Спиридон — давний обличитель ереси.
— Благодарствую, Дионисий… Только я сперва в Кириллов пойду монастырь. Там старец Паисий живет, так я с ним побеседую, а потом и к старцу Нилу Сорскому в его пустынь схожу. На обратной же дороге в Ферапонтовскую обитель зайду. Так что, даст Бог, свидимся.
— Ну как знаешь, Егорий. Дело хозяйское.
— Прощай, Дионисий. Благодарствую за хлеб — соль. Спаси, Господи, тебя и чад твоих.
Егорий поклонился всем в пояс.
— Прощай, Егорий, — поклонился в ответ Дионисий и повернулся к своим чадам. — Собирайтесь в путь.
И когда увязывали на телеге поклажу, и когда запрягали, когда тронулись в путь — все время думал Дионисий о словах Егория про еретиков, вновь на Москве объявившихся… И вновь разбередили душу те слова…
… Ересь сия явилась в русские пределы лет уже тридцать тому в Новгороде Великом. Тамошние бояре, все ещё надеясь жить с Москвой врозь и по своим законам, призвали к себе на княжение литовского князя Михаила Олельковича. И в его свите неведомо как пришел в Новгород некий жидовин киевский именем то ли Захария, то ли Схария.
Он то и стал прельщать диавольским образом умы новгородцев, начав с какого-то попа Дениса. Говорил тому, что есть, де, один Бог именем Яхве. Ему, мол, и поклоняться надо. Тот увещеванию и прелести сатанинской поддался, да еще и привел к Схарии попа Алексея. Оба отступили от истинной веры православной и стали неистовыми учениками Схарии, а тот позвал к себе из Литвы еще двух своих соплеменников, и зашаталось новгородское священство. По этим пришлым еретикам и ересь стала зваться ересью жидовствующих. Но это было потом, когда их обличили.
Они же по Ветхому Завету жить призывали. Потому, де, спасутся только иудеи, как народ, Богом избранный. Так выходило по закону Моисееву, так записано, говорят, в иудейских книгах.
Но по Новому Завету — Евангелию, Господь наш Иисус Христос даровал благодать спасения всем народам, а не одним лишь иудеям. И сии слова тоже написаны в книгах.
Есть от чего смущаться умам православным, вопрошать и недоумевать. Вот как думать, ежели по мысли еретиков Иисус Христос не был Сыном Божиим, а просто человеком? Выходит, что и Пречистой Его Матери вовсе никогда не бывало? Нет, не зря зашатались умы русские.
Прельстили еретики многих своим чародейством, предсказанием судеб человеческих по звездам и прочим колдовством. Прискорбно, что в ересь обратились священники, диаконы и клирики церквей новгородских, внушив ее своим близким, женам и даже детям. Дело дошло до того, что многие пожелали обрезаться, да Схария запретил, сказав, чтобы те еретики жидовствовали тайно, а на людях были бы христианами.
Сделав же свое злое дело и посеяв семена сатанинские на земле русской, Схария со своими помощниками исчез из Новгорода неведомо куда, а ученики его и проповедники ереси понесли ее в иные города и веси.
В личинах христианских предстали однажды те еретики перед самым государем и великим князем Иваном Третьим Васильевичем, бывшем в Новгороде. Говорили они с государем книжно и складно, да так, что он забрал к себе в Москву попа Алексея и поставил его протопопом в Успенский собор, а попа Дениса в Архангельский. Поверить в это трудно, но сам великий князь помог свить гнездо жидовствующих еретиков в самом Кремле Московском. Так бы из года в год и творили слуги сатанинские свое черное дело, да однажды в Новгороде Великом пьяные еретики принародно хулили Господа и Пресвятую Богородицу. Их схватили и все тайное стало явным.
Сии слуги дьявола отрицали Божественное Рождество Христово, святые иконы и Крест православный, поносили и святых отцов и святое Евангелие и многое еще делали, о чем и язык не поворачивается говорить. Ему, Дионисию, сам игумен волоцкой Иосиф, обличитель ереси, сказывал о многих мерзостях, еретиками творимых.
Так, один еретик Самсонко, в Новгороде же, пришел к попу Науму и, увидев икону Пречистой Божией Матери, велел ее разбить о землю. Тот взял да и разбил. Потом просфорами они кошку кормили, а тот же поп Наум в другой раз плевался на иконы. Иные же, бывало, обливали иконы помоями и, стоя на них, мылись. «Нет такой хулы и такого ругательства, — говорил игумен Иосиф, — которых не изрыгнули бы эти нечестивые еретики мерзкими языками своими на Единородного Сына Божия, на Пречистую Его Матерь и на всех святых».
Прознав о таких богомерзких делах еретиков, творимых уже многие годы, бывший в то время в Новгороде Великом архиепископ Геннадий ожесточился на них сердцем и встал на защиту веры православной, еретиков изобличал и приводил к покаянию. Многие тогда покаялись ложно, многие на Москву сбежали, но архиепископ Геннадий описал их мерзостные дела и послал грамоту самому великому князю Ивану Васильевичу.
А к тому времени и в самой Москве в ересь впали даже родственники великого князя, а среди них сноха великокняжеская Елена — волошанка, да государев любимец и дьяк посольского приказа Федька Курицын с братом своим Волком.
Грамота новгородского архиепископа открыла глаза великому князю на многие дела еретиков, и он повелел собрать всех архипастырей земли русской на святой Собор.
На Соборе еретики были осуждены и наказаны: иные к покаянию приведены, иные в тюрьму брошены, иные сами разбежались, а многих великий князь отправил в Новгород к архиепископу Геннадию для исправления.
А тот, встретив осужденных отступников за несколько поприщ от Новгорода, повелел всех их посадить на лошадей лицом назад, надеть на головы их берестяные колпаки бесовские с мочалами, да соломенные венцы, а на колпаках повелел написать, что это «воины сатанинские».
В таком срамном виде и водили их по городу перед всем честным народом православным для назидания, дабы впредь такого не бывало, ибо ересь жидовствующих пострашнее латинской будет…
… И вот, хоть и десять лет минуло с той поры осуждения еретиков, а они вновь как змеи повыползали из нор своих и опять принялись бесовским умышлениям хулить веру православную…
… Сам ведь Дионисий тоже пострадал от еретиков через того же самого дьяка Федьку Курицына, когда, работая в кремлевских храмах, недобро отзывался о жидовствующих отступниках. Дьяку донесли, а тот нашептал непотребные слова самому великому князю и тот опалился на Дионисия.
Вот почему Дионисий ушел с Москвы, где после смерти любимой супруги Евдокии не было в душе его покоя, а мысли и рукам работы.
Вот почему он ходит и трудится по монастырям северных городов и весей за сотни верст от людных московских улиц.
… Белый храм на высокой горе открылся неожиданно, когда под самый вечер дорога вывела путников в чистое поле. Солнце уже опускалось по небоскату за дальний лес, освещая новую церковь, которая походила на белую лебедь, плывшую над озерными водами, темными окрестными лесами и низкими домишками монастырского села.
— Вот и добрались, слава тебе, Господи, — остановился Дионисий и первым перекрестился.
А скоро телега иконников въезжала в ворота монастыря, у которых встретил их сам игумен Иоасаф.
— Ладно ли добрались, брат Дионисий? — вопросил он.
