Я нахожусь в весьма дружеских отношениях к Оффенбергу; мы переписываемся с ним весьма часто: я сообщаю ему о всем, что делается в Молдавии, он же, с своей стороны, дает мне советы, каким образом действовать во многих вопросах.
Очень благодарен тебе за награду Романенки и за подъемные деньги: они были мне чрезвычайно кстати, так как с выездом моим из Петербурга дела мои пришли в расстройство, и я получаю нынче из дому едва половину того, что имел при своем собственном управлении.
Положение Романенки довольно затруднительное в Галаце: управляв пятнадцать месяцев консульством, ему неловко оставаться в том же городе секретарем, – он просил меня исходатайствовать ему у тебя, если это только возможно, какое-либо другое назначение (консула или вице-консула).
Нельзя ли сделать что-нибудь для Третера, о котором барон Оффенберг писал два раза в Азиатский департамент (первый раз еще из Ясс 21-го июня под № 61), – он наш главный агент в Галаце, и ему бы хотелось только одного – позволения вернуться в Россию через Новороссийский край, откуда он родом.
В настоящее время ты должен быть в страшном волнении: мне кажется, что жена твоя должна была разрешиться от бремени в ноябре[33], и ты, вероятно, уже начал страдать за нее морально; я сам был в твоем положении и потому очень хорошо понимаю, чрез сколько треволнений проходит муж, пока жена не окончит благополучно своей горькой доли, – но зато сколько радостей предстоит ему после того, как он сделается отцом! С помощью Божьей у тебя, наверное, все окончится благополучно, и ты в скором времени вполне будешь наслаждаться полным семейным спокойствием. Дай Бог тебе и семейству твоему здравия и всякого благополучия.
Не забывай меня, и если найдешь когда-нибудь свободную минуту, то напиши несколько строк душевно преданному тебе другу, для которого высшая награда – одобрение своего доброго начальника.
По гроб преданный тебе
И. Лекс
Яссы
11/18 февраля 1866 г.
Многоуважаемый Николай Павлович.
Я пишу к Вашему Превосходительству на этот раз не как к министру и начальнику, а как к своему однокашнику по Пажескому корпусу, который уже несколько раз доказывал на деле, что, несмотря на свое блестящее положение, он не забывает своих старых товарищей.
При поступлении моем на службу в Азиатский департамент, при отправлении моем в Молдавию и, наконец, при свидании нашем в Галаце я постоянно выражал Вашему Превосходительству желание мое получить место генерального консула в Египте, и Вы всякий раз были столь добры, что обещали мне иметь меня в виду на этот пост в случае, если он будет вакантным. Ныне жена[34] моя уведомила меня по телеграфу, что Лаговский[35] подал в отставку, а потому я снова обращаюсь к Вашему Превосходительству с просьбой не забыть данного мне обещания и назначить меня генеральным консулом в Александрию.
Конечно, я очень доволен настоящим моим положением, которым я обязан Вам, и, откровенно даже сказать, мне очень грустно оставлять теперешний политический пост мой, который гораздо более на виду, чем египетское генеральное консульство, и на котором мне легче было бы сделать карьеру, но мне жаль мою бедную жену, которая уже шесть лет как странствует совершенно одна и здоровье которой не позволяет ей жить в другой стране, как в Египте. Вы, как человек семейный, должны хорошо понимать мое положение, и поэтому я уверен, что Вы сделаете все, что от Вас будет зависеть, для того, чтоб соединить меня с моей больной женой. Наконец, я надеюсь, что и в Египте мне удастся быть полезным министерству и вместе с тем оправдать лестную для меня доверенность Вашего Превосходительства.
Засвидетельствуйте, пожалуйста, мое нижайшее почтение супруге Вашей и княгине Голицыной[36].
С отличным почтением и душевною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою
И. Лекс
Яссы
14 апреля 1866 г.
Конфиденциально
Многоуважаемый Николай Павлович.
Предписание Вашего Превосходительства от 14-го текущего апреля я имел честь получить и очень удивлен был, узнав, что адреса молдаван не достигли до назначения; между тем, я знаю наверное, что все три адреса, копии с которых я имел честь препровождать к Вашему Превосходительству, отправлены были: два – в Константинополь и один – в Париж. Во всяком случае, 3-го апреля молдаване явно выразили желание сепаратизма[37]; хотя демонстрация их и окончилась весьма грустно, но все-таки она доказывает, что в Молдавии не хотят соединения, – удайся только ясская демонстрация, все другие уезды последовали бы за столицей, и не знаю, остался ли бы один валах во всей Молдавии.
Конечно, в настоящее время обстоятельства сложились так, что можно даже согласиться на иностранного принца[38], лишь бы избавить страну от террора красных и произвола неответственного правительства, и, будучи вполне уверены, что принц долго не останется в Бухаресте, и что тогда Турция войдет тотчас же с войсками в княжества и положит наконец предел анархии, царствующей в Молдо-Валахии уже около десяти лет. Красные и даже само революционное правительство громко обвиняют нас в том, что мы создали сепаратистов, и что мы произвели движение 3-го апреля, – рассказывают даже, что я истратил для этого огромные суммы: по словам одних, 16 тысяч полуимпериалов, по словам других, – 80 тысяч полуимпериалов, наконец, в Букаресте доходили даже до 200 тысяч полуимпериалов; теперь у меня являются новые враги, которые в претензии на меня, что имел столько денег, а ничего им не дал!
Тиссо[39] я знаю уже давно как человека весьма ловкого, но он не имеет никакого влияния ни в среде бояр, ни в среднем классе, ни, наконец, на народ; конечно, на его стороне сила, так как он явно поддерживает временное правительство, действующее под влиянием красных. Только со времени приезда его в Яссы правительство дало волю сепаратистам говорить, что им вздумается, и как теперь видно, это сделано было только для того, чтобы возбудить их на движение, воспользовавшись которым, забрать главных деятелей сепаратизма, – народ же избить и зажать рот террором остальным молдаванам. Эта политика удалась, и в настоящее время Франция торжествует в Молдавии, – но надолго ли? – сепаратисты начинают понемногу приободряться духом и не намерены признать себя совершенно побежденными; наконец, офицеры из молдаван недовольны тем действием, на которое их заставило выступить временное правительство, и очень может быть, что они вскоре примкнут к своим отцам и братьям.
Во всяком случае, если явных действий и не последует, то выйдет, по крайней мере, на свежую воду то обстоятельство, что движение 3-го апреля произведено не нами, а, напротив, возбуждено временным правительством вследствие наущений Франции.
Что же касается до английского моего коллеги, то с самого приезда его в Яссы он окружен врагами унии (в чем, между нами сказать, и я несколько причастен), и в настоящее время он гораздо более сепаратист, чем я, – он даже, несчастный, поплатился за это, так как его пробовали было отравить, и он чуть-чуть не умер. Говоря вообще весьма много и все, что он думает, г. Сент-Клер имел неосторожность громко кричать в гостинице, что революция 3-го апреля выдумана временным правительством, что войска действовали бесчеловечно, и что он донесет обо всем министерству. Впрочем, австрийский консул, который обыкновенно весьма осторожен, а все-таки ему подсунули беладону в его кушанье, – и он, и все его семейство были очень больны, и трое докторов подтверждали отраву. Это все осталось, конечно, в секрете, так как мы живем под террором. Я весьма мало выезжаю из дому и вижу у себя более одних русских.
