Дневник

Васька проснулся среди ночи от грохота, раздавшегося из комнаты Никодима. Следом он услышал стон и громкий шепот:

- Ох, чтоб тебя! Как это я? Ой-ей-ей! Больно-то как!

Васька вскочил и бросился на шум.

- Погоди, друг мой Васька, - уже во весь голос произнес Никодим, - еще ты ушибешься! Как это я так неаккуратно?!

- Что, Никодим? Позвать кого? - спросил Васька от двери в комнату.

- Свечу бы засветить, я тут скамеечку не убрал перед сном и свалился через нее.

- Где свечи?

За окном сплошным потоком лил дождь. Низкие тучи спрятали луну, в комнате царила непроглядная тьма.

- Свечи на полочках, около двери, там же и спички. Сможешь зажечь?

Васька уже привык к темноте и различил похожий на мешок силуэт Никодима на полу около кровати. Васька нашел свечи и спички, засветил фитилек, вошел к Никодиму. Тот сидел на полу, прислонившись спиной к кровати, и растирал вздувшийся голеностопный сустав. В открытое окно кельи врывался шум дождя. Ветер колыхал штору, и, казалось, что вот-вот погасит пламя свечи. Васька, прикрывая огонек ладонью, установил на столик под иконостасом свечу, помог подняться старому монаху. На стенах кельи танцевала огромная Васькина тень, крылья топорщились, превращая его в неведомого монстра.

- Может, кого позвать? - спросил Васька, помогая Никодиму лечь в кровать.

- Утром. Пусть спят. Ты мне тряпку в воде смочи, я на ногу положу.

Ведро с водой стояло около двери в келью. Васька зачерпнул старым алюминиевым ковшом воду, смочил тряпку и отнес Никодиму. Тот обернул ее вокруг ноги.

- Льда бы, - сказал Васька.

- Это точно, это ты прав. Есть лед, но в подвале. За ним еще идти надо. Ключника искать. Да ничего, вода будет испаряться и остуживать ногу. Иди, ложись. Досыпай.

Васька вернулся в кровать, но спать совсем не хотелось. Он сел и выглянул в окно. Ливень накрыл горы до самого побережья. Васька наблюдал, как бьют капли по ветвям ленкоранской акации под окном. Он не заметил, как заснул, сидя на кровати и положив на подоконник руки, а на них голову. И снилась ему мама, родной дом, село. Проснулся Васька весь в слезах и с затекшей шеей. Дождь кончился. Солнце сверкало в каплях влаги на листьях отмытой акации. За открытым окном раздавались крики первых проснувшихся птиц. Сначала редкие, потом все чаще. Наконец, птичьи голоса слились в разнокалиберные нестройные звуки, как в опере, когда оркестр настраивает инструменты перед увертюрой.

В соседней комнате стонал Никодим. Под окнами появились первые проснувшиеся монахи, спешащие на послушание. Васька вылетел в окно и бросился к идущему мимо иноку:

- Помогите, там Никодим ногу повредил, - почти кричал он.

Монах кивнул и ответил:

- Сейчас, лекаря пришлю.

Васька влетел обратно в окно. Он прошел в комнату к Никодиму. Повязка на ноге монаха высохла, сам больной страдальчески посмотрел на Ваську и сказал:

- Без меня поведешь инока к буку. Я не смогу, - Васька кивнул. - Да смотри, в дупло не заходите. С ним еще разобраться надо. Если это окно в другое время, надо же домой попасть тютелька в тютельку, а не абы как.

Только тут Васька понял, что монахи хотят его домой отправить. Прибежал молодой монах, он осмотрел ногу Никодима, пощупал длинными пальцами, покрытыми рыжими волосками, покрутил вправо-влево, согнул, разогнул в голеностопе. Никодим при этом морщился, но ни разу не застонал. Лекарь поцокал языком, покачал головой, достал из принесенного с собой мешка флакончик с каплями молочно-белого цвета, оценивающе окинул взглядом громоздкую фигуру пациента, сказал:

- Как бы не весь пузырек на тебя надо, - накапал, дал выпить старику, приговаривая: - Пей, это мак, сейчас боли не станет, я лангету положу. И объедаться прекращай, а то раздулся уже... Недели две тебе валяться придется. А с таким весом... опасно это... Да и ушибы долго заживают.

Васька наблюдал, как монах под стопу и голень подложил странную конструкцию из проволоки, обтянутой тканью, туго забинтовал. Лекарь повернулся к Ваське и велел:

- Вот эти капли, - он поднял вверх пузырек, - взболтать и по десять капель два раза, пока я не приду посмотреть больного. Садиться в постели можно, ноги вниз не опускать. И вообще, что бы он тебе ни говорил, повязку не снимать и не ослаблять. Если отечет нога или, не дай Господи, посинеет, сразу зови меня. Понял?

Васька кивнул. Лекарь поправил подушку под головой Никодима и ушел. Никодим попросил Ваську дать бумагу и карандаш, написал записку, сказал:

- Иди к настоятелю. Отнеси.

Васька прибежал к корпусу трапезной и остановился. Он никогда один не входил в эти торжественные, с тонкой резьбой деревянные двери. Васька переминался с ноги на ногу, ругая себя в душе за нерешительность, но так и не взялся за ручку. Стали подлетать школяры, те самые, с которыми вчера познакомился. Они громко переговаривались, кто-то легонько стукнул Ваську по плечу, второй кивнул. Они смело отворили двери, и Васька проскользнул следом. Прошел уже знакомой анфиладой комнат к покоям настоятеля, постоял под дверью, дожидаясь - может, кто придет. Но никого не было. Поднял кулачок и робко постучал. Через пару минут дверь открыл уже знакомый Ваське молодой монах.

- Что, Васька? - спросил он.

- Никодим велел записку настоятелю передать, - Васька протянул бумагу.

- Ну, пойдем.

Васька робко, бочком вошел в комнату. Настоятель сидел за большим круглым столом, вооружившись лупой, и читал какую-то тетрадь в блеклой зеленой клеенчатой обложке, с пожелтевшими от времени, неровными по краям листами. Он недовольно взглянул на Ваську, спросил:

- А где Никодим?

- Вот, - Васька протянул записку, - не может он, ногу повредил.

- Вечно с ним что-то не так! - возмутился настоятель, забирая записку, бегло пробежал глазами по строчкам, сказал - Макс, придется тебе с Васькой одному идти к старому буку. А я с этим древним фолиантом к Никодиму. Серьезно старик упал. Лекарь даже шину наложил.

Настоятель поднялся, поправляя дряхлую рясу. Свернул тетрадь трубочкой и вместе с лупой спрятал в огромном кармане.

- Поешьте сейчас и ступайте. В дупло не входите ни в коем случае. Просто внимательно все осмотри. И внутри, голову всунь, а ногу туда не заноси! Знаю я вас, любопытные! Может, какая зацепка найдется?

Настоятель стремительно, будто молодой, вышел из комнаты.

- Пойдем поедим, - позвал монах Ваську.

***

Никодим дремал. Он нашел удобное положение, когда не болела нога, и старательно берег его. В келье пахло жженым воском. Тоненькая свечка, зажженная Васькой перед уходом, догорела, и в сером утреннем мареве огарок чадил, пуская кверху тонкий белесый дымок. Никодим любил запах догоревшей свечи. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Это был настоятель. Он не скрывал раздражения, был зол. Но говорить сразу не смог: мешала одышка.

- Здравствуй, - сказал Никодим, - а все потому, что зарядку не делаешь.

- Отстань, - настоятель грузно опустился на стул около кровати, вытирая выступившие на лбу капельки пота, - вот душа у меня не на месте.

- Что ж так? - Никодим с жалостью разглядывал покрывшегося красными пятнами друга. Еще бы, ровесники, а насколько он - Никодим - сильнее! А все дороги. То туда пешком, то еще дальше. Летал Никодим редко - тяжело с его-то весом, но ходить по горам, тренировать и сердце и ноги, да и голову тоже, упрямо не переставал. Хотя уже столько раз предлагали то в ключники, то в смотрители спален уйти. Отказывался. И сейчас: полежит недельку, и пойдет снова.

- Нашел я эту тетрадь, нашел! - настоятель решил не спорить, а сразу перейти к делу.

- Какую? Не помню.

- Да ты можешь и не знать. Дневник майора. Может, эти дети, наш Васька и та девочка, что в городе видели, попали сюда не случайно? Понимаешь?