- И что, неужели абсолютно все заводские вот так покорно дарили деньги мошенникам?

- Нет, конечно! Умные люди быстро просекли эти расклады, и тоже активно скупали векселя. Но, как ты сам понимаешь, что с посторонними кредиторами директор был куда менее любезен, и торговался с ними в пух и прах, так что самым фартовым и упертым удавалось содрать с него от силы процентов сорок, да и то редко. Обычно им приходилось довольствоваться третью, а то и четвертью номинальной стоимости, и выручить удавалось всего лишь жалкие крохи - они же выкупали не по двадцать процентов за сто, а дороже, иначе людям не было бы смысла к ним обращаться. Так что конкуренцию ограничивать директор мог, особенно не напрягаясь.

Васильев и Сергеев недоуменно переглянулись, в их глазах читалось недоумение от такого наглого воровства, но чувствовалось и невольное уважение к оборотистым дельцам, способным в считанные месяцы сколотить такие состояния, что им обоим, со всеми их рисками и опасностями, не светило даже за долгие десятилетия. Радован же сидел, внимательно вслушиваясь в каждое слово рассказчика, и ощущал в душе примерно то же самое, что и офицеры.

- И сколько же в месяц директор таким макаром себе в карман складывал? - спросил Андрей, и в голосе его чувствовалось, насколько молодой человек заинтригован захватывающей историей масштабной аферы.

- Суди сам - в месяц рабочий самой низкой квалификации заколачивал никак не менее сотни балтов, за каждый разряд ему полагались надбавки. О мастерах, инженерах и прочих руководящих кадрах низшего звена и говорить нечего - меньше двух сотен, а то и трех, они точно иметь не могли. А народу там трудилось не то три, не то четыре тысячи, если не больше. Так что суммарно директор мог воровать две-три сотни тысяч балтов с каждой выплаты, и капиталец в несколько миллионов был способен создать за считанные годы. Так что пайщиком он вполне мог стать, вдобавок, он все же куда лучше разбирался в технических вопросах, чем наш меховщик, и это придавало ему дополнительную ценность как потенциальному партнеру.

- Значит, они быстро нашли общий язык и вскорости ударили по рукам?

- Конечно, Андрей, конечно! А еще, ты подумай, для заводского директора с ежемесячным окладом в пятьсот балтов, ну, с надбавками выходила тысяча с небольшим, первостепенной задачей было наворованные денежки куда-то пристроить, и выгодно разместить их за пределами республики - далеко не худший вариант, согласись.

- Что верно, то верно.

- Впрочем, как бы банально это ни звучало, - продолжил дядя Матвей, - справедливость восторжествовала, и довольно быстро. Спустя примерно год после этой сделки на завод нагрянула проверка, хотя до этого за несколько лет никто и не думал контролировать расходы дирекции. Сдается мне, меховщик приложил к этому руку, ему это было выгоднее, чем кому бы то ни было - он же прекрасно понимал, что когда директор отправится в тюрьму, ни он сам, ни его родственники управлять капиталом не смогут, и рассчитывать на помощь государства им не придется - напротив, они будут вынуждены всеми правдами и неправдами доказывать свою непричастность ко всем аферам, чтобы не отправиться следом за колючую проволоку. Значит, в этом случае восстановленный комбинат достанется ему. Правды, конечно, мы уже никогда не узнаем, но факт остается фактом - директора закрыли, а меховщик стал единоличным хозяином прибыльного бизнеса. Увы, ненадолго, спустя пару лет после отправки партнера за решетку меховщик был застрелен в своей петроградской квартире. Видимо, меховую торговлю он тоже не забросил, потому что в столицу он наведывался, по слухам, довольно часто.

- Не обязательно. - возразил Сергеев.- Он же наверняка поставлял руду, в том числе и в Петроград, так что бывать в столице Балтии ему приходилось и без мехового бизнеса.

- Может быть, это не так уж и важно. Важнее то, что наследников этот самый убиенный меховщик не оставил, а комбинат еще добрых тридцать лет мотало из рук в руки словно придорожную проститутку, пока, наконец, не появился долгожданный крепкий собственник - нынешний хозяин, некто Авакумов Валерий Павлович, вернувший на предприятие хотя бы видимость стабильности. Надо заметить, что двадцать процентов акций он благоразумно пожертвовал казне Вольного города Мурманска, чем обеспечил себе надежную "красную крышу". Такая жертва того стоила - руда была хлебным бизнесом, и разделять судьбу своих предшественников, взявших ни с того, ни с сего моду вешаться, вскрывать себе вены и падать на нож, причем падать по нескольку раз и каждый раз в новой позе, Авакумов не собирался. Как ни странно, эта мера сработала - лезть на комбинат, опекаемый государством, стало гораздо более опасно и гораздо менее выгодно, и уже почти два десятилетия Авакумов сидит в своем кресле, считает барыши, откатывает кому следует, а главное, за весь период своего руководства на него не совершено ни единого покушения.

- Круто! И что, такой вот матерый директор у себя на предприятии воровство в тихую развел?

- Нет, вряд ли. А вот среди замов и прочих манагеров такое есть - сам же знаешь, на хлебных местах народ обычно с гнильцой. А местечки там просто черно-икорные, не то, что хлебные!

- Дядя, все-таки тебя так и несет на разглагольствования! Скажи мне - каким боком здесь оказался Вексельман, и на какие шиши он закупает оптовые партии серебряных слитков?

- Да что непонятного-то? Я тебе просто дал краткий экскурс в историю вопроса, а то ни ты, ни Сергеев матчастью не владеете. Тебя удивляет, что снабженцы иногда тырят все, что плохо лежит, и сбывают сырье налево? Вроде ты не вчера родился, мальчик.

- Доказательств у нас все равно нет, это ведь только слухи, - пробормотал Сергеев, очевидно, лелея смутную призрачную надежду упрятать ненавистного командира за колючую проволоку.

- А хоть бы и были, - заметил Васильев, - неужели ему что-то можно предъявить? Хищение совершил снабженец, а не полковник.

- Я вам больше скажу - у снабженца наверняка в Мурманске на кого-то из родственников оформлена конторка, через которую серебро и прогоняется. Схема, скорее всего, такая - снабженец списывает недостачу, списанное сырье вывозится и ставится на баланс карманной фирмочки, от имени которой снабженец и заключает договор с Вексельманом. У полковника, я думаю, тоже есть оформленный на отца или еще на кого-то фиктивный бизнес, деятельность которого и состоит в закупках драгметаллов из Мурманска. Так что если взять нашего полковника за яйца, то он попросту скажет - мол, бизнес не мой, а семейный, и того, что скупали ворованное серебро, мы знать не знали. Правда, ему можно теоретически пришить контрабанду, но это еще доказывать нужно, и мы ведь не знаем, возможно, там есть какой-то посредник, через которого осуществляется провоз серебра через северную границу.

Все трое замолкли. Васильев и Сергеев то и дело переглядывались, а дядя Матвей взял паузу и достал из небольшого, лежавшего у него в ногах портфельчика бутылку минеральной воды, сделал хороший глоток, причмокнув от удовольствия. Тут взгляд Васильева упал на Радована, о присутствии которого он словно забыл.

- А ты что уши греешь, младший сержант?

Радован же словно не ожидал, что к его скромной персоне будет проявлена хотя бы толика внимания, и не нашелся, что ответить. Его неожиданно выручили.

- Андрюх, расслабься, - примирительно проговорил Анатолий, - он же свой, в теме. Ты ж не забыл, что мы все вместе учудили не так давно?

- Вы даже не представляете, насколько он в теме. Радован Обренович, не так ли? - обратился дядя Матвей к Радовану.

- Да, - коротко ответил Радован. Поскольку на военного человека дядя Васильева не походил, и одет был в штатское, формулировку "так точно" употреблять он не счел нужным.

- Всего семнадцати лет от роду, а взгляд такой тяжелый, - проговорил дядя Матвей, - и уже младший сержант. Растешь, уважаю. Как звали отца твоего, сержант?

- Бранко ...

- Похоже, был знаком с ним.