С трудом отбили очередную атаку архангельцев, разъяренных жуткими потерями. Противник подтащил пулеметы, выплевывающие смертоносные очереди. Бронебойные патроны крошили кирпичные стены, ставшие небезопасными укрытиями - даже в лазарете уже убило нескольких раненых, прошитых насквозь смертоносным свинцом.

Васильев, прекрасно понимая, что теперь отсиживаться бесполезно, скомандовал на время отойти из зданий, затем спланировал контратаку. Несколько человек заняли позиции с пулеметами, к четырем имевшимся добавилось еще три трофейных, после чего залпами начали бить по бойцам княжества, командир которых, похоже, решил, что после такого-то обстрела вряд ли кто-то из балтийцев сможет продолжать сопротивляться.

Надо ли говорить, что плотный огонь семи пулеметов сделал свое кровавое дело, накрыв обескураженных архангельцев волной смерти. Когда вражеские бойцы залегли, ища укрытия от свинцового вихря, Васильев приказал атаковать.

Измотанные балтийцы, которых осталось не более полусотни, оставив в резерве десяток легкораненых товарищей, силами по сути одного взвода двинулись вперед, на ходу рассредоточившись и стараясь быть не менее чем в пяти метрах друг от друга. Чертыхаясь, спотыкались от усталости, падали в грязь и снова поднимались, стреляли короткими очередями, выцеливая залегших врагов. Те вяло отстреливались, и то и дело кто-то из роты Васильева с криком падал наземь, но они продолжали идти и стрелять. идти и стрелять, перезаряжая на ходу оружие. Идти и стрелять! Им было плевать, что у противника больше сил, что противник может не считаться с потерями, а у них каждый ствол был на счету, что боеприпасы почти на исходе. От победы зависела их жизнь, но они уже не думали ни о жизни, ни о победе. Они были слишком измождены, чтобы вообще о чем-то думать, и просто молча выполняли команды Васильева и Максима Матвеева, единственного из взводных, остававшегося на ногах.

Матвеева Радован недолюбливал за его щегольство и некоторую заносчивость, за его показное богатство и любовь к статусным предметам роскоши, за то, что его отец, Матвеев-старший, был отставным генерал-лейтенантом, а ныне преуспевающим бизнесменом и владельцем контрольного пакета акций одной из крупнейших частных военных компаний Балтийской республики. Но сегодня Радован волей-неволей вынужден был признать, что этот смазливый красавчик весьма неплохой офицер и далеко не трус. Сейчас он, такой же оборванный, грязный и чумазый, как и они все, отличался от остальных балтийцев только лейтенантскими звездочками на погонах.

Невдалеке Радован заметил Федьку Скоробогатова и троих его неразлучных подельников. В отличие от большинства уцелевших балтийцев, их форма была грязноватой и мятой, но следов крови или синяков на них заметно не было. Не иначе как отсиделись где-то в подвале, подумал Радован, и вылезли лишь тогда, когда Васильев неизбежно обнаружил бы их пропажу во время зачистки поселка, а потом им пришлось бы долго и безрезультатно оправдываться перед ротным, какого хорошего дела они решили отсидеться, когда погибали их товарищи.

Перегревшийся АКМ в руках Радована заклинил, парень отшвырнул его, вытащил полупустой магазин, сунул в карман. Подобрал валявшийся на земле "калаш", принадлежавший неизвестно кому - своему или чужому, машинально перезарядил его и пошел дальше, стреляя от пояса в увиденных архангельцев. Зацепив как минимум троих, разрядил очередную обойму, заменил ее, дал еще пару очередей, и обойма снова опустела. Как назло, она была последней, той самой, которую он достал из заклинившего АКМ.

Отбросив бесполезное оружие и отыскав глазами очередного противника, Радован упал на одно колено, выхватил ТТ и начал стрельбу. Попал он или нет, было неясно, но архангелец, в которого он целился, вскрикнул и откатился за ближайший ствол дерева, пропав из поля зрения Радована.

- Гранаты броса-а-ай! - это треснутым голосом приказал Васильев, и десятка полтора гранат рухнули где-то за развалинами, призванные добить отступавших архангельцев. Услыхав ставшие уже привычными взрывы и крики раненых, а также летящие во все стороны комья взрыхленной земли, Радован продолжил поиск новых врагов, но его усталый взгляд уже никого не находил.

- Отходим! - поступил новый приказ командира роты, и бойцы попятились назад, держа наготове оружие. Но враги уже и не думали продолжать бой и откатились назад, под сень густого леса - потери, нанесенные им балтийцами, были просто немыслимы.

Но радоваться было рано, да и особых причин на то не предвиделось. И пусть они сегодня отправили на тот свет более четырехсот архангельцев, но и потери роты были огромны - сегодня в строю осталось тридцать семь человек, не считая еще сорока двух раненых, из которых более половины навсегда останутся калеками. Молодые парни, которым еще жить да жить, теперь либо будут гнить в негостеприимной архангельской земле, либо до самой смерти влачить жалкое существование.

Радован невольно подумал, насколько сейчас тяжело Васильеву, по сути потерявшему свое подразделение. Как тяжело Матвееву, от взвода которого осталось всего двенадцать человек, из которых семеро лежали сейчас в лазарете. Как мучается раненный в колено лейтенант Славка Степанов - ему наверняка придется ампутировать ногу. Да и их взводный сейчас без сознания и неясно, выживет он или нет. А командир третьего взвода Арсен Бигларян погиб еще до сегодняшнего боя и уже был зарыт подчиненными во дворе одного из опустевших домов на окраине Сямжи, где они устроили кладбище.

Отгоняя грустные мысли, Радован устало направился в лазарет. Каким-то чудом на нем не было ни царапины, но надо было проверить Ваську Головачева, а заодно узнать, как дела у Москаленко. Впрочем, худшее на сегодня было позади, и в этом парень уже не сомневался.

Глава 16.

Цена успеха.

Архангельцы на новый штурм не решались уже более суток. Суммарно они потеряли не менее семисот солдат, и это отрезвило командира княжеских войск, заставляя воздержаться от новых атак. Стало очевидно, что силы балтийского гарнизона явно были недооценены протвником, а упорство, с которым балтийцы отбивались от превосходящего по всем статьям противника, свидетельствовало, что скоро к ним должны подойти подкрепления.

Примерно так Радован объяснял себе и товарищам сегодняшнее затишье. День прошел на удивление спокойно, и лишь с наступлением сумерек изредка раздавались провокационные выстрелы. Но пулеметами архангельцы их уже не обстреливали, видимо, с боеприпасами у них тоже не все было благополучно.

Поэтому архангельцы сменили тактику - в бинокль, доставшийся от убитого во время штурма вражеского офицера Радован заметил группу вояк, патрулировавших подходы к Сямже, в том числе со стороны трассы, ведущей из Вологды. Радован попробовал уговорить Васильева дать разрешение его пятерке на ночную вылазку, но получил категорический запрет - людей осталось слишком мало, чтобы губить их в бесполезных перестрелках.

Сперва немного расстроившийся, Радован спустя некоторое время понял, что командир роты был, в общем-то, прав. Ну чего могли добиться ребята? Удаль проявить? Допустим, убили бы они нескольких солдат, но неужели им позволили бы полностью деблокировать трассу? Конечно же нет, и любая молодецкая выходка была лишь ненужным риском и пустой тратой боеприпасов. Впрочем, за мужество командир его все же похвалил и даже разрешил Радовану забрать с собой один из трофейных пулеметов, что было неожиданно щедро.

Васильев, конечно, велел собрать трофеи, но осмотр покойников ожиданий не оправдал. Оружия, спору нет, подобрали немало, а вот патронов раздобыли ничтожно мало. У Радована осталось лишь три магазина к АКМ, около сотни патронов - россыпью, и пара обойм для ТТ.

Радован со своей пятеркой занял один из домов возле продовольственного склада. Голод им не грозил, а теперь, с учетом их сильно сократившейся численности, они могли не беспокоиться о пропитании ближайшие недели три. Васильев, пользуясь возникшей передышкой, разрешил разжечь костры и приготовить нормальную пищу - давиться сухпайками бойцам уже надоело. Перекусили знатно, хотя настроение было таким, что некоторым из них кусок в горло не лез.