Вот гад! Да он издевается! А я-то было обрадовалась, увидев, что он успокоился. Наивная. Оказывается, миролюбиво настроенный ударник Рельефа – еще хуже, чем он же, вышедший на тропу войны. Психуя, он хотя бы просто орет, а так еще и ядовито язвит. Как его Романыч вообще терпит? О том, что Романыч благополучно вот уже лет двадцать терпит вторую язву в моем лице, я предпочла в тот момент не вспоминать. Я уже начала было открывать рот, чтобы в цветистых метафорах рассказать нахалу, где я видела его вместе с его барабанами, но вдруг увидела, как Дэн утвердительно кивает головой в ответ на риторический, как мне казалось, вопрос панка. Вот теперь совсем не поняла – это солнышко, этот мальчик-колокольчик, эта мечта любой тещи, он что, их клавишник?!
Я так оторопела от этого открытия, что забыла, что хотела только что ответить ударнику. За что тут же поплатилась.
- Эй! Алекс Юстасу – мы прослушиваться будем или похаваем и мирно разбежимся?
- Не дождешься!
Я тяжело вздохнула и начала стягивать с себя туфли, краем глаза заметив согревшую мне душу затрещину, которую сидевший на широком подлокотнике дивана Романыч отвесил этой ехидне. Впрочем, внимание всех присутствующих тут же вернулось ко мне. Проследив за благополучно снятой обувью, четыре пары глаз синхронно поднялись вверх и застыли на уровне треклятой юбки. Хан начал расплываться в уже знакомой мне улыбочке, а Шес выразительно приподнял проколотую штангой бровь. Даже Романыч замер в каком-то маниакальном ожидании. А вот фиг вам! У меня было время, чтобы все продумать, так что получи фашист гранату – нарочито томно потянувшись всем телом, чем заставила пирсингованую бровь подняться еще выше, я встала с кресла и, подняв с пола чужую черную толстовку, направилась к барабанам. Не спуская глаз с их заинтригованных лиц, я аккуратно закрыла кофтой свои ноги и только после этого опустилась на табурет, уже под прикрытием своего импровизированного передника задирая юбку так, чтобы не мешала. Четыре крайне разочарованных вздоха и бровь, доползшая чуть ли не до середины лба, были мне наградой. Полюбовавшись еще несколько секунд на их физиономии, я уточнила, копируя интонации Шеса:
- Эй! Юстас Алексу – мы прослушиваться будем или похаваем и мирно разбежимся?
Если честно, то я ожидала, что после такого рокер опять психанет, но неожиданно в его зеленых глазах мелькнуло что-то очень похожее на улыбку, и он, вернув бровь на место, великодушно разрешил:
- Ну, давай.
- Что давать?
- А что ты можешь? – брюнет явно забавлялся. Вот паразит!
- Могу сбацать на барабанах, – я решила поддержать игру.
- А еще? – это он о чем сейчас?
- А еще могу не бацать на барабанах.
- Мда... Не густо... Ладно, бацай.
- Что бацать?
- А что ты можешь? – опять двадцать пять, ему что, ноты дать лень. Или он хочет, чтоб я играла собственный репертуар? Ну ладно, сам напросился.
И я, задав себе босой ногой ритм, начала выбивать ту единственную композицию, которую действительно знала от и до, которую могла играть часами, когда на душе было херово или требовалось сорвать злость. Палочки в моих руках летали над барабанами, а я целиком и полностью отдалась во власть того всепоглощающего чувства эйфории, которое испытывала только за ударными или разгоняя свой байк до запрещенных законом скоростей. Что сказать? Только то, что я девушка со странностями, как в два голоса утверждают Романыч и Олежек. Удар, удар, еще, тарелка, мелкая дробь на томе. Хорошо-то как... А что до того, что именно я играла, так сам же сказал сбацать, что могу. Ну вот.
Я подняла глаза на четверых своих слушателей, предвкушая вполне заслуженную головомойку. Романыч, как и ожидалось, со скучающим видом колупался в своем телефоне. Дэн и Хан так же ожидаемо офанаревшими глазами пялились на меня, и на их лицах было буквально написано большими непечатными буквами “ты это серьезно?”, но вот хамовитый ударник... Он абсолютно не выглядел рассерженным или хотя бы удивленным, наоборот. Странно, но я бы сказала, что он выглядел как человек, с огромным трудом сдерживающий смех. Пока я пыталась разобраться, с чего бы Шесу так веселиться, он, наконец, совладал с собой и предательски подрагивающим голосом спросил:
- Это что, была “Мурка”? – я, соглашаясь, кивнула. Надо же, узнал.
- А ты слова знаешь? – еще не понимая, куда брюнет клонит, я снова кивнула.
- Тогда еще раз, но теперь пой, красавица!
Это еще зачем? Я непонимающе уставилась на ударника, подозревая какую-то каверзу, но неожиданно встрял Хан.
- Шес, кроме ударных, делает еще и бэк-вокал, так что нам надо убедиться.
- Ясно. Тогда позвольте откланяться, я абсолютно не умею петь, – помните, что я рассказывала про Ромку и пение? Так вот по сравнению со мной он вообще Шаляпин. Я с некоторым сожалением начала вставать, когда голос опять подал брюнет.
- Так ты и на ударных играть не умеешь, это же тебя не останавливает. Садись, давай. Еще раз и с песней!
Ах, так? Ну, держитесь! И я запела. Мне не дали добраться даже до конца первого куплета. Дэн, всхлипывая, сполз на пол, Шес дико ржал, уже абсолютно не скрываясь, а мой, с позволения сказать друг, эта зараза Романыч, потребовал пристрелить меня, дабы не мучилась и не мучила остальных. Я с запозданием сообразила, что даже если этот паразит и в самом деле поет, сломанная рука вряд ли может ему в этом помешать, а значит, надо мной открыто и со вкусом поиздевались. Судя по всему, прослушивание я с громким треском провалила. Что практически сразу же подтвердил Хан:
- Вика, это было шедеврально. Но, к сожалению...
Что там “к сожалению”, он сказать не успел, потому что его самым наглым образом перебил Шес:
- Хан, она остается, – и, глядя на меня с прямо-таки маниакальным блеском в глазах, “пояснил”: – Я ее хочу.
- Хозяин – барин, – тут же согласился бритоголовый и, повернувшись к Дэну, добавил: – Звони Гудвину и Димону, у нас есть ударник.
Я смотрела на них, все еще не веря в происходящее. Я же этого и хотела, да? Так почему мне кажется, что я крупно, прямо-таки катастрофически, влипла?
====== Глава 6 ======
Ну, предчувствия предчувствиями, а работу я-таки получила, так что, засунув свою интуицию подальше и понадежнее и выпихнув вперед свое второе счастье, в смысле – наглость, решила поинтересоваться материальной стороной вопроса:
- Так, значит, вы меня возьмете?
Шес, обсуждавший в это время что-то с Боженовым, хитро ухмыльнулся и непонятно уточнил:
- Мы? Все, что ли? – да у него еще и мания величия? Хочет подчеркнуть, что он такой крутой и столь серьезные решения принимает единолично? Ну ладно, мне что, подыграть его самомнению сложно?
- Хорошо. Ты меня возьмешь?
- Что, прям здесь? – зеленые глаза округлились в деланном испуге, но тут же сощурились назад, когда Дэн, коротко ругнувшись, отвесил ему смачный подзатыльник, заставив ударника зашипеть. Очень надеюсь, что не только от неожиданности.
Пошляк хренов, да что он себе позволяет? От тирады по поводу кое-чьего спермотоксикоза меня удержало только понимание, что этот спор мне точно не выиграть. Судя по всему, язык у этой ехидны подвешен что надо, а подобные баталии – его любимое развлечение. Одно радует, точнее два – во-первых, остальные, кажется, вполне вменяемые, хотя, признаться, и со странностями, а, во-вторых, все это только на пару дней, как-нибудь вытерплю, не кисейная барышня, чай. А потом пускай катится ко всем чертям упражняться в изящной словесности на ком-нибудь другом. Мне деньги нужны, и это – не самый тяжелый способ их заработать. Медленно выпустив воздух сквозь сцепленные зубы и теперь уже тщательно взвешивая каждое слово, я продолжила:
- А теперь серьезно – кто мне заплатит?
- Гудвин, – ответил Хан, поморщившись и отодвинувшись от возившихся на диване панка и солнышка.
- Когда? Я предпочитаю сегодня, но если это проблема, можно завтра утром, – знаю, наглость – мое второе имя, но хочешь жить – умей вертеться.
