В день убийства, всего лишь через час после нашего с ним разговора, мэр был отстранен от власти. Стэв Гэпток с тремя подручными поднялись в кабинет мэра и арестовали его. После этого по общей связи было объявлено о срочном созыве Совета Сэлха. Восемь из одиннадцати Советников, явившихся на совещание, проголосовали за смещение мэра и передачу власти Чрезвычайному Комитету во главе со Стэвом Гэптоком, трое, голосовавшие против, были арестованы и вместе с мэром отправлены на машине Гэптоков в неизвестном направлении. В состав Чрезвычайного Комитета кроме Гэптока вошли начальник милиции Фонбраум и Ба-Кмона - иммигрант, прибывший вместе со мной на "Раногосте" и еще не нашедший определенных занятий. Чрезвычайный Комитет тут же обнародовал свои первые постановления, разработанные, видимо, еще накануне. Было объявлено об организации ополчения, о запрете на передвижения внутри острова и о запрете покидать его территорию. Было объявлено также о создании специальной комиссии для расследования убийства Крандалоса. Уже через полчаса люди с милицейскими повязками - их оказалось гораздо больше, чем было две недели назад, когда в поселке собралось чуть не все население планеты - патрулировали на улицах поселка, на стоянке и у складов мэрии между поселком и посадочной площадкой, где приземлялся "Раногост".
Только после всего этого, через два с половиной часа после переворота, я был официально проинформирован о случившемся. Мне рекомендовалось не покидать Станции Связи до особого распоряжения и сотрудничать с Чрезвычайным Комитетом как с правительством Сэлха. Для охраны Станции - а скорее всего, чтобы исключить возможность моей связи с оппозицией - на холм был направлен наряд милиции из трех человек.
Конечно же, мэру было не справиться с такой силой. Уже к вечеру был опубликован указ, объявляющий вне закона всех кернеммитов и всех, кто стал бы их укрывать или оказывать содействие, а на комиссию по расследованию убийства Крандалоса были возложены функции выявления и ликвидации кернеммитов. Один из них - старый Лэн-Куа - на свою беду оказался в поселке и был тут же повешен перед зданием мэрии. Чрезвычайный Комитет взялся за дело круто, и казалось, что через несколько суток он будет полностью контролировать ситуацию на всей планете.
Но с казнью Лэн-Куа они поторопились. Сказалось, видимо, недостаточное понимание ими местных условий - лишь Фонбраум из трех членов Комитета родился на Сэлхе. Комитет - да и я, признаться, тоже - считал, что любая возможная оппозиция полностью дезорганизована. Нам, гражданам Метрополии и выходцам из Метрополии, свойственно недооценивать способности населения окраинных планет. Зачастую это приводит к ошибочным действиям.
Так получилось и на сей раз. Той же ночью оппозиция нанесла ответный удар. Меня разбудил грохот взрывов - следящая система Станции была настроена на внешний обзор - и я узнал о том, как начиналась атака лишь наутро, из разговора с Фонбраумом по кабельной связи. Оказалось, что отряд повстанцев - так стали называть их сторонники Чрезвычайного Комитета используя, видимо, светоусилители, захватил ночью холм, на котором стояла Станция, и оттуда повел прицельный снайперский огонь по охране, выставленной у особняка Крандалоса. Власти превратили особняк в тюрьму, и туда в течении дня упрятали около полусотни неблагонадежных из числа жителей поселка. После того, как охрану перебили - а это было сделано практически бесшумно, поскольку они пользовались глушителями, и поэтому тревоги не вызвало - повстанцы подвергли поселок ракетному обстрелу. Основной огонь нападающие сосредоточили на ретрансляторе и стоянке, но часть ракет они выпустили по самому поселку, что вызвало многочисленные пожары и панику. В создавшейся неразберихе заключенные сумели бежать в сторону холмов, прихватив с собой оружие охранников. Ретранслятор был уничтожен, равно как и все машины на стоянке. Отряд повстанцев, совершивший налет, сумел отступить без потерь.
Так переворот превратился в гражданскую войну.
Наутро повстанцы предприняли новую атаку. На этот раз они ударили по мэрии, где были сосредоточены основные силы ополчения. Правда, успех этой атаки оказался незначительным - сказывалась неопытность тех, кто руководил ею. Но им удалось, потеряв нескольких человек, прорваться к зданию и закидать его самодельными зажигательными устройствами. Отступая, они потеряли еще около десяти человек, но цель нападавших была достигнута мэрия заполыхала. Этот ход стоил принесенных жертв - без архивов мэрии невозможно было установить, кто из жителей Сэлха может нести в себе кернеммитские гены.
Повстанцами явно руководила чья-то опытная рука.
Но после того, как загорелась мэрия, я потерял всякую связь с внешним миром, и мне оставалось лишь одно - наблюдать со стороны за боевыми действиями. Что я и делал в течении пяти последующих суток. Правда, разобраться в том, что же происходит, в моем положении было весьма затруднительно. Я видел, как поселок переходит из рук в руки, как его обстреливают то из неведомо откуда взявшихся безоткатных орудий, то какими-то, наверное самодельными ракетами, как вдоль улиц, стреляя и падая, бегут люди. Но я не понимал сути происходящего, не понимал, что стоит за их действиями. В этой неразберихе непонятно было, кто на чьей стороне, кто и зачем нападает, кто и как маневрирует. Я мог лишь догадываться, что, наверное, и сами воюющие не всегда понимают, что же они делают и зачем они это делают, что большинство из них вообще попросту не разбираются, на чьей они стороне. Люди внизу, казалось, просто обезумели. Я видел, как на третий день из-под развалин одного из домов выбрались, размахивая белыми тряпками, человек двадцать, среди них несколько детей. Они были безоружны, и они хотели уйти из поселка, но уже через сотню метров по ним начали стрелять. Я не знаю, сумел ли кто-нибудь из них выбраться из этого ада, но то, что более половины полегло тут же, на улице - это я видел своими глазами.
Страшнее всего были снайперы. Они засели на всех удобных позициях, окружавших поселок, и день и ночь держали его на прицеле. Некоторые из них - как те, что сидели сейчас в развалинах конторы Службы Связи - не разбирали, в кого они стреляют - им это было безразлично. Рай, сущий рай, не раз вспоминал я, глядя на обугленные развалины и на заваленные трупами улицы поселка. Рай, сущий рай.
Но все это не могло продолжаться бесконечно. И вчера к вечеру стало заметно, что поселок здорово опустел. Перестрелки на улицах вспыхивали все реже и как-то упорядочивались. Было видно, что ополченцы, засевшие в начале в районе складов, постепенно продвигаются среди развалин к центру поселка, укрываясь от огня за обломками стен, и сопротивления им никто почти не оказывает. Повстанцы, видимо, вывели свои силы, и теперь только снайперы сдерживали продвижение ополченцев.
Но бои шли не только в поселке.
По ночам горизонт на севере озарялся заревом пожаров. Днем столбы дыма поднимались над холмами. Иногда слышались разрывы. Я догадывался, чьи дома и фермы горят, но не понимал, кто же берет верх, не понимал, что же вообще происходит. Мне надо было выбраться отсюда, выбраться во что бы то ни стало, пока не утерян совершенно контроль над ситуацией. Мне надо было выйти из Станции.
Но снайпер, засевший в мэрии, следил за мной. Я чувствовал - он ждет, когда я выйду.
Возможно, я ошибался. Возможно, это самообман. Но я боялся не доверять этому чувству. Потому что даже полная защитная форма не спасает от прямого попадания, скажем, ниаритовой пули.
Пару раз за эти дни над поселком пролетали на большой скорости машины. Чьи они были - неизвестно, но снизу по ним сразу же открывали бешеную стрельбу, правда, безуспешно. Несколько раз машины появлялись на горизонте. Но все равно их было слишком мало. Слишком, слишком мало. Около двухсот машин было уничтожено на стоянке - четверть, наверное, всех машин на Сэлхе. Но остальные должны быть исправными. Остальные должны летать.
Я боялся, что все они улетели на Континент, что все, кроме обитателей поселка рассеялись по гигантским пространствам Сэлха, и уже никогда, ни при каких обстоятельствах, не удастся собрать всех вместе.
