На фотографиях и камерах звук не записывали. Куда нужно наложат потом. Поэтому взрывов гранат и автоматных очередей не требовалось. Через двадцать минут по переданной по рации команде штурмовая группа вышла из подвала. Две группы по четверо бойцов втягивая солидные свои животы, тащили тела. Одной рукой каждый из них тащил за руку или ногу кому, что досталось тело. Во второй руке сжимал автомат. Тела стучали по земле, ступенькам подвала, задевали углы.
Но продолжали оставаться телами. Сзади шествовали двое счастливчиков, они ничего не несли. Их автоматы были направленные на тела. Показывали готовность открыть огонь. Если захваченные тела оживут. Но это было не реально.
Сзади прикрывал всех товарищ капитан. Он снял каску и подшлемник, что бы лучше было видно его лицо. И хищно водил автоматом страхуя двух коллег с одного тела на другое.
Я очень надеялся, что магазины с патронами у него отобрали. Но зная его упрямство, решил не рисковать. И бдительно уклонялся от ствола его автомата. Выделывая потрясающие финты. Брейка тогда ещё не знали. Но я уже танцевал его. Товарищ майор не отставал от меня. Не смотря на возраст. Увидев автомат в руках товарища капитана, он как поётся в песне:
"… и всё былое, в душе моей отозвалось…".
Товарищ полковник и местные начальники нашей конторы неуклюже, но старательно повторяли наши движения. Они думали, что все крутые бойцы передового отряда партии так отмечают свою победу над врагами! Ведь исполняли танец индейские воины над поверженным телом врага!
"Понятно. Майор почти четыре дня пробыл с этим из центра. Вот и научился! Да и товарищ полковник из центра, старается. А чем мы хуже? Провинция? Нет, уж извините! Вон и Генеральный секретарь откуда?"
А я подумал: "Знали б они товарища капитана! То и старания и прыти у них прибавилось. Жить хочет каждый!"
Под молнии вспышек пойманных преступников погрузили в "луноходы" милиции.
Но тут выяснилась не приятная вещь. Руководитель операции и товарищ замполит не попали ни в один кадр. Все засуетились.
Как всегда нашёлся один умный человек. По его команде тела выгрузили, оттащили под кустик. Руководитель и замполит присели на корточки, рассматривая беглецов. В руках замполит держал журнал "Коммунист".
Снимки сделали. Ошибку не повторили.
Тела забросили назад в "луноходы". Так, как уже не снимали то и бдительной охраны и напряженных суровых лиц доблестных милиционеров отличников политучёбы с автоматами в руках уже не требовалось.
Даже ожив, пьяные "особо опасные рецидивисты" для окружающих людей опасности не представляли. Поэтому их просто и забросили в отсеки для задержанных врагов. Представление закончилось. Съёмка тоже. "Юпитеры" погасли. Наступило время писания отчётов. Все участники этой героической акции начали разъезжаться.
Наш товарищ водитель довёз меня до гостиницы. Я поблагодарил его и товарища майора за службу. Пожал руки. Водителю пообещал прислать руководству "внутреннего органа" письмо, с рассказом о его мужестве. Он тут же слёзно попросил не делать этого. И честно привёл причины отказа. Боялся изменить свою размеренную жизнь. Живёт как человек. Спокойно крутит баранку. Вовремя ест и спит. Вот и боится, что если прочтут письмо да переведут в уголовный розыск? К товарищу капитану? А тому разрешат ходить всё время с автоматом? Такого напряжения он не вынесёт! А у него, трое детей, жена, тёща, мама, семь поросят и три коровы! Пожалейте!
Вот какого скромного человека я встретил. Со слезами на глазах пришлось дать ему обещание этого не делать. Водитель от души пожелал мне доброго пути и уехал. Отвезти домой товарища майора.
Буфет и ресторан уже были закрыты. Выпив воды, лёг спать.
Утром позавтракал в буфете и вернулся в номер. Лёг на кровать и задумался чем заняться до вечера. До отхода поезда. Но в номер ворвался товарищ полковник. Он сообщил, что на одиннадцать часов нас пригласил на приём первый секретарь обкома.
В партийные органы всегда приглашали. Но попробуй не пойти!
Я быстро оделся. Утром я побрился, поэтому только освежился одеколоном и спустился вниз к стоящей машине. Вскоре товарищ майор и подполковник топтались рядом со мной. Товарищ полковник выскочил без десяти одиннадцать.
Накричал на товарищей майора и подполковника:
— Копаетесь как сонные мухи. Из-за вас и опоздать можем! Бегемоты!
Закончив кричать. Пожал мне руку. Плюхнулся на переднее сиденье. Мы как селедки утрамбовались сзади. Машина тронулась. Обком был не далеко.
Выстроившись по ранжиру, вошли в огромный кабинет.
Первый секретарь обкома шёл нам на встречу. Поблагодарил за помощь, оказанную нашей группой местным органам, в розыске и поимке особо опасных преступников. Пожал руки всем. Задержался возле меня. Окинул взглядом. Приветливо отечески улыбнулся. Похлопал по плечу.
Я понял, что сказок ему страшных и геройских рассказали от души. Заведующий общим отделом долго тряс мою руку. Причину такой нежности одну я знал. Вторую узнал позже. Нас проводили в обкомовскую столовую.
В отдельной комнате стоял шикарно накрытый стол. На правах хозяина был заведующий общим отделом. Мы славно, не спеша пообедали. После обеда и хвалебных речей нас отвезли в гостиницу. Отдохнув и собрав вещи с чувством исполненного долга, поехали на вокзал.
В газетном киоске товарищ полковник купил все газеты. Где были фотографии и репортажи о задержании совершивших побег особо опасных рецидивистов.
Дорога домой прошла прекрасно! Товарищ полковник был занят. Он составлял списки, кому подарить газеты. Всё время пересчитывал количество экземпляров и корректировал списки. Вычёркивая одних и внося других. Этот титанический труд занимал всё его время. Он даже пожертвовал сном! А я спал и скучал без цитат из прочитанных им книжек. Привык как-то!
С вокзала товарищ полковник помчался в контору. Доложиться. Разнести газеты. Товарищ майор помчался за ним вслед. Кадры и партийные органы шли рука об руку.
Я и товарищ подполковник поехали по домам.
Товарищ подполковник был задумчив и трезв. Он прекратил свои опыты и изыскания. Пил только воду. И точно знал, что добился успеха и совершил подвиг. Но не мог понять. Какого успеха достиг? Какой подвиг совершил? Какую принял для этого дозу?
Выход из прострации. Резкий отказ от опытов. Дело страшное. Записей он не вёл. И теперь мучительно пытался восстановить всё по памяти. Это было очень трудно! Но он духом не падал. Старался.
Вечером я отобедал в кругу семьи. Они очень переживали моё отсутствие. Подрастающий ребёнок бросился ко мне. Уселся на колени и сказал:
— Па! Не езди к кимендировке! Она плохая! Я лучше!
Довольные родители Зина и Виталик заржали. Тёща поперхнулась.
Я всей рвался к ней. Хотел помочь. От души постучав по её спине кулаком. Она не далась. Так и кашляла весь вечер. Бедняга!
На следующее утро пошёл в контору. Встретили добром с радостью.
Народ уже ознакомился с газетными фотографиями и статьями. О том, что в подвале я побывал раньше группы захвата. Никто не сомневался. И это было правдой!
То, что тела несли и два руководителя рассматривали их, было понятно. Трупы не ходят! А товарищи милицейские чины рассматривали страшные раны. Учились, устранять врагов.
В статьях о том захвачены трупы или живые бандиты не было ни слова. Упустили!
Спросить меня, чем устранены страшные бандиты? Стеснялись. Но воображение, включили на полную катушку. Шептались и долго обсуждали версии. Правда, шептались очень громко.
Основных версий было две. Первая. Страшным ударом перебиты шейные позвонки. Вторая. Тонкая заточка в сердце. Фотографии в газетах рассматривали внимательно. Использовали и технические средства. Микроскоп и увеличительное стекло. Искали следы крови на земле и одежде. Но газетные снимки были крупнозернистые. Поэтому и пришлось остановиться на этих двух версиях.
