Чача и в самом деле оказалась отменной и очень крепкой. А корейкой мы просто объелись до отвала, не иначе как сделав хозяину-грузину половину его дневной выручки. До санатория мы добрели настолько уже отягченные съеденным и выпитым, что остаток дня опять прошел влежку.
На следующее утро нас навестил бывший афганец Валера Довгаль, с которым я и вел переговоры по бизнесу (речь шла о поставках в Германию ценных пород древесины - кавказского дуба, бука и, возможно, ореха. В молодости, на "хозяйской даче", я два с лишним года изучал столярное дело и малость разбирался в материаловедении), а еще дня через два нас разыскал и товарищ Игоря по Абхазии подполковник Юрий Шлапунов - командир сочинского ОДОНа Внутренних войск России. Бойцы этого спецподразделения МВД воевали в Абхазии, прошли "обкатку" Чечней, а в основном перекрывали границу и горные перевалы. Юрий пригласил нас на уху к себе на стрельбище, расположенное в горах за Адлером, на самой границе с Абхазией.
Видимо, не очень то надеясь на богатый улов в озерце на самом стрельбище, мужики загодя прихватили хвост какой-то здоровенной рыбины явно осетровых "кровей" и пол-ящика водки. Оказалось, что в озерце водились только мелкие ерши да головастики, так что моя догадка оказалась верна будем варить хвост. Пока уха готовилась, мы перекинулись в картишки, а потом мужики решили посостязаться в стрельбе из табельного шлапуновского "макарова". Игорь не участвовал в нашей "детской забаве". Поставили на поваленное бревно пустые бутылки, которых почему-то уже набралось изрядно, но тут кто-то заметил, что стрелять мы собрались в сторону чужой территории, абхазской. Как бы не сочли за провокацию! "Цели" тут же развернули в сторону родной российской земли. Каждому стрелку, исходя из количества патронов, определили по три выстрела. Я с утра уже был далеко не "ворошиловским стрелком", так что ни во что не попал, хорошо хоть себе же не в ногу. Но что с меня-то, со штатского, взять? Общий смех вызвал Валера Довгаль, по его же собственным словам, в прошлом советник афганских коммандос в Рухе (правда, у Вити Верстакова в афганских дневниках, он значился замполитом), также не поразивший ни одной цели.
- Пистолет плохо пристрелян,- попытался оправдать Довгаль свою неудачу.
- Меньше пить надо,- проходя мимо, бросил Шавров и навскидку, почти не целясь перебил из "плохо пристрелянного" "макарова" все еще остававшиеся целыми бутылки.
"Во дает, блин,- подумал я,- с ним не по девочкам, на войну ходить надо"!
Только вечером уже я заметил, что выгляжу, как кабан, побывавший с экскурсией на живодерне. Ни хрена себе загорел! Скоро моя собственная шкура начнет зудеть и полезет лохмотьями. Загораю я почему-то плохо. Как-то в Калифорнии битый месяц провалялся на песочке у Тихого океана - и хоть бы хны, даже не покраснел, но стоило только залезть повыше в Кордильеры, как меня тут же увезли оказывать первую помощь от радиационного поражения. В горах Северного Кавказа до такой экстремы, слава богу, не дошло, но намучился я изрядно. Серега тоже страдал от загара, но куда меньше меня. Шкура у него, что ли, толще? Тут-то я понял, почему более опытный в таких делах Морозов не снимал с плеч рубашку.
В Сочи становилось уже заметно жарко. От жары кожа зудела невыносимо, не помогал даже "местный наркоз". Глянув как-то на себя в зеркало, ко всему я еще обнаружил, что наел себе такой "мозоль", которого у меня в жизни никогда не было. Шавров тоже прищелкивал языком, глядя на показатель электронных весов, заметно зашкаливавший за сто двадцать. Пора было возвращаться в более холодные и голодные края средней полосы России.
Из Сочи мы улетели 2 мая, а уже 3-го я трясся от холода (в Москве подморозило) и от голода (не успел позавтракать), стоя на крылечке у входа в Штаб воздушно-десантных войск в ожидании машины на Чкаловский военный аэродром.
С полковником Александром Маргеловым, его братом-близнецом Василием и Валерием Борисенко я лечу в Омск на самолете начальника штаба ВДВ генерала Валерия Беляева. В Омске, в поселке Светлый, где расположен 242-й учебный центр ВДВ (в советском прошлом эта учебная дивизия дислоцировалась в Литве), должны состоятся торжества по случаю присвоения центральной улице поселка имени Василия Филипповича Маргелова. Автобус наконец за нами пришел. Вскорости подъехали мы и к Чкаловскому. Самолет начальника штаба ВДВ - "Ан-22Б" (арктический вариант) - уже наготове, экипаж прогоняет турбины на малых оборотах. Еще успеваем перекурить, стоя под брюхом, и спешно идем грузиться. Особенно тороплюсь я. Как-то Борисенко рассказал мне историю о том, как бывший командующий ВДВ Ачалов улетел, оставив за бортом недокурившего Александра Лебедя, и тому на учение в Белоруссию пришлось добираться попутным транспортом. (Я - не Лебедь, до Омска я вряд ли так доберусь, а попасть туда мне очень хочется.) Говорят, что генерал Беляев имеет ту же привычку, что и Ачалов.
На борту наша группа размещается в хвосте самолета, у самой аппарели. К "коллективу" поближе перебирается и замначальника управления кадров ВДВ полковник Михаил Никифоров. Команда на взлет. Отрыв. Мы в воздухе - до Омска более четырех часов лету. "Аннушка" несколько тихоходна, зато надежна. Из всех наших "сидоров" на свет Божий сразу извлекаются спирт, водка, свиная и говяжья тушенка, хлеб, чеснок и какой-то фруктовый компот есть чем скоротать время. Перекурив, я справляюсь у мужиков, что делать, если захочется "по-малой". Самолет не пассажирский, а начальник штаба в свой персональный сортир меня уж точно не пустит. Валера Борисенко открывает дверцу, ведущую на аппарель, и молча показывает на стоящее в дальнем углу жестяное ведро.
В самом хвосте заметно болтает, сквозь пазы аппарели видны проплывающие внизу облака. "Не, мужики, что-то десантник из меня сегодня совсем хреновый, наверное, еще столько не выпил, лучше я потерплю пока",говорю я, забираясь обратно в кресло. Этак через полчасика терпеть становится уже невмоготу (пусть лучше лопнет моя совесть), и, проклиная все на свете, я подбираюсь-таки к треклятому ведру. Наконец внизу появляется уже хорошо заметная сетка взлетно-посадочных полос. Военный аэродром, тоже Чкаловский. Сели мягко, если не считать того, что сверху грохнулся мой кейс с аппаратурой. Я полез проверять сохранность магнитофона и фотоаппарата (свой "Никон" я грохну в другой раз, уже в Рязани), а Валера Борисенко со смешком в голосе заметил:
- Тебя же предупреждали: не падают только с пола - старая десантная мудрость.
- Поздно, батенька, на зеркало пенять, рожа уже покривела,- огрызаюсь я,- но, слава аллаху, вроде все цело.
Борттехник откидывает трап. Мы спускаемся. Начальник штаба ВДВ укатывает в поданной к трапу "Волге", а за нами пришлют старенький "ПАЗ". В ожидании я с интересом разглядываю стоящие чуть поодаль 29-е "МиГи".
Южная Сибирь встретила нас двадцатипятиградусной жарой. Пришлось раздеться до рубашки, и сгоревшая в Сочи кожа снова стала противно зудеть. Правда, на мое персональное счастье, генералы Беляев и Сериков, командир 242-го УЦ, почему-то отказались от натопленной для них традиционной баньки, так что в баню отправили нас - не остывать же добру. Там я наконец окончательно "полинял", новая кожа еще немножко чесалась, но уже не болела на сгибах. А пить? Так я за всю свою жизнь никогда не пил, да и стол для гостей был накрыт по-царски, на генералов же рассчитывали. (Потом я прикинул, что в среднем каждые семь-десять минут принимал "на грудь" по стакану.)
В жарко натопленной бане и пилось как-то по особенному, но наутро я действительно пожалел, что вчера не умер,- десантники начали опохмелятся. Кто-то из офицеров принес гитару, я попробовал было чего-то напеть, но пальцы цепляли струны совсем не там, где надо, и я оставил безнадежные музыкальные упражнения, снова взяв в руки более привычный для них инструмент - стакан. Мужики разговорились о январских боях за Грозный. Вот тогда-то я и услышал фамилию генерала-сухопутчика Шевцова, поднимавшего в Моздоке новогодние тосты за поражение ВДВ. Замелькали другие фамилии: Рохлин, Квашнин...
