Игорь покопался в лохматой записной книжке, нашел домашний и рабочий телефоны Мурзина.
- Жену зовут Наталья. Есть собака. Сука той же породы, что и Нокс.
- Понял. Спасибо, брат.
Мы выпили по рюмочке башкирского бальзама, обнялись на прощание, и я поехал колесить по Москве дальше. Вечером, перед отъездом на Ленинградский вокзал, я позвонил Мурзину. Тот обрадовался мне как старому знакомому, предложил встретить.
- Да нет, Володя, спасибо. С Московского меня заберут, так что вечерком я у тебя. Только я не один - с подругой.
- Есть! Ждем!
С Московского вокзала нас забрал Андрей Карганов, то и дело постреливавший глазами в сторону Наташи.
- Следи за дорогой, кобель,- дружески подначил я Андрюху.
- Ну почему сразу "кобель", уж и посмотреть нельзя!
- Смотреть-то смотри, но, как в музее, руками не трогай.
- Ладно-ладно, не заводись. Елистратова я ссаживаю у братьев Зубковых. А тебя куда?
- Пока туда же, потом на хату, а вечерком - вот по этому адресу.
Мы остановились возле "Астро-банка" на Невском. Я облобызался с Серегой и Сашкой Зубковыми, упреждая их намерение поочередно лобызаться с Натальей. Потом старший Зубков, Серега, внес конструктивное предложение коллективно полакомиться чем-нибудь "экзотическим". Я не возражал, ибо, кроме стакана теплой водки, в желудке с самого утра ничего не плескалось. А с таким завтраком "по-пластунски" (это производное от давней и нехорошей привычки Володи Пластуна, а не от ползания на животе) недолго и язву заработать. Братья Зубковы, прихватив собственных секретарш (у "новых русских" свои причуды), потащили нас в "настоящий корейский ресторан". Стульев и столов там не было - сиди на полу в позе лотоса, совсем как в чайхане. Нам-то что, а вот как быть с дамами? Но дамы, слава богу, все были в брюках.
Готовили прямо на наших глазах. Персонал - сплошь корейцы. Я поманил одного пальцем и спросил: "А собачка у вас есть?" Тот, секунду помедлив, ответил на ломаном русском: "Нилза! Балсой нацалник с такой фамилий запритил!" Младший Зубков показал корейцу кулак, и тот моментально слинял. Жаль, так я и не попробовал "собчака по-корейски".
Вечером мы с Натальей приехали к Мурзиным. Володя еще с порога предупредил, чтобы не гладили собаку. Она с характером, может и цапнуть. Мы прошли, поздоровались с его супругой Наташей. Чуть погодя нас пригласили к столу. После двух рюмок я напрочь забыл о предостережении и уже не только гладил Ноксову "сестричку", но даже и покормил ее с рук. К неподдельному удивлению хозяев, собака вела себя вполне мирно и цапнуть меня не пыталась. Потом, оставив наших дам за чаем и разговорами, я попросил Володю показать мне видеозапись с Юрием Кирсановым. Попутно выяснилось, что я ошибался тогда в Москве, принимая Володю Мурзина за кадрового чекиста. Он военный строитель, служил на Дальнем Востоке, звание и форма одежды военно-морские. В Афганистане же его как специалиста по фортификационным и другим сооружениям (бани, которые строил Мурзин, буквально воспеты бойцами "Каскада") фактически приписали к ОБГ 4-го "Каскада", дислоцированному в Кундузе. Так он познакомился и сжился с многими бойцами этого легендарного спецподразделения КГБ.
Что же касается "каскадера" Кирсанова, то Юрий Иванович был жив-здоров и служил в те годы начальником отдела украинской службы безопасности в Мариуполе. С ним, правда, случилась почти невероятная история. Юрия Кирсанова - автора и одного из родоначальников афганской песни - объявили погибшим. И только уже после вывода наших войск из Афганистана полковник Виктор Верстаков разыскал живого Кирсанова на Украине в бывшем городе Жданове. У меня не было возможности лично встретиться с Юрием Ивановичем. В Москве он бывал крайне редко, а на Украину меня самого не пускали. Нам оставалось только одно средство общения - телефон. И так уж получилось, что за вычетом старой, еще афганских временен фотографии я не имел представления о том, как выглядит живой Юрий Кирсанов с гитарой в руках.
Здравствуй дорогая, из Афганистана,
Я пишу, как прежде, жив я и здоров,
Что в часы свободные, бродим по дуканам,
Базарнее Кабула я не видел городов.
С видеоленты уже далеко не молодой старший лейтенант тех далеких афганских годов пел одну из известных своих песен. Мы с Володей налили по полной, встали и молча выпили "третий".
Мой последний день в Питере ознаменовался походом в ресторан все с теми же братьями Зубковыми. На сей раз они выбрали "китайскую экзотику". Старший из братьев, Сергей, владел китайским не хуже, а может, и лучше, чем русским. Как-никак, а добрый десяток лет прослужил в ОСНАЗе ГРУ в Чите, разбивая коды и шифры к запускам китайских межконтинентальных ракет.
Мы подошли к невысокому росточком, улыбающемуся человеку администратору ресторана "Шанхай", и Серега Зубков, поздоровавшись по-китайски, что-то быстро-быстро затараторил. Я, будучи уже навеселе, тоже решил блеснуть знанием китайского, но, вместо традиционного приветствия "ни хао" ("добрый день"), сам не знаю почему выпалил: "хо ни ма". По-китайски это означает то же самое, что по-русски послать к едреной матери. Китаец изменился в лице, улыбка стерлась, но в ответ он ничего не сказал. Зато поинтересовался Зубков: откуда это у меня такие "познания"? Я несколько смущенно ответил, что, пока был пессимистом, пытался учить китайский. Потом стал оптимистом и выучил английский. Зато теперь я реалист и изучаю устройство автомата Калашникова.
Гульба в китайском ресторане была еще та. Китайцы просто "заплакали от счастья", когда Серега Зубков, разогнав что-то мычащий на эстраде оркестрик, взял микрофон и громко на весь зал запел песню о "Великом кормчем Мао, переплывающем реку Янцзы". Запел, разумеется, по-китайски. Правда, уж не знаю зачем, администрация ресторана пригласила послушать пение еще и местный ОМОН, но бойцы оказались свои ребята, знакомые еще одного из братьев Зубковых, Аркаши, в прошлом советника при Гардезском полку афганских коммандос. Им налили по полному стакану водки и тоже усадили за стол.
В себя я пришел уже в "ночном фирменном", уносившим меня все дальше в сторону Москвы-матушки. Голова от китайской рисовой водки болела нещадно. И только бы одна голова! В купе мы были вдвоем с Натахой, Елистратов подзадержался в Питере.
К брату в деревню поехали через несколько дней, когда я настолько отошел от "китайской экзотики", чтобы твердо уже стоять на своих двоих. (Не таскать же меня Сереге Шаврову, закинув на плечо, как в старые добрые времена службы в Псковской ВДД - зенитно-ракетный комплекс "Стрела-2".) С утра загрузились в "Москвич", Серега сел за руль, и мы не спеша вырулили на Рязанское шоссе. В деревне мне понравилось. Заповедные места, почти не испоганенная цивилизацией природа. Вот только с непривычки, не иначе как от чистого деревенского воздуха, снова разболелась голова. Мужики дали дельный совет: подышать выхлопными газами. Как ни странно, помогло - боль словно рукой сняло.
Серега Шавров - "огромный двуногий кот" - ловил в речке рыбку, Игорь занимался домом, а я - безуспешными попытками засадить Игоря за работу с "Командой К" или соблазнить Шаврова выпивкой. Один раз, только сели в горнице и я приготовил магнитофон к записи, как через улицу кто-то во всю мощь динамиков врубил долбанного Шуфутинского. Мне это "чмо" живьем надоело еще в "русских" ресторанах Лос-Анджелеса, но чтобы здесь, в самой что ни на есть российской глубинке, слушать его подвывания... Это было уже слишком! Выход из положения нашел Серега - посадил нас с братом в тачку и отвез в глухой лес.
- Уж тут-то вас никакой еврейский шансонье не достанет,- улыбаясь, пробасил Шавров.
Так в конце концов в полной тишине, если не считать стрекотания в траве редких кузнечиков да писка мелких лесных пичуг, мы и записали с Игорем первые две главы его воспоминаний. Сделали перерыв. На заднем сиденье нашлась поллитра первача, изготовленного двоюродным братом Игоря Валентином (по качеству - не хуже марочного британского виски, но куда как крепче по градусам), пара свежих огурцов только что с грядки - и, как назло, никакой посуды. Первач - не магазинная водка, с горла тянуть не с руки. Выход из положения опять нашел "непьющий" десантник Шавров вытряхнул фотопленки из пластмассовых футляров и протянув нам по два импровизированных стаканчика: "Грамм по пятьдесят войдет". (Ох, прав был Венедикт Ерофеев: наш русский народ, касательно "этого дела" - самый изобретательный народ в мире.) Мы выпили, загрызли самогон огурцом и с божьей помощью записали следующую по счету кассету - еще две главы "Команды К". Нам бы так и продолжать творческий процесс, но... сперва закончился "первач", а потом начало смеркаться и пора уже было возвращаться в деревню. А завтра - в обратный путь на Москву.
