К матери в Речицу в этот раз я так и не вырвался. Проводил почему-то грустную Наташу на поезд в Москву и подумывал было над сворачиванием своих дел в Минске, как вдруг неожиданно получил "добро" на беседу с одним из сотрудников КГБ республики. Заявки на имя председателя Эдуарда Ширковского я давал уже несколько раз - и все безрезультатно. В 94-м Ширковского уволили с должности председателя Белорусского КГБ, и он вернулся в Россию на должность заместителя директора СВР.
Не знаю, может, здесь сыграла свою роль и моя недавняя встреча с "первым лицом" государства, но побеседовать со мной для радио "Свобода" вызвался старший офицер КГБ Белоруссии Петр Снопок. Почти сразу я как-то интуитивно понял, что он был в Афганистане и, перехватывая инициативу, спросил:
- "Каскад", "Омега" или "20-й контракт"?
- Вы, Валерий Николаевич, я вижу, неплохо разбираетесь в наших делах.
- Не без этого. Профессия такая, знаете ли, журналист.
- Я был советником по "20-му контракту". Кабул. Середина 80-х.
Называю несколько фамилий возможных общих знакомых. Одна - в яблочко. Разговор заметно потеплел. По смыслу и содержанию беседа мало отличалась от тех, что я уже проводил и в СВР, и в МБ России. Правда, под конец нашей беседы Петр Снопок позволил себе некий экспромт, неожиданно "наехав" на своего бывшего председателя. Дескать, где это видано, чтобы человек, занимавший должность в органах безопасности одного государства, после увольнения тут же пришелся ко двору в разведке другого? Почувствовав явную провокационность в постановке вопроса, я осторожно возразил, что, во-первых, Ширковский числился в действующем резерве СВР, даже будучи председателем КГБ Белоруссии, и тогда ни у кого это не вызвало нареканий, а во-вторых, разве Белоруссия и Россия не союзные государства. Ваш вопрос был бы понятен, если Ширковскому предложили бы, например, должность где-нибудь в ЦРУ или в БНД, но, простите, СВР России и КГБ Белоруссии играют на "одном разведполе". Поняв, что пущенная им стрела не достигла цели, белорусский чекист поторопился свернуть беседу, как это обычно бывает в таких случаях, сославшись на "многие неотложные дела". Напоследок он, правда, поинтересовался, что связывает меня с господином Фрейдкиным. Я спокойно ответил: "Общее место работы".
История с Эдуардом Ширковским, из-за интриг определенных политических сил в республике (бывший премьер Кебич и бывший председатель Верховного Совета РБ Шушкевич) уволенного с поста председателя КГБ, на этом не закончилась. Я задавал вопрос о нем и начальнику пресс-бюро СВР России Юрию Кобаладзе (Примаков не разрешил интервью со своим заместителем, несмотря на все мои ухищрения.) Новый президент Белоруссии Александр Лукашенко в телефонном разговоре со мной в начале июля 94-го обещал даже восстановить Ширковского в должности, но этого тоже не случилось. Правда, кое-что, видимо, все же было учтено. При Лукашенко произошла кардинальная перетряска кадров госбезопасности, МВД и Министерства обороны. В определенном плане реформы эти сказались и на моей программе "Сигнал".
Как-то, уже осенью того же 94-го, позвонив в Минск подполковнику Александру Муште с просьбой подготовить очередной комментарий, в ответ я услышал, что к военным структурам он больше отношения не имеет.
- Вас, что, уволили? - растерявшись, спросил я.
- Из Минобороны - да! Назначен начальником Управления информации КГБ Белоруссии,- после некоторой паузы добавил Мушта.
Мне оставалось только пожелать успехов уже полковнику Муште на новом для него поприще. В личном плане мы продолжали общение. Впоследствии Александр Мушта получил еще одно назначение - советником президента Лукашенко.
Я распрощался с Минском, дав себе зарок этим летом специально приехать в республику уже из России и проведать наконец мать. Причем приехать не одному, а с Игорем Морозовым.
...И ОПЯТЬ - В МОСКВУ
Я вернулся в Мюнхен. "Свобода" жила прежней предпохоронной жизнью, с одной только разницей, что теперь точно стал известен и адрес кладбища Прага. Гендлер в пол-уха выслушал мой отчет о беседе с Мечиславом Грибом. Куда больше его интересовали предстоящие в июле выборы президента Белоруссии. Я поделился соображениями, что лучшие шансы стать им у Александра Лукашенко, а не у Кебича, и тем более не у Позняка. Как я понял по реакции Гендлера, наше американское начальство эта кандидатура мало устраивала, а посему "Свобода" получила "вашингтонский наказ" поддерживать так называемых народофронтовцев во главе с Зеноном Позняком, которых щедро оплачивал американский еврейский фонд Сороса, или же Кебича, но только не Лукашенко. Весьма интересный расклад получался, если учесть, что за вычетом самого Позняка весь остальной "Народный фронт" Белоруссии сплошь состоял из представителей "народа избранного" - белорусами или русским там, простите, и не пахло. А Кебич был хорошо известен своей коррумпированностью. (Примечательно, что когда Александр Лукашенко избирался президентом во второй раз, американцы применили тот же самый трюк с так называемой оппозицией и теми же самыми пропагандистскими ухищрениями. Видимо, не зря говорят, что "старую собаку новым фокусам не обучишь".) До Гендлера быстро дошло, что мои личные симпатии на стороне Александра Лукашенко и убеждать меня примкнуть к общей кампании травли - бесполезная трата времени и сил. Он только многозначительно заметил, сопровождая каждое слово глубокими придыханиями:
- Говорят, он не любит евреев...
- А вы их любите, Юрий Львович?
- Старик, опять твои хохмочки, что за вопрос, я сам...
- Ах да, конечно, забыл! Вы же "православный"...
- Старик, умоляю...
- Ну, если вы, Юрий Львович, их, евреев, так сильно любите, то ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос: почему вы отказали еврею Боре Бурштейну в праве занять кабинет в одном с вами коридоре?
От такой наглой постановки вопроса Гендлер схватился сразу за сердце и за стакан с виски, а потом, отдышавшись, спросил; когда я снова наконец куда-нибудь собираюсь уехать. Я ответил, что в июне, в Москву.
- Старик, поезжай быстрее,- напутственно пожелал Юрий Львович.
- И за что вы, господин директор, так сильно меня не любите, я-то ведь не еврей?
- Старик...
Я вышел из кабинета, чуть насмерть не зашибив дверью нескольких своих коллег, спешно отклеивавших уши от замочной скважины директорских апартаментов. Ну и сплетни теперь пойдут! "Русский фашист Коновалов уличил американского еврея Гендлера в латентном антисемитизме".
Ничего особенно интересного на "Свободе" в те дни не происходило. В любой организации, будь то творческой или бюрократической, работа складывается из каждодневной рутины. Единственным отличием для меня лично, если сравнивать конец карьеры на "Свободе" с ее началом, стала моя практическая независимость от кого-либо и чего-либо. Я работал в основном по вечерам и ночам, не попадая в поле зрения американского начальства, не видя и не слыша коллег, многим из которых ввиду их душевного расстройства, вызванного предстоящим переездом в Прагу, явно требовался свой лечащий "доктор Менгеле".
С наступлением лета в Мюнхене объявился и Савик Шустер. "Герой дня" прибыл в сопровождении Володи Кулистикова, который у нас в гостях, в штаб-квартире РС, был впервые, и Андрюши Бабицкого, который у нас уже неоднократно бывал. Как ни в чем не бывало Шустер подлетел ко мне, поздоровался, тут же перевел разговор на Лукашенко и на мою возможность на него выйти. (Вот уж точно, как говорится, "без мыла - да в задницу", словно и не было той первоапрельской "шустерии"). В свою очередь я спросил: а что, сам он или кто-то еще из московского бюро на Лукашенко выйти не могут? Ответ гласил: "Нас там не любят". Я уже не стал уточнять, кого это "вас". Это и так было ясно.
- Знаешь, Савик, я не совсем пока понимаю всю подоплеку истории с первым апреля, моим-де назначением пресс-секретарем министра обороны Грачева и твоей ролью во всем этом. Поэтому, хочешь поговорить - бери с собой Кулистикова, ну и этого...- Кивок головы в сторону Бабицкого (понятно, что Шустер без своего "миньона" никуда).- Пару бутылок водки или там виски... И подходи вечерком ко мне, как в старые добрые времена. "Литл пьянка" намечается.
