- Откуда у вас эти сведения? - спросила Марья Ивановна.
- Он бывал у нас на даче. Заезжал за Кристиной...
- И вы его не подозреваете в ее убийстве?
- Нет...
- Почему?
- Он приезжал потом... На двух машинах, набитых головорезами... Не постучав, они ворвались в дом, закрыли Лену в кладовке, меня привязали к каминной решетке. Потом Эгисиани приказал людям зажечь камин, принести бензина в канистре. Когда это было сделано, отправил их трясти соседей...
- Понятно. Что было дальше?
- Ударив меня в лицо, Эгисиани заявил, что это я отравил Кристину, и потому он сожжет меня в камине.
- Камин, как я понимаю, остался холодным?
- Да...
- И после этого вы решили, что не он убил вашу жену...
- Он так себя вел... Вы когда-нибудь видели, чтобы кавказцы плакали из-за женщины? Нет, это не он.
- А как он поверил, что не вы убийца?
- Лена каким-то образом смогла выбраться из чулана. Эгисиани в это время, полив дрова бензином, сидел напротив меня в кресле. А она, бледная, встала передо мной, обхватила ручонками, и закричала: "Не трогай моего папу! Это не он убил маму, это ты, ты убил ее!"
У Дикого по щекам потекли две слезинки. Он не вытер их и не спрятал лица. Марья Ивановна, оставаясь беспристрастной, спросила:
- На суде рассматривалось заявление вашей дочери? Я имею в виду заявление, что именно Эгисиани убил ее мать?
Дикий секунду смотрел, ничего не понимая, затем механически отер ладонью щеки и пробормотал:
- Да, рассматривалось. Но у Эгисиани было алиби: в момент убийства он и все его подручные находились на свадьбе, причем Эгисиани был свидетелем и все это мероприятие, естественно снималось на видеопленку. К тому же суд не обнаружил у него серьезных мотивов.
- У нас с вами остается еще четверть часа, - Смирнов бросил взгляд на настенные часы. - Нам понадобятся ваши координаты... Телефоны, адреса и тому подобное.
- Надо будет осмотреть вашу дачу... - объяснила Марья Ивановна, о чем-то раздумывая. - Мы должны знать в какой обстановке все произошло.
- Да, конечно, - кивнул Ярослав Юрьевич, доставая бумажник. - В настоящее время я живу там с Вероникой Анатольевной и дочерью. Леночка еще не вполне оправилась после смерти матери.
- Еще мы, возможно, захотим осмотреть дачу Регины. Это можно будет сделать?
Дикий достал из кармана связку ключей, вызволил один и передал Смирнову: - Он от ворот дачи. Ключ от дачного дома под ковриком у входа. Думаю, я могу идти?
3.
Они сидели за столом. Посередине его возвышалась стопка купюр.
- Ты и в самом деле догадываешься, кто убил Кристину? - спросила Марья Ивановна.
- На сорок пять с половиной процентов.
- Ну и кто это, по-твоему, сделал?
- Не скажу.
- Предлагаешь мне соцсоревнование?
- Нет, просто я не вполне уверен в своей гипотезе и хочу подстраховаться твоим самостоятельным умом.
- Ты просто хочешь выиграть один, хочешь подмять меня под себя...
- Когда я приду к мнению, что не могу подмять тебя под себя, то уйду, понурив голову.
- Мне кажется, что ты отводишь мне роль миссис Хадсон.
- Нет, я предлагаю тебе роль друга-соперника. А если дело решишь ты, то я с превеликим удовольствием стану твоей миссис Хадсон, и буду готовить тебе по утрам овсяную кашку.
- Нет, ты все-таки фрукт.
- Ну, фрукт, а что?
- Да то, что ты мнишь из себя бог весть кого, а с людьми обращаться не умеешь. Этот несчастный Ярослав Юрьевич два раза порывался уйти...
- Что есть, то есть. Нет у меня обходительности... И откуда ей взяться? Столько лет на геологоразведке проработал...
- Значит, договариваемся: с людьми буду работать я. А если сочту нужным, буду подпускать тебя с твоей солдафонской прямолинейностью и площадным юмором.
- Ты будешь работать с определенными людьми. С гангстерами, владельцами магазинов и ресторанов. А с остальными буду работать я.
- Идет, - согласилась Марья Ивановна, стараясь представить владельца ресторана Эгисиани.
- Что будешь делать завтра? - Евгений Ильич догадался, о чем думает женщина.
- Я еще не решила, кого назначить убийцей... Разве этого Эгисиани? Он мог намеренно устроить этот спектакль с камином...
- Хочешь поехать к нему?
- А что? Грузины мне всегда нравились. Правда, меньше научных сотрудников.
- Из-за того, что они не считают, сколько тонн дезодорантов для туалета покупают их жены?
- Я думаю, они считают - рассмеялась Марья. - Все мужчины, неуверенные в завтрашнем дне, считают, сколько жены потратили на косметику и бытовую химию.
- Я куплю тебе завтра упаковку дезодорантов и всяких там кривошеих уточек для унитаза.
- Ни в коем случае! Ты купишь самое дешевое, и наш дом будет пахнуть ароматизированным хозяйственным мылом. И не только дом, но и я сама. А ты хочешь, чтобы я пахла хозяйственным мылом?
Смирнов подсел к супруге, склонил голову к ее плечу и медленно втянул в себя воздух. Сознание его помутилось - Марья Ивановна пахла божественным женским естеством и еще чем-то, очень тонким и загадочным. Чтобы прийти в себя Евгений Ильич прикусил мочку ушка женщины. Сережка с маленьким изумрудом, так идущим к ее зеленым глазам, оказалась меж его губ. Губы обхватили сережку и начали призывно теребить.
- Отстань, сегодня ни-ни! - отстранилась Марья Ивановна.
Эти "ни-ни" начались к концу медового месяца. Три недели Евгений Ильич и Мария Ивановна проводили в постели большую часть суток. В начале четвертой Марья Ивановна сказала:
- Ты знаешь, что мне по этому поводу говорила мама?
Мама у Марьи Ивановны была неординарная. С молодых ногтей она учила свою дочь быть женщиной.
- Интересно послушать...
Смирнову везло с женами, но с тещами - никогда. Первая его панически боялась и называла на "вы". Вторая была просто противной. Третья разводила дурно пахнувших норок и время от времени просила их свежевать. Четвертая, почти одногодка, была ничего себе, но шляхетской высокомерностью и наговорами успешно подменяла, несомненно, женский к нему интерес. Но пятой -умной, подготовившей для него прекрасную жену, да к тому же еще покойницей - Бог его просто одарил.
- Так вот, мама моя говорила, - продолжала Марья Ивановна, - что муж должен постоянно хотеть жену и потому она не должна бежать в постель по первому его требованию.
- Ну, знаешь, эдак можно и заместительницу заиметь.
- Ты думаешь, у меня может быть заместительница? - сузила глаза Марья Ивановна.
- Нет, не может! - чистосердечно ответил он.
- Так вот, - улыбнулась женщина, - мама говорила, мм... - впрочем, ты любишь натурализм - она говорила, что опустошенные мужья бегут из дома...
- Так, что, ты предлагаешь жить по расписанию? С девяти до десяти пятнадцати в понедельник, среду, пятницу и воскресение?
- Нет, конечно. Я предлагаю тебе игру, в которой я буду играть роль не безотказной и безликой подстилки, но роль дамы твоего сердца, твоей возлюбленной, радостей которой тебе надо будет добиваться постоянно...
- Я так не смогу, - скис Смирнов. - Я - не Петрарка. И не Дон Кихот.
- Сможешь со временем, я тебе помогу. Ну, если совсем невтерпеж станет, ты ведь меня изнасилуешь?
В общем, - Отстань, сегодня ни-ни! - отстранилась Марья Ивановна. И этот Дикий тут не причем.
- Не верю, - упал капелькой на камень Смирнов. - Чтобы такой красавец не взволновал сердца женщины?
- У него глаза плохие. Смотрел на меня как на пирожное.
- Я тоже иногда смотрю на тебя, как на пирожное.
- Ты смотришь на меня как на торт, которого хватит на всю жизнь, а это большая разница. Давай решим, что будем делать завтра. Ты поедешь на дачу Ярослава Юрьевича?
- Да. Поговорю с его матерью, на девочку посмотрю, а потом загляну на дачу Регины. А ты поедешь в ресторан?
- А куда же еще? Персонажей у нас в деле немного. Давай выйдем вместе пораньше, часам к трем, и прогуляемся по бульварам? Мы ведь с тобой сто лет не гуляли. - Марья Ивановна погладила руку Евгения Ильича, почувствовав, что он ревнует ее к Эгисиани.
