Чиголотти (…). На этот раз, уважаемые синьоры, я пришел рассказать вам необыкновенные вещи. Ровно пять лет тому назад пришел в этот город Серендипп великий астрономический волшебник, который владел тайнами магии белой, черной, красной, зеленой и даже, кажется, синей.
Карло Гоцци «Король-олень»1
Предисловие рассказчика
Все события, изложенные ниже в скупой моей манере, являются чистой правдой, в чём могу заверить вас, ибо я был им свидетелем в пору моего ученичества у знаменитого астрономического волшебника, наследника магических школ великих Парацельса, Мерлина и Деда Мороза. Наставник мой известен всему миру под различными именами. В России, куда он в очередной раз попал в 1965 году, его знали как Дмитрия Евгеньевича Канарского. Я стал его ассистентом около десяти лет назад. Для Дмитрия Евгеньевича это был особенно плодотворный период творческой деятельности, начавшийся ещё в 1991 году ввиду перемен, с которыми в ту пору столкнулась наша страна. Дмитрий Евгеньевич любил работать с молодёжью. Славный волшебник верил, что в юных сердцах ещё можно посеять семена добра и веры в чудеса. Мой наставник никогда не терял надежды вернуть заблудших на путь истинный и действовал с присущим ему необъятным чувством юмора. Рассказ о студенте-таракане, который вы вот-вот начнёте читать, особенно дорог мне: я принимал в этой драме непосредственное участие. Незадолго до начала событий моей повести я принял так называемую «роль», чтобы скрыть магический дар за привычной обывателю личиной: поступил в аспирантуру к Дмитрию Евгеньевичу, который работал профессором зарубежной истории и специалистом по современным международным отношениям в одном московском вузе. Пожалуй, перейду напрямую к необычайной истории, что представляется вашему вниманию в моей художественной обработке. Заранее прошу прощения за нескладный слог; будучи магом астрономическим, я не принадлежу числу волшебников пера и слова. Узнайте же о событиях, виновником которых был мой справедливейший учитель.
I
. Экспериментатор
Константин Гвоздев, студент последнего курса гуманитарного факультета одного очень престижного московского вуза, проснулся не в своей постели и долго не мог понять, где находится. Над ноющей головой студента раскинулся скверно отштукатуренный сероватый потолок. Тело Гвоздева даже не думало благодарить хозяина за жёсткую кровать, на которой вдруг очутилось. Смирившись с болью в шее, Гвоздев несколько раз бессмысленно моргнул и воззвал к своей памяти. Воспоминания наконец сложились в единую картину, и Гвоздев пришёл к выводу, что находится в дешёвом отеле в городе Звенигород, достаточно далеко от своего дома. Привела Гвоздева в это место бесполезная интрижка с некой Кирой. Эта особа, модель из агентства госпожи Гвоздевой, матери нашего героя, часто участвовала в фотосессиях для журнала «Как одеваются будущие мамы». Журнал выпускался самым отстающим отделом крупного издательства Гвоздева-отца.
Кира, несмотря на фотосессии, где она изображала будущую маму, выставляла себя роковой соблазнительницей. Этого мнения с ней никто не делил. Студент Гвоздев недоумевал, видя, с какой настойчивостью Кира добивалась интрижки. Девчонка, бывало, поджидала его у входа в фотостудию при издательстве «Гвоздев-Пресс». Закатит глаза, примет томную позу и шепчет: «Ах, Константин, мой темноволосый ангел, а я жду вас, только вас!» Гвоздева передёргивало от Кириного дурного артистизма. И вот наш студент со скуки привёз Киру в звенигородский отель, собираясь подшутить над ней: оставить одну и ни с чем – кроме, конечно, счёта за номер. Зная о Кирином пространственном кретинизме, Гвоздев заранее злорадствовал в душе. Звенигород всё же не ближний свет. План выглядел коварным. Но что-то подсказывало студенту, что этот чудный коварный план с треском провалился.
Виной тому был коньяк, который Константин приобрёл в ближайшем к отелю круглосуточном супермаркете, чтобы затуманить мозги Кире. Пить в одиночку Кира отказалась, и Гвоздеву пришлось испробовать изумительный напиток вместе с ней. Коньяк оказался поддельным, о чём Гвоздев не сразу догадался, и организм студента, привыкший к изысканному дорогому алкоголю, под действием этого пойла сыграл с хозяином дурную шутку. Потому-то Гвоздев смутно помнил, что происходило после того, как они с Кирой выпили по первому бокалу коньяка.
Гвоздев наконец восстановил во всех подробностях прошедшую ночь, нисколько его не впечатлившую, тяжело вздохнул и закрыл глаза, словно не желая видеть покрытый трещинами потолок. Нужно же было так позорно дать волю своим инстинктам! Из ванной доносился шум воды. Никто не наваливался на Гвоздева всем телом – как читателю удалось понять, довольно тучным для модели, – и Гвоздев, как всегда, здраво – рассудил: видимо, Кира моется. В этом Гвоздев усмотрел благосклонность провидения: можно было незаметно убраться восвояси. Но Гвоздев слишком поздно опомнился. Шум воды затих, хлопнула дверь и послышались медленные, тяжёлые шаги. «Идёт, идёт слонёнок!» – подумал Гвоздев, сел, готовясь дать настойчивой Кире отпор, и остолбенел. Тёмные круглые глаза студента Гвоздева округлились ещё больше. Он инстинктивно сжался в комок и натянул одеяло до самого подбородка.
Вместо томной толстушки из ванной вышел худой старик. Он шаркал по полу ногами, на которых красовались немыслимые позолоченные туфли с загнутыми носками. Выглядел он как типичный волшебник из детских сказок: длинная белая борода, остроконечная шляпа, расшитый звёздами и планетами балахон. Нежданный гость устремил на студента Гвоздева взгляд из-под толстых стёкол очков. У гвоздевского научрука были точно такие же очки – родом из Советского Союза. От воспоминания о научруке Гвоздеву стало совсем зябко, и он натянул одеяло до самых глаз.
Гвоздев был близок к истине: к нему действительно заявился сам Дмитрий Евгеньевич Канарский, правда, в непривычном студенту облике. Мастерство Дмитрия Евгеньевича оттачивалось веками, и он достиг небывалых вершин в деле перемены облика. Он мог показаться своим собеседникам кем только захочет: старичком-профессором или даже пышногрудой красавицей – и вводить в заблуждение толпы ничего не подозревающих обывателей. Гвоздеву в тот день повезло: он созерцал Дмитрия Евгеньевича в необычном обличье.
– Славная паранджа! – глухим баском сказал волшебник, указывая на одеяло. – Ну-с, Константин, как почивали?
«Откуда он знает, как меня зовут? – ужаснулся Гвоздев. – Неужели…»
– Вы дедушка Киры? – осмелился спросить студент.
– О! – с наигранным трагизмом отозвался старик. – Нынешнюю молодёжь вежливости, конечно, не учили. Мой юный друг, извольте первым делом ответить на мой вопрос, окажите мне услугу. Итак, как же вы почивали?
– Неплохо, – пролепетал Гвоздев, всё больше убеждаясь, что перед ним дедушка Киры.
– Какая неубедительная ложь! Вы не умеете лгать, Константин Михайлович.
«Ему ещё и отчество моё известно, мама родная!» – пронеслось в голове у Гвоздева.
– Так вы… – начал студент. Старик поднял длинную ладонь, призывая Гвоздева к молчанию.
– Нет, я не дедушка Киры. Как бы вы отнеслись к мысли, что я и есть Кира?
– Что? – вырвалось у Гвоздева. – Кира? Это не смешно!
Бедняга Гвоздев был близок к обмороку. Волшебник пожал плечами.
– Конечно, это не смешно, – убедительно сказал он и уселся на край кровати. – История Киры печальна, очень печальна. Я, знаете ли, не то чтобы волшебник, я экспериментатор. Провожу опыты с переселением души из тела в тело. В ходе опытов я пришёл к следующим выводам:
Первый. Переселиться можно в мёртвое, но не разложившееся ещё тело, вдохнув в него жизнь.
– Что за ерунда? – подумал вслух Гвоздев. Волшебник продолжал:
– Вывод второй. Переселиться можно в бездушное тело. Живое, вместительное, но пустое за неимением души. Например, легче лёгкого воплотиться в любого гоголевского помещика, если только автор не задумал для того духовного возрождения. К этому методу я, однако, прибегаю не очень часто, потому что разработал третью опцию.
