Захотелось убить? Не слишком ли меня занесло?

Нет, не занесло... Уважает Солоника, Быкова. Сильных мира сего. Богатых, щедрых, на все готовых, ни перед чем не останавливающихся. Берущих все, что им нужно. Покупающих все. Мужская ее ипостась стремилась стать в их ряды...

Так, начнем с начала. После того, как Катя оставила Ксению, последняя в пику ей познакомилась с Борисом.

Борис, прочувствовав со временем мотивы этого знакомства, оставил Ксению.

Дважды оскорбленной и дважды униженной Ксении приходит в голову план, основанный на психической неустойчивости Бориса.

План со стопроцентной гарантией. Она чувствовала этого парня. В том числе и его склонность к суициду.

И вот, выждав момент, Ксения как бы случайно столкнулась с Борисом. Подчеркнуто радостная, полная жизни, столкнулась и "проговорилась", что его приятель, известный талантливый спортсмен, член сборной СССР по лыжам и, вдобавок, комсомолец и красавец, в общем, самый лучший в мире мужчина, смотрит на нее весьма интересными глазами и, как ей кажется, склонен к юридическому оформлению отношений.

"Проговорилась" и попала в десятку – джеймсы бонды, пусть даже Мценского уезда, не любят, когда их любовницы, пусть бывшие, влюбляются в других бондов. Они любят, когда они спиваются, травятся уксусом или выбрасываются из окна на клумбу с ирисами.

Уязвленный Борис решает доказать, что он лучше. Немедленно доказать.

И спустя час член сборной СССР улетел в окно.

На Бориса, конечно, завели дело, родители покалеченного потребовали статьи "Предумышленное нанесение тяжких и менее тяжких телесных повреждений". Милицейские начальники, конечно, в конце концов, вытащили бы его. Ведь "Белый Орел" – это "Белый Орел".

Для начала они сняли с него звездочку. Джеймс Бонд, конечно, не мог ходить с одной унизительной звездочкой и порезал себе вены.

...Нет, Ксюша и в самом деле гений. Вот ведь читаешь десятки книг, этого тяжелейшего и пространного Фрейда, этого зануду Юнга, читаешь, чтобы при случае понять, почему тебя лишают твоей любимой свинки, а Ксения, никогда не знавшая, что такое "либидо", что такое "вытеснение" и "сублимация", природным своим умом поняла Бориса до последней клеточки! Поняла, как надо управлять им, как действовать наверняка.

Черт... Похоже, я убедил себя, что именно она спровадила Бориса на тот свет.

Но продолжим наши игры.

Так... Что было дальше? Убедившись, что Борис управляем, Ксения сделала трехмесячную паузу (кто знает жизнь – не торопится, да с белокурым богом, наверное, хотелось пожить), по истечение коей приступила к выполнению своего плана, а попросту шепнула мужу, что Катькин Володя много говорит о ее, Ксюшином, моральном уровне.

И Борис, как юный пионер, идет к Володе с Катериной, идет, чтобы пресечь сплетни.

Катерина говорит ему, что это вовсе не сплетни, а естественный факт новейшей истории. И вообще, Ксения по-прежнему не дает ей прохода.

И получает пощечину.

Володя бросается защищать свою даму и получает пулю в лоб.

Борис, сраженный содеянным, приводит наследственность в исполнение. Убивает себя выстрелом в висок.

Все! Цель достигнута! Ксения одним ударом расправляется со всеми...

И, торжествующая, идет к подруге.

Катерина, увидев ее, все понимает.

Или Ксения говорит: "Вот, Катюша, теперь никого между нами нет. И никто теперь не скажет тебе: Или я, или она!"

Катерина, естественно, устраивает истерику с ревом, царапаньем и непродуктивным мордобоем: "Я тебя посажу, сучка! Я тебя посажу! На десять лет ковырялкой станешь!"

Ксения пугается.

"Посадит, не посадит, а сплетнями обложит – не отмоешься".

И уезжает в затерявшийся в сибирской тайге городок и выходит там замуж. Не за первого попавшегося человека, а за сына крупного чиновника, контролирующего и прокуратуру, и милицию...

Черт! Как все ровно складывается. Надо держать язык за зубами. Убьет еще.

Бог мой!! Она ведь недавно говорила, что у нее хранится пистолет Глеба! Я еще сказал, что лучше бы его сдать куда надо или свекру отдать. Дети ведь в доме, мало что может случиться.

А она, темно усмехнувшись, покачала головой...

Нет, не надо ничего ей рассказывать.

...Почему мне встречаются такие люди?

Впрочем, ничего странного. Нормальные люди тянутся к нормальным, а мы, ненормальные – к ненормальным. Тянемся, потому что норма нам скучна.

Норма скучна.

Скучны душевное здоровье и плюшевые стереотипы.

Любить женщину, у которой такое прошлое – это подарок судьбы... Господи, до ее прихода еще целых шесть дней... Как я их переживу?

Чернов заснул, обнимая подушку Ксении. Ему снился ее тонкий запах...

Это случилось, когда Борис учился на последнем курсе. Никаким "Белым Орлом" еще и не пахло.

Он ушел к любительнице Бодлера и Бродского. Она поила его кофе с лимоном и рассказывала о художнике Модильяни. Как Анна Ахматова бросала ему охапки красных роз в окно, как он валялся пьяный в людных местах, валялся, чтобы, наконец, заметили, чтобы сказали: "Смотри, смотри, вон Модильяни"; как на следующий день после его смерти в больнице для нищих, Жанна Эбютерн, его бедная супруга, выбросилась из окна, выбросилась беременной, выбросилась, не в силах вынести жизнь без Моди.

Сердце Ксении сжалось. Из подруги льва она превратилась в волчицу. Стала резче, стала красивее.

И приручила лыжника Диму.

Борис увидел их на вечеринке. Она, в черном коротком платье, сама принцесса Греза на шпильках, глаз не сводила с Димы. И танцевала только с ним.

Дима важничал. Он был король.

Борис злился – его фифочка в перекосившемся свитере, фифочка, не умеющая толком подмыться, не шла ни в какое сравнение с девушкой, ни на шаг не отходившей от этого напыщенного пижона.

В точно выбранную минуту (фифочка рассказывала: "И представляете, когда Бодлеру было одиннадцать лет, мать взяла его за руку и отвела в интернат. По дороге он горько плакал: "Мама, мамочка, таких, как я, нельзя отдавать в детский дом, понимаешь, нельзя!"") Ксения посмотрела Борису прямо в глаза.

"Ты же мужчина! Все в твоей власти".

Борис не раздумывал. Скорая помощь увезла Диму со сломанной ключицей. Заплаканная фифочка ушла одна с томиком "Цветов зла" под мышкой.

Потом были сплетни. "Это, она, змея подколодная, все устроила".

Ее допрашивали. Ксения пожимала плечами.

А вены Борис резал по двум причинам.

За день до этого он сделал ей предложение. Принес охапку красных тюльпанов. Осыпал ее.

– Ты должен знать, что я... что я женщина, – сама не зная зачем сказала Ксения, носком туфельки отодвигая от себя лежащие на полу цветы. Бутоны их были обвязаны красной нитью.

– Дима!?

– Да, – солгала она.

Он ушел, ничего не понимая.

Очутился на факультете.

В деканате получил характеристику. Отец Димы, доцент института, сделал все, чтобы она была убийственной.

"...Склонен к аффективному поведению. В сентябре1984 году совершил гнусную выходку: бросил двух студенток-старшекурсниц в ежевичные из-за того, что одна из них сказала: "Ален Делон, у вас плохой одеколон". В том же году, кичась силой, избил в парке нескольких подростков". И так далее и тому подобное.

Прочитав характеристику, Солоник, уже работавший в милиции, покачал головой: "Получишь на всю катушку".

Кривая, однако, вывезла. Покушение на самоубийство помогло. В институте поменяли характеристику, в прокуратуре – статью. В итоге получилось общественное порицание за непредумышленное нанесение тяжких и менее тяжких телесных повреждений.

После окончания института Борис пошел работать в милицию. После свадьбы получил квартиру в общежитии. Ревновал жену нещадно.

Ей нравилось. Ей нравилась ревность, и она ее подогревала.