"Ты... ты... все еще... любишь меня... Мартин?" - нерешительно произнес его отец.
Глядя ему прямо в глаза, Марти сказал: "Как ты думаешь?" - и притянул отца к себе в сокрушительном объятии.
С лицом, как у ребенка, мистер Линдстрем поднял руку к сыновней голове и начал гладить тонкие белые волосы. Затем он начал плакать, поглаживая голову сына и повторяя снова и снова: "Пожалуйста, пожалуйста, прости меня, сынок."
Эрик посмотрел на своих родителей и улыбнулся им. Все, что произошло, стоило этого, даже хотя он и знал, что будет все еще спать на животе в течение по крайней мере недели. Затем на лицо Эрика пришло решительное выражение. Повернувшись к своим родителям, он сказал им, что есть еще одна вещь, которую ему надо сделать. Затем он с трудом подошел туда, где находились Марти со своим отцом, и стоял там, пока они не обратили на него внимание.
Почувствовав, что Эрик здесь, Марти отделился от отца. Он вынул платок и вытер лицо, затем сделал то же своему отцу. Потом Марти встал и сказал отцу, что здесь находятся и другие, которых нужно просить о прощении. Марти жестом показал Томми подойти и встать рядом с Эриком перед его отцом позиция, в которой они были не далее, как полчаса назад.
Эрик взглянул на мистера Линдстрема и сказал тихо: "Я прощаю Вас, сэр. Я не ненавижу Вас за то, что Вы сделали. Я должен быть честным с Вами, что заслужил порку веслом за манеру, в которой я высказался Вам. Я... я просто никогда не думал, что это должно закончиться подобным образом."
Удивление на лице мистера Линдстрема отразилось также и на лицах Дэниэла и Лайзы Вильямсонов. Они думали, что знают своего сына, его склонность прощать, но они никогда не ожидали так много великодушия и сострадания. Они просто обняли друг друга, наблюдая за сыном с новой гордостью и любовью в глазах.
Мистер Линдстрем не знал, что сказать. Он просто сидeл, глядя в глаза Эрика. Затем Томми положил свою руку на руку отца и сказал, что он тоже по-прежнему любит своего папу. Потом он заявил, что если заслужит порку в будущем, то будет принимать ее, как делал Эрик - никаких звуков или просьб, никакого плача или другой ерунды. Затем он крепко обнял своего отца, поцеловав его в щеку.
Джон Линдстрем не мог поверить в то, что услышал. Затем он крепко прижал к себе своего сына, потом добавил к нему Эрика. Он обнимал обоих мальчиков и нежно целовал их в головы. Он закрыл на мгновение глаза, затем позволил мальчикам идти. Он переводил взгляд с одного на другого, потом тихо сказал: "Благодарю вас, мальчики. Благодарю вас больше, чем вы когда-либо сможете понять."
Он оставил их обоих и подошел к Дэниэлу и Лайзе. Он сказал им, что ему нет никакого извинения за то, что он сделал с Эриком, он сожалеет и должен сделать что-нибудь, чтобы скомпенсировать это. Затем он протянул руку Дэниэлу.
Первым порывом Дэниэла Вильямсона было все же ударить Джона Линдстрема по лицу за то, что он сделал с его сыном. Затем он глянул через плечо Линдстрема и увидел своего сына, стоящего с Марти и Томми. Улыбающийся Марти был в центре и держал руки на плечах обоих мальчиков. Эрик и Томми тоже стояли улыбаясь, глубоко засунув руки в передние карманы джинсов. Затем он заметил, что рот его сына произносит слова: "Пожалуйста, папа??"
Кивнув своему сыну и двум мальчикам Линдстремов, Дэниел Вильямсон взял руку Джона Линдстрема. Лайза Вильямсон добавила свою руку поверх их. Я все еще не могу поверить, что я делаю это, Джон, сказал он, но если мой сын и твои могут тебя простить, то как я могу не простить тебя тоже? Затем он сказал мистеру Линдстрему, что откажется от любой его платы, если тот намерен найти выход из данной ситуации. И если Томми нуждается в шлепании, то и Эрик, коль ему все же будет позволено приходить играть с Томми, должен обещать остыть первым.
Мистер Линдстрем пообещал делать, как его попросили. Он поклялся Богу, что будет действовать именно так. Каждый, кто знал Джона Линдстрема, понимал, что когда он дает такую клятву, он сдержит ее во что бы то ни стало.
Вслед за ним и Томми поднял глаза на своего брата с широкой улыбкой на лице. Потом он взглянул на Эрика, который улыбнулся в ответ, затем снова посмотрел на Марти. Тот глянул вниз на обоих мальчиков, улыбнулся им в ответ и дал обоим жаркое, быстрое объятие. Потом он ухмыляясь взглянул на Томми и сказал ему, что похоже - он приобрел другого младшего брата. Хорошо ли это для Томми?
Обняв своего брата, Томми ответил: "Еще бы, старший брат! Я совсем не возражаю поделить тебя с Эриком! Затем он пронзительно взглянул на Эрика и спросил, когда тот родился. Эрик ответил, тогда Томми стал с отвращением рассматривать его лицо. "Проклятие!" - произнес он, - "я ПО-ПРЕЖНЕМУ буду младшим братом!"
Услыхав, что говорит Томми, все взорвались смехом. Затем Дэниэл взглянул на Лайзу и сказал: "Хорошо, если это факт, то похоже им тоже придется поладить с двумя новыми сыновьями. Есть какие-нибудь проблемы с этим, Лайза?" Взглянув на своего мужа, та поцеловала его и ответила: "Ни малейших, Дэниэл."
Затем миссис Линдстрем произнесла, что еще есть еда, лучше бы они садились все прямо сейчас, прежде чем она остынет. Миссис Вильямсон сказала, что они не могут навязываться на их семейную встречу. Миссис Линдстрем ответила: "Ерунда! Я всегда делаю достаточно, чтобы накормить небольшую армию." Затем она сказала им, что это решено, она не хочет слышать ни единого слова. Эрик показал им ванную комнату, чтобы они могли помыться, и взял у них пальто. Потом он доставил пальто к стойке в холле и повесил на крючки.
Между тем, стулья были расставлены вокруг стола, было установлено больше сидений, и к моменту, когда его родители закончили, все были уже готовы. Он обнаружил, что его мать будет сидеть справа от мистера Линдстрема и слева от Марти. Сам Эрик будет сидеть между своими родителями, для этого был единственный стул с подушкой на нем. Томми находился почти напротив Эрика, что обрадовало обоих мальчиков.
Все были усажены. Мистер Линдстрем посмотрел на своего старшего, снова с чувством гордости в глазах, и попросил его сказать молитву. Марти склонил голову, прося благословения на еду и всех, кто за столом. Подняв голову, он произнес: "Аминь." Все другие вторили ему, затем принялись за еду.