Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Какой? - спросили они хором.

- Прежде всего: никакого брака и никаких детей. Ваше чувство должно принадлежать только вам и: - Тут я сделала многозначительную паузу. - : и Богу!

Бог тогда был в моде, если помнишь. То есть не так, как сейчас, когда религия стала почти обязательной, как некогда марксизм-ленинизм, но в моде среди интеллигенции, среди той ее части, которая не успела или не захотела в свое время диссидентствовать, однако торопилась выказать инакомыслие. Многие мои приятели тогда гордо заявляли: "Сегодня я иду в Храм!" И Храм был всегда с большой буквы.

- Офелия, о нимфа, пора двигать в монастырь, - пошутил тогда Андрей, который не столь спешил следовать моде, но старался и не очень от нее отставать.

- Ни в какой монастырь вам идти не надо, - сказала я. И должна честно тебе признаться, что именно тогда на меня сошло озарение. То есть до той самой минуты я еще сама не знала толком, что я хочу им сказать, а тут вдруг заговорила так уверенно, будто вынашивала эту идею годами. - Вы просто должны дать друг другу обет. То есть поклясться перед Богом, что будете принадлежать друг другу всю жизнь. И что об этом не будет знать ни одна живая душа: кроме меня, конечно, и кроме священника, который вас повенчает.

- Повенчает?!

- Ну конечно же! Вы не пойдете ни в какой загс. Вы просто обвенчаетесь в церкви, обменяетесь кольцами, поцелуетесь - и будете жить дальше, как жили до сих пор. И никто не будет знать, что перед Богом вы - муж и жена. Только священник и Бог. И вы будете тайно нести свою любовь и свою верность сквозь всю жизнь. И только если один из вас встретит когда-нибудь на пути другую настоящую любовь, тогда по его просьбе другой должен освободить его от клятвы.

- А без этого нельзя? - спросила Верочка. - Без разрешения?

Вот тогда я испугалась. Только недостаточно сильно испугалась, дура! Если бы я сильно испугалась, я сумела бы обратить все в шутку и выбить эту идею из их голов: А может быть, и не сумела бы. То есть Андрея мне наверняка удалось бы отговорить, но вот Веру - вряд ли. Она уже тогда была совершенно безумна, и, как у всех безумных, любая овладевшая ею идея становилась для нее idйе fixe. Все, что я могла, - это попытаться хотя бы оставить для Андрея запасной выход:

- Нельзя, - строго сказала я. - Вы не должны превращать свою любовь в темницу. Вы должны быть свободны во всем и только друг перед другом нести эту тайную ответственность.

Тут Андрей очень вовремя вспомнил, что у нас есть свой, собственный священник - наш Сашка Морозов, наш дорогой и любимый о. Александр, - и предложил, не откладывая дела в долгий ящик, тут же к нему и отправиться. Однако что-то в тот раз не вышло, то ли Верочка заболела, то ли о. Александр был в отъезде, только поездку решили отложить.

Что было потом - ты знаешь лучше меня. Меня не было в городе, и вы отправились вчетвером: ты, Боря Путешественник, Верочка и Андрей. Отец Александр принял нашу - теперь уже нашу общую - идею без особого восторга, но и отвергать не стал. Он только потребовал, чтобы, прежде чем он станет венчать их, все вы, в том числе и ты, окрестились у него же, поскольку вершить таинство брака над безбожниками было бы ни с чем не сообразным грехом. И вы окрестились. Простенький серебряный крестик, надетый на тебя о. Александром, ты носишь до сих пор, я заметила. И Верочка тоже. И Андрей. А насчет Бори не знаю. Спроси у него, если хочешь, когда свяжешься с ним. Впрочем, это не так уж и важно. Главное, что не осталось после этого тайного венчания никаких материальных следов, так как церковь та сгорела вместе с нашим бедным Сашкой, сгорели и иконы, и книги, и все церковные записи. Однако и после этого бедные Верочка и Андрей продолжали хранить друг другу верность - и хотя я не думаю, что они и физически были абсолютно верны, да и не беспокоились они никогда об этом, но в брак ни он, ни она не вступили и внебрачных детей у них, насколько мне известно, нет.

Возможно, нам не следовало открывать чужую тайну. Даже наверняка не следовало. По крайней мере ты сам сделать это не захотел. Решил меня использовать, а сам умыл руки. Но мне все равно. Это ведь и моя тайна тоже. Я к ней причастна. Я, можно сказать, первая виновата в том, что произошло. И почему-то мне кажется, что в глазах Господа нашего тот давний мой грех перевешивает грех нынешний, ибо тогда мною двигала только гордыня, желание во что бы то ни стало быть не такой, как все. Теперь же действую не только ради денег - хотя и совсем бескорыстной прикидываться не хочу, - но и ради Андрюшиного возможного счастья. Я знаю лучше, чем кто либо, что Верочка ни с Андреем, ни без него быть счастлива в нашем обычном житейском смысле слова уже не сможет и тот самый монастырь, о котором шутил тогда Андрей, был бы для нее сейчас наилучшим выходом, хотя и этот выход недоступен для нее. И поскольку говорилось тогда между нами и о том, что тайный этот брак до тех пор только имеет силу свою и значение, покуда сохраняется в тайне, то вот я и хочу сейчас раскрыть эту тайну и тем самым вместо несчастной подруги своей освободить Андрея от данного им когда-то перед алтарем слова:

3

Исповедь Нины занимала тринадцать страниц, напечатанных на лазерном принтере. Шрифт Times New Roman, кегль 14. Страницы пронумерованы, так что не нужно было их считать. Дочитав страницу, я возвращал ее Нине, и она передавала мне следующую. Я читал внимательно, не спеша, не пропуская ни слова, хотя сразу понял, что разгадка спрятана в самом конце, а все, что предшествует разгадке, написано не для Игоря Степановича, а для меня. И только для меня представляет интерес.

Но я читал внимательно, вдумчиво. Я не просто читал: я анализировал текст. Искал следы обмана, подтасовки, предвзятого толкования тех или иных фактов. Искал - и не находил. Все написанное Ниной соответствовало действительности. И ее мысли, ее чувства, ее представления - все было не придумано ею, а написано в порыве все сметающей откровенности. И тот заключительный пассаж, где раскрывалась тайна Андрея и Веры, был написан точно так же, с той же неподдельной экспрессией - и это убедило бы меня в его достоверности даже в том случае, если бы я сам не знал правды.

Другое дело (тут Нина права), что я не мог бы поручиться, что раскрытая Ниной (и известная мне) тайна - именно та, которая препятствовала Андрею жениться на Ирине Аркадьевне. Могли же у него быть и другие причины, о которых мы с Ниной не знали. Но то, что существовал тайный брак Андрея и Веры, то, что они были обвенчаны тайно покойным о. Александром, а мы с Борей были шаферами и держали венцы, - это я знал в точности. А в то, что оба они способны назло всему свету хранить друг другу верность перед лицом Бога (мы, живые свидетели, не в счет), - в это я свято верил.

- Дочитал? - спросила Нина.

- Да.

- Давай сюда страницу.

Я молча отдал ей последнюю страницу, которую, задумавшись, продолжал держать в руке.

- Ты узнал то, что хотел?

- Да.

- Все правильно написано?

- Да. За исключением мелочи. - Я расстегнул рубашку, оттянул ворот фут-болки. - Крестик я, к сожалению, потерял. А на цепочке, как видишь, ношу пулю, которой меня чуть не убили.

- Ну не убили ведь. Так что плати.

На этот раз я не просил Нину отвернуться. Не было на мне портативного диктофона, и на животе моей телохранительницы его тоже не было. Вместо диктофона у нее под одеждой спрятан был небольшой, но достаточно мощный передатчик, так что охранники господина Горталова прослушивали нас в режиме реального времени. И записывали на пленку, чтобы в случае прокола начальство могло разобраться, кто виноват. Хотя в любом случае виноватым буду я. Но пока что не было у меня такого ощущения, что меня в чем-то можно обвинить. И расстегивая рубашку, и задирая футболку, чтобы достать из пояса деньги, я не ждал, что из соседней комнаты на нас сейчас набросятся сообщницы Нины, вооруженные револьверами и обрезами лесбиянки. Прежде чем мы уселись за стол переговоров, моя телохранительница попросила у Нины разрешения осмотреть квартиру и произвела осмотр на редкость тщательно.

53
{"b":"58459","o":1}