Роман Данилович достал из внутреннего кармана плоскую фляжку, отвинтил пробку, сделал несколько глотков, почмокал полными губами и вновь спрятал фляжку в карман. Эта его привычка переодически прикладываться к фляжке, также была узнаваема. Он конечно же мог заказать коньяк и стюардессе, но, во-первых, был уверен, что коньяк непременно окажется дрянным, каким-нибудь трехзвездочным и к тому же Азербайджанского производства, во-вторых, он употреблял лишь французский коньяк "Камю". Да. И вообще, Кудрявцев был человеком привычек. А от них, порой, гораздо труднее избавиться, чем изменить внешность. Романа Даниловича, к примеру, даже под страхом смерти невозможно было заставить надеть несвежую сорочку. На завтрак он всегда пил лишь чашку натурального кофе с тонким ломтиком Голландского сыра. Ну да хватит об этом.
Итак Роман Данилович Кудрявцев вновь, вот уже в третий раз, летел в Новосибирск, чтобы раз и навсегда воцариться там на троне правителя всея Сибири, Как его заверили, на этот раз препятствий никаких не будет. Вчера вечером. нет, уже позавчера он видел по телевизору фотографию трупа Иванова. Но ни удовлетворения, ни тем более - злорадства не испытал. Отнюдь. Скорее почувствовал сожаление. Сергей Иванович был несомненно умным и талантливым человеком, достойным противником и не мог не вызывать уважения и симпатии. Кудрявцев прекрасно помнит их первую и, как оказалось, последнюю встречу, откровенный и нелициприятный разговор между ними. Разговор тот настолько задел Романа Даниловича, что он постоянно к нему возвращался, пытаясь заочно доказать Иванову свою правоту. Но чем он больше доказывал, тем больше чувствовал неуверенность и шаткость своей жизненной позиции. Как Иванов тогда сказал: "Допускаю, что вы что-то там построите. Только не хотел бы я жить в этом вашем "что-то"." И еще: "Общество, построенное на ваших принципах, обречено". А что если Иванов прав? Действительно, разве можно создать что-то путнего из лжи, построить на обмане? По этому поводу есть хорошая аварская пословица: "И кровля рухнет, коль опорой ей служат вымысел и ложь". Да. Но ни этот давний разговор с Ивановым был причиной дурного настроения Романа Даниловича и даже не смерть следователя, хотя и сам по себе факт, конечно, печальный. Но не это. Причиной тому был вчерашний его разговор с Сосновским. Он был настолько же неожиданен, насколько и неприятен и посеял в душе Кудрявцева великие сомнения, даже панику. До него Роман Данилович был уверен, что создание Высшего экономического совета, объединение капиталов многих богатых людей служат благородной цели - возрождения страны и направлены на борьбу как раз с сосновскими, чубайсами и прочими "западниками". А оказывается, он сам стал разменной монетой в их грязных руках. Как такое могло случиться, что его, великого мошенника, всю жизнь дурачившего других, самого одурачили, провели, как мальчишку? Его аналитический ум, организаторские способности, его капиталы, наконец, служили как раз для укрепления власти сосновских и чубайсов. Парадокс! И это уже не аберрация идей, во имя которых он жил последнее время, а их полный крах и несостоятельность. Что же делать?
Ему до мельчайших подробностей вспомнился вчерашний разговор с Сосновским.
Вчера после обеда ему позвонил Танин и попросил срочно приехать, сообщив, что у него есть весьма и весьма важное известие. К Танину Роман Данилович не питал никаких симпатий, как, впрочем, и антипатий, был совершенно индифферентен. Считал человеком недалеким, добившимся определенных успехов в деловом мире лишь исключительно благодаря своим связям. Но, судя по всему, именно Танину будет доверено в новом правительстве кресло министра финансов. Поэтому Кудрявцев поддерживал с ним теплые, почти товарищеские отношения. К тому же, именно Татин непосредственно отвечал за операцию по созданию Сибирской республики.
Через час Роман Данилович уже был у загородной виллы Танина. Хозяин всем своим видом выказывал насколько рад их встрече, долго жал руку, улыбаясь, как китайский болванчик, и, отчего-то, постоянно кланяясь. Эти его лакейские манеры были несимпатичны Кудрявцеву, вызывали раздражение. К тому же у того были потные руки. Бр-р!
"Экий он, право, жалкий! - неприязненно подумал он, с трудом высвобождая свою руку. - Я б такому ни только министерство финансов, псарни бы своей не доверил". Почему именно псарней? Роман Данилович и сам не знал. Никакой псарни у него конечно же не было. Но он любил аргументировать старыми понятиями. Как-то маман говорила ему, что их род произрастает корнями чуть ли не от самого великого князя Потемкина. Враки, наверное. Но Кудрявцев часто представлял себя хозяином большой дворянской усадьбы, выходящими на высокое клыльцо в стеганном атласном халате, с неизменной трубкой во рту, окруженный красивыми молодыми женщинами с влажными агатовыми глазами. Представлял и эту мирную вялотекущую размеренную жизнь, заполненную утренними чаепитиями с вижневым варением, охотой на бескрайних российских просторах и нескончаемыми вечерними беседами с близкими по духу и образу мыслей людьми. Хорошо! Вот оттого-то, очевидно, и появилась в лексиконе Кудрявцева словечки типа псарни.
- Вы что-то хотели мне сообщить, Валентин Иванович? - спросил он хозяина, с трудом преодолев желание достать носовой платок и насухо вытереть руку.
- Да-да, - закивал Танин. - У меня для вас, Роман Данилович, есть, в некотором роде, сюрприз. Милости прошу в гостиную. - Широким жестом он указал на дверь, ведущую в гостиную.
Когда Кудрявцев вошел в зал, то увидел там сидящим в кресле Сосновского. Это было столь неожиданно, что Роман Данилович даже несколько подрастерялся. Действительно, - сюприз! Что, что, но он даже не мог предположить, что может здесь встретить этого человека - известнейшего бизнесмена и политика с весьма и весьма скандальной репутацией.
При появлении Романа Даниловича Сосновский живо вскочил, подбежал, схватил его руку и принялся энергично трясти, приговаривая:
- Рад того... Познакомиться ага. Здравствуйте, Роман Данилович! Какой вы... Большой какой.
