От слишком серьезных мыслей у меня так разболелась голова, что я был вынужден выпить две таблетки "Цитрамона" и отключить сознание.

Время близилось к обеду. Мой желудок уже требовал сугубо материальной пищи, а мысли уже не поднимались выше моих гастрономических вкусов и пристрастий, когда в кабинет буквально влетел мой симпатичный Пятница любимый зять патрона Веня Архангельский. На его ангельском личике при желании можно было прочесть, что угодно - от грустной истории о его предательстве богатого тестя и всей его компании, до пламенной веры в правоту нового дела. А в наивно-распахнутых голубых глазах была какая-то жуткая тайна, которой ему не терпелось поделиться со мной.

- Адрей! - воскликнул он таинственным шепотом.

Но я сделал страшные глаза и приложил палец к губам. С тех пор, как обнаружил слежку, я был не уверен, что люди Сосновского не наставили мне в кабинете жучков. Рот Вени тут же испуганно захлопнулся, казалось, навсегда.

- Пойдем, Вениамин Маратович, пообедаем, - проговорил я громко и торжественно. - А то у меня желудок уже подвело от голода.

Едва мы оказались на улице, Архангельский выпалил:

- Мой тесть замышляет убийство какого-то следователя!

По всему моему телу прошла, будто мощный электрический разряд, нервная дрожь. Сердце замерло. Я понял о ком идет речь.

- Откуда тебе стало об этом известно?

- Вчера у него в гостях были киллеры и я подслушал их разговор.

Я снабдил Вениамина соответствующей аппаратурой, переданной мне подполковником Долматовым. Веня наставил в доме тестя жучков и теперь регуляно снабжал меня самой свежей информацией.

- Расскажи об этом подробнее.

- Вчера поздно вечером к Танину пришли два гостя, внешность которых мне сразу не понравилась. Он заперся с ними в гостинной, а я пошел в ванную и стал слушать их разговор. Речь шла об убийстве следователя в Новосибирске, который стал им очень опасен.

- Они называли фамилию следователя? - спросил я, хотя сомнений никаких не было. Речь могла вестись лишь об Иванове.

- Нет. Вероятно они уже её знали.

- Когда киллеры должны быть в Новосибирске?

- Как я понял, они вылетают послезавтра самолетом.

- Ты их можешь описать?

- Конечно. Один высокий, где-то под метр девяносто, сухощавый с неприятным лицом.

- Что значит - "с неприятным"?

- Лицо его темное, землистое, Такое впечатление, будто он болеет туберкулезом. Нос большой, с горбинкой. Второй среднего роста, около ста семидесяти пяти сантиметров, также худой, светловолосый и голубоглазый. Обоим лет по тридцать пять - сорок.

- А какие-нибудь особые приметы заметил?

- В каком смысле?

- Ну шрамы, родимые пятна или что-то еще?

- Да. У высокого на верхней губе довольно заметный шрам.

Я готов был расцеловать Веню. Он оправдал мои надежды - стал классным агентом. Рэс ипса лёквитур (дело говорит само за себя). Я даже содрогнулся при мысли, что Веня мог оказаться в нужное время не в нужном месте. Последствия могли быть роковыми.

Информация была настолько ценной и "горящей", что я тут же позабыл о своем желужке, попрощался с Веней, побежал к телефонной будке, позвонил по знакому номеру телефона и, услышав в трубке знакомый голос, сказал:

- Мария Ивановна, серьезно заболел дядя Митя. Необходима срочная операция, а у нас нет нужной суммы. Вы не поможете?

- Позвоните часика через два, что-нибудь сообразим, - ответила Мария Ивановна.

После этого я зашел в ресторан и плотно пообедал. Затем стал слоняться по улицам, размышляя над полученной информацией Вени. Значит, Иванов вышел на что-то очень серьезное, если мой первый хозяин Танин решился на терракт. Решал конечно не он, а Сосновский. Танину поручено лишь его организовать. Следовательно, дела у наших оппонентов не так хороши, как им хотелось бы. Факт. И это радовало. Карфаген должен быть разрушен. И он будет разрушен, чего бы это нам не стоило. Недавно я размышлял о сути бытия и всем прочем. (Автор, кажется, пересмотрел свое ко мне отношение). А чтобы стало с миром, не будь ивановых, рокотовых, сидельниковых? К ним с недавнего временя я с полной увереннностью могу отнести и себя. Со всей определенностью можно сказать, что мир бы давно погиб, захлебнувшись в собственном дерьме. Может быть, не совсем изящно сказано, зато - точно. Но вот что мне кажется странным - при всем могуществе дьявола, он никак не может с нами справиться. Почему? Не означает ли это, что мы находятся под чьей-то защитой? Бога? Нет. Бог со своей слюнтяйской добродетелью давно проиграл битву с дьяволом. Мы находятся под защитой самого Создателя, который и затеял всю эту катавасию под названием жизнь, как мы её себе представляем. А представляем мы лишь крохотную вершину айсберга. Все остальное сокрыто от нас под огромными толщами воды. А если это так, то у господ сосновских никогда ничего не получится. В конечном итоге на их пути обязательно встанут ивановы. Так было и так будет.

Вот такие странные мысли были мне навеяны прогулкой по шумным и многолюдным улицам столицы. Слышал бы меня тот хомо беспечный, каким я был ещё полтора года назад. Вот бы посмеялся. Но, как говорится - тэмпора мутантур эт нос мутамур ин иллис (времена меняются, и мы меняемся с ними). И как сказал Овидий: "Ут дэсинт вирэс, тамэн эст ляуданда волюнтас (пусть не хватает сил, все же желание действовать заслуживает похвалы). Вот именно. На том стоим и стоять будем! Иначе нельзя. Дорогу осилит идущий.

Через два часа я уже был на конспиративной квартире и застал там подполковника Долматова. Он был, как всегда, спокоен и невозмутим. Сидел в кресле, курил и выжидательно смотрел на меня. А в самом центре его внушительного носа начинал лилово вызревать чирей, делая его (нос) ещё больше и значительнее.

Игорь Викторович посмотрел на часы и, как всякий педант, любящий точность и аккуратность, одобрительно сказал:

- А вы точны, Андрей Петрович! Здравствуйте! - он встал и крепко пожал мне руку.

Это что-то новенькое. Похоже я заслужил у руководства ФСБ называться настоящим именем. Очень похоже.

- Это у меня наследственное, Игорь Викторович, - скромно ответил я. Видите ли, я в некотором роде отпрыск императора всея Руси Александра Первого.