-Ай, совсем бешеный зверь, пристрелить нада, - вступил молчавший и недобро смотревший на Зубова, второй Лизин сопровождающий, Иван. - Никитич, нада, однако, пристрелить, заразу нельзя распространять, тундра болеть из-за бешеного будет.
Никитич подумал немного:
-Давайте его в дальнем пустующем ангаре закроем до утра, я сейчас срочное сообщение передам, пусть менты приезжают и разбираются. Наверняка сидел, слова-то оттуда - "бугор, шестерки". Пока пусть без куртки, остынет, прекратит пену пускать, тогда и отдадим, ни хрена, не замерзнет, вон какой горячий.
Зубов услышав про ментов, мигом перестал орать и биться об пол:
-Мужики, отпустите, я уйду и никогда не появлюсь здесь, мужики?
-Похоже, наследил ты где-то сильно, вот отпустим тебя, раз не хочешь с ментами встречаться, а ты нас всех, как и обещал, на кусочки порвешь, такие гниды пока не напакостят, не угомонятся.
Под дулами двух ружей Зубов неохотно, но пошел в ангар, знал, похоже, не понаслышке, как стреляют северные охотники, а шансов перехитрить-убежать не было .
Никитич по срочной связи связался с центральной диспетчерской службой, там пообещали сразу передать его сообщение в милицию.
Лизу же все также трясло, и она никак не могла согреться. Никитич, посмотрев, как она двумя руками пытается удержать кружку с чаем, молча достал заветную фляжку и налил полстакана коньяка.
-Выпей, Лизуня.
-Никитич, да сроду столько не пила?
-Пей, дочка, пей, сколько сможешь, потом пойдем, с мужиками поговорим.
Кашляя, давясь, перхая, Лиза все-таки выпила все, сжевала не ощущая вкуса, краснобокое яблоко, посидела, чувствуя, как понемногу разжимается у неё внутри сжатая пружина...
-Никитич, а что у Миши за фотография, где они возле столбика с номером и звездочкой стоят, к кому-то погибшему ездили?
-А вот сейчас и спросим, пошли-ка.
В столовке уже ничего не напоминал о разыгравшейся драме - все было как всегда, на своих местах. Мужики сидели за общим столом, негромко о чём-то переговариваясь.
Лиза, войдя, сразу с порога спросила:
-Миш, а что это у тебя за фотка, вы к кому-то ездили погибшему?
Никитич за её спиной кивал и жестикулировал.
-Да, это мой двоюродный дед по маме, мы почти шестьдесят лет ничего о нём не знали, только то, что погиб, не дожив до восемнадцати где-то под Варшавой, вот летом мы и съездили к нему. Я сейчас фотографии и рисунки младшего братика принесу.
Принес альбом и стал рассказывать про дядюшку совсем молоденького, точь в точь как на рисунке Филиппа. Мужики, не веря, вглядывались в юное, безусое лицо:
-Да ему тут лет тринадцать всего и дашь, - вздохнул Вовка, - эх, пацаны ,сколько вас тогда полегло!!
Помолчали, вспомнили своих фронтовиков, а потом Минька долго рассказывал про своего безумно любимого деда Панаса, про то как он случайно встретил в их городе фронтового друга, которого вытащил едва живого, и почти сорок лет считал его погибшим, про остальных, оставшихся в живых дедовых однополчан, они же наоборот, думали что дед уже давно умер. Он копировал дедову речь, рассказывал про 'усякую полезную вешчь', про его кирзачи, про его любопытство, золотые руки... Все слушали внимательно, где-то смеялись, где-то умолкали, потом разговорились - у каждого был свой дед или два и хорошие воспоминания, связанные с ними.
-Мой бачка, - сказал молчавший все это время, но внимательно слушавший ребят, Петр, -на фронте снайпер был, сто пятьдесят трех фрицев снял однако, потом, правда, ранило сильно, долго лечился, на фронт больше не взяли, руку отняли. Гордимся, вот восемьдесят лет будет летом.
-Да ты что? - ахнула Лизавета, - твой Николай Васильевич? Такой маленький, худенький?? Ниже меня ростом, хотя я сама метр в прыжке. И надо же...
-Этот худенький знаешь, как умеет маскироваться? Не смотри, что однорукий. Нас в семье семеро, мы в детстве его ни разу не смогли найти, хотя тундра, это не тайга.
Вот так и сидели, пока не затрещал телефон с поста, Никитич, выслушав, поднялся:
-Вы тут поговорите, меня начальство хочет, я быстро.
Ребята тоже притащили фотки, и постепенно разговор оживился. Каждый старался вспомнить что-то смешное из детства, стараясь отвлечь дохтур-ку от неприятных, теперь уже воспоминаний.
Никитича же ждал на связи милицейский. Следователь попросил описать задержанного, поинтересовался особыми приметами. Никитич пожал плечами, потом вспомнил:
-Подождите, у нас один парнишка ему как-то спину тер, спросим сейчас.
Олег сразу сказал, что у Зубова на левой стороне груди выколота голая пышная красотка.
-Так-так, вот куда, оказывается, рванул, мы-то подозревали, что поближе к столице, чтобы затеряться, а он, видишь, как рассудил, так бы отсиделся, глядишь, если бы ума хватило жлобскую натуру не показывать, уж больно он лют на женщин, озабоченный по самое не хочу. Этот Зубов Валерий - будем пробивать кто это - хорошо, если только украл документы, когда хвост прижмут, может и на мокрое пойти. Иван Никитич, у Вас там стрелки есть, понаблюдайте ночью, если что, при попытке к бегству... такая мразь, по нему самая настоящая петля плачет. Поосторожнее, утром мы прилетим с конвоем.
-Такой опасный?
-Более чем! Земцов Владимир, он же Ершов Анатолий, Греков Геннадий, Мильченко Василий - особо опасный преступник, бежал с этапа, подкупив охранника, на его счету много чего. Начинал с мелких краж, был судим пять раз: грабежи, мошенничество, последний раз - убийство. Очень прошу, будьте начеку. Мы завтра вплотную займемся и теми кто его на работу принял, до встречи!!
