– Как же ты приедешь, с пробитой-то головой. Ты что, за руль в таком состоянии собрался? – вдруг встревожился Паша. – Не дури, Ванька. Я тут все контролирую нормально. Ты лечись давай.

– Да хорош за меня переживать, – засмеялся Корсаков. – Я же не красна девица. Все хорошо со мной, Пашка, точно тебе говорю. Так что приеду. Повидаемся, выпьем за Новый год. Да и по Рите я, если честно, соскучился.

Ритой звали корсаковскую любовницу. В его конторе она уже лет пять работала главным бухгалтером, совмещая это с бурной личной жизнью. Темперамент у нее был бешеный. В постели это Ивана вполне устраивало, а вот вне ее выносить Риту было тяжеловато. Бухгалтером она была отличным, поэтому на работе он ее терпел, а вот его личное пространство требовало проветривания от терпкого запаха ее духов, поэтому побег в провинциальную глушь был еще и отличным способом если не избавиться, то хотя бы отдохнуть от Риты.

– На сладенькое потянуло. – Яковлев понимающе хмыкнул в трубке. – Что ж, понимаю. Ритуля тут уже все глазоньки о тебе проплакала. Уехал, говорит, мой сокол ясный на чужбину, бросил тут одну.

– Даже если б я ее с собой взял, так она ведь не согласилась бы. – Иван представил гламурную Риту, не менее трех раз в неделю пропадающую в тренажерном зале, регулярно посещающую салон красоты и ходящую на непомерно высоких каблуках, на здешних улицах и не выдержал, заржал. – Нашу Ритулю можно выпускать только на просторы Невского проспекта. Она себя в глуши похоронить не даст. Так что пусть красуется там, у тебя. А я тут уж как-нибудь.

– Так ты ж сам сказал, что соскучился…

– Ну, конечно, соскучился. После трехмесячного воздержания. Гормоны-то играют.

– Неужели ты там себе никого не завел? – В голосе Паши послушалось изумление. – Корсаков, ты там вообще как, здоров?

– Вполне, – сообщил Иван, вдруг представив давешнюю врачиху, свою соседку. Тоненькую, угловатую, с рыжими непокорными волосами, веснушками, не поблекшими зимой, и разноцветными глазами. Он и сам не знал, почему вспомнил сейчас именно о ней. Вспомнил и вдруг испытал прилив острого желания. Как школьник. – Вполне здоров, Пашка. И изнываю от желания трахнуть Риту. Можешь ей передать, что приеду и сутки из постели не выпущу.

– Сам передай, – вдруг неожиданно зло сказал Паша. – Она тебе не наложница, а я – не твой евнух.

– Ты чего, обиделся, что ли? – удивился Иван, уже приходя в себя от странного наваждения. – Что я такого сказал?

– Ничего. – Из Пашки вдруг выпустили воздух, как будто из воздушного шарика. – Давай, Корсаков, мне некогда. У меня тут ребята в приемной за путевками стоят. Мне работать надо.

– Ну-ну, иди работай, – насмешливо сказал Иван, не понимая, какая муха укусила его друга и давнего партнера. – Приеду, разберемся. А пока мне тоже работать надо.

Помимо ремонта судов и поиска заказов на следующую навигацию Иван обнаружил еще одно направление, в котором могла бы работать его новая компания. Точнее, идея строить и продавать наплавные мосты принадлежала Алексею Беляеву, тому самому миноритарному акционеру, который был категорически против продажи бизнеса и верил, что именно наплавные мосты спасут порт от неминуемого банкротства.

Главный акционер считал идею бредовой, а потому, получив предложение Корсакова о покупке бизнеса, уцепился за него обеими руками. Беляев же, забрав свою долю денег, встретился с Иваном и поделился своими планами по спасению порта, и, обдумав их, Корсаков решил, что в этом что-то есть.

Зима была прекрасным временем, чтобы попробовать. Последние три недели Иван потратил на то, чтобы прочитать про наплавные мосты все, что мог найти, и убедился, что штука эта действительно экономически выгодная. На их возведение требовалось гораздо меньше времени, чем на строительство стационарного моста. Конструкция стоила недорого, легко разбиралась и при необходимости перевозилась в другое место, ее сборка требовала минимум техники и рабочих рук.

В общем, Иван решил рискнуть. Он как раз собирался встретиться с Алексеем Беляевым, чтобы привлечь того к работе. В конце концов, это была его идея, которую он пестовал и вынашивал для себя. Но удар по голове сначала отодвинул, а потом и вовсе изменил его планы. В конце концов, нужно было быть уверенным, что нападение в подъезде организовал не Беляев, и только потом предлагать ему общее дело.

Шум на улице отвлек Ивана от его мыслей. Вскочив из кресла, он подошел к окну и отодвинул жалюзи. Во дворе завязалась драка.

– Черт, только этого еще не хватало. – Корсаков схватил куртку и со всех ног бросился вниз по лестнице.

На улице уже пролилась первая кровь. Маленький, вертлявый, злобный рабочий, которого, как успел выучить Иван, звали Ромкой Новиковым, вытирал юшку с разбитого носа. Ярко-алые капли усеивали грязный бетон вокруг. Ромкина куртка спереди тоже была заляпана кровью, но он не сдавался и по-петушиному снова и снова налетал на второго участника потасовки – здоровенного крановщика Гришку Маргулиса. Тот лениво, словно бы нехотя, отпихивал Ромку, и от каждого тычка тот отлетал не менее чем на метр. Слишком хлипок был, особенно по сравнению со здоровяком Маргулисом. Рядом полукругом стояли с пяток рабочих, на дерущихся смотрели с интересом, но вмешиваться не спешили.

– Вы ошалели, что ли? – Иван влетел в полукруг и схватил Маргулиса за рукав. – Григорий, прекрати драку. Ты ж его покалечишь. Нашли место для выяснения отношений.

– Так, Михалыч, я ж не сам это придумал, – чуть протяжно сказал Гришка. Ивана в порту с первых дней все тоже звали Михалычем. То ли действительно уважали, то ли втайне насмехались. – Он первый начал, ты хоть вон ребят спроси.

Ромка тем временем подлетел снова и из-за Ивановой спины попытался ударить Маргулиса кулаком по голове. Тот перехватил руку и легонько вывернул кисть нападавшего. Ромка взвыл.

– Прекратите, я сказал! – рявкнул Иван. – Новиков, иди отсюда. Морду умой. И если еще раз на территории предприятия драку затеешь, уволю к чертовой матери.

– Тебе волю дай, ты всех уволишь, – зло сказал Ромка. – Увольнятель хренов. С кем останешься? Хотя недолго тебе тут еще над людьми изгаляться.

– Что? – Иван отпустил Маргулиса и круто повернулся к Ромке. – Что ты сказал, гаденыш?

– Я? Да ничего я не сказал. – Ромка поднял упавшую на землю во время потасовки шапку, независимо шмыгнул разбитым носом и отошел на безопасное расстояние. – Тебе кто-то ж по голове заехал. Так и еще заедет. Больно крутой, а тут крутых не любят.

Корсаков рванулся к тщедушному щуплому человечку, гадко ухмыляющемуся с безопасного расстояния, но теперь уже Маргулис схватил его за руку.

– Брось, Михалыч, не связывайся. Дерьмо он, а не человек. А драки в порту затевать не стоит. Ни тебе, ни нам не надо, чтобы худая молва пошла. А ты, шваль, иди отсюда, – обратился он к Ромке. – Еще раз ко мне подойдешь, по земле размажу тонким слоем, как повидло во времена советского дефицита.

– Что ему от тебя было надо? – спросил Иван у Маргулиса. – С чего он в драку полез?

– Бешеный дак. – В речи Гришки сквозили местные обороты речи, вызывавшие у Ивана умиление, однако сейчас ему было не до лингвистических изысков. – Мы с мужиками курили, разговаривали, что предприятие после твоего прихода шанс получило. Говорили про будущее, то да се. Сам понимаешь, кризис. Цены вверх прут как на дрожжах, курс доллара того… без работы и зарплаты сейчас не сахар оставаться. Мы ж понимаем, что все к банкротству шло, а ты приехал, и вроде все как-то получше стало.

– А дрались-то из-за чего? – Ивану была приятна неожиданная похвала Маргулиса, тем более что остальные рабочие стояли рядом и согласно кивали головами, однако нужно было докопаться до первопричины драки. Такой уж у него был характер.

– Да из-за этого и дрались, – непонятно ответил Маргулис. – Ромка стал спорить, что ты тут долго не задержишься, а нам всем все равно кранты. Я ему в сердцах сказал, что если он будет, как заяц, с места на место бегать, а не работать по-человечески, то ему так кранты точно, а за всех он пусть не говорит и за тебя не решает. Припомнил ему, как он несколько лет подряд то устраивался к нам работать, то увольнялся, когда его в Архангельске в море брали. Он же работник так себе, а человечек еще хуже, поэтому его в одно плавание возьмут, а потом на берег спишут. Ну, он к нам пристроится. Потом снова в Архангельск уедет. А он взбесился и на меня с кулаками кидаться начал. Говорю же, бешеный, не терпит, когда ему поперек что-то говорят.