Крупные капли дождя падали на её оголённые плечи, а порывы ветра подгоняли её вперёд.

Даже погода сегодня против неё.

Я стаял за ней в метрах, наверное, четырёх. В моих руках роза: в лунном свете она казалась металлического цвета с зеленоватым оттенком, но я точно знал, какого она цвета на самом деле. Синий цвет стал совсем не синий.

Ночь исказила цвет, который ты так любила.

Когда я смотрел на неё, то не мог сказать ни слова. Ком встал у меня в горле, и страх сковал меня настолько, что я не мог даже пошевелиться.

Девушка стояла в белом платье, а ступни её ног были обнажены, её белоснежные и длинные волосы коварно запутывал ветер.

Когда она повернула голову, то в лунном свете я увидел её лицо.

Она была великолепна!

Только вот глаза… Они слишком грустные.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

Улыбка невинного, счастливого ребёнка, от которой становилось тепло и уютно.

Холодный взгляд, полный молчаливой боли её грустных глаз навевал печаль и тоску.

Я моргнул. Всего лишь мгновение, но, когда я снова открыл глаза, её уже не было.

Я протянул руку, но слишком поздно.

Она исчезла.

Начала кружиться голова, затем я упал на колени. В глазах стало темно.

Сильная слабость и какая-то пустота. Словно что-то важное оторвалось от моей плоти, словно вместе с собой в темноту она забрала частичку меня, какую-то важную часть меня. Я поднял голову и увидел на фоне полной луны лишь одиноко порхающего, чёрного мотылька.

   Я проснулся и сразу же осмотрелся. Это был всего лишь сон. Но почему он бы такой реалистичный? Быть может, это был не сон? Быть может, моё подсознание воспроизвело какой-то отрывок из моей жизни? Но немного придя в себя, я вспомнил розу, неестественно синего цвета, чёрного мотылька, и заставил себя поверить, что это всего лишь сон.

Просто жуткий сон.

Но эта девушка показалась мне знакомой и сомнения закрались в моё подсознание, которое с этого момента будут пожирать мой мозг изнутри, словно паразиты.

   За окном уже показалось солнце и его ещё слабые лучи пытались пробиться сквозь полуоткрытые жалюзи, но смогли лишь оставить их блеклую нечёткую тень. Я встал и пошёл в уборную.

   Туалет был один на всё отделение. Я миновал пост медсестры, и как только открыл дверь в уборную, меня сразу же окутал смешанный букет ароматов хлорки и сигаретного дыма.

   Там я умыл лицо, чтобы привести себя в порядок после приснившегося мне кошмара.

«Хотя кошмар ли это?

Просто девушка

Просто исчезла.

Может чувства во сне тоже не реальны?»

Когда я поднял голову, в отражении зеркала на меня смотрел совсем незнакомый мне человек. В принципе, ничего необычного в парне, смотрящего на меня, не было: обычная внешность, худое лицо, взъерошенные густые, русые волосы, карие глаза.

   «Такого быть не может! Почему я не узнаю своё лицо? Что, чёрт возьми, происходит?»

   Через расстёгнутую пуговицу своей рубашки я заметил что-то на своей груди и быстро расстегнул её. На левой стороне груди была татуировка – чёрный мотылёк и надпись под ним: «Nec possum tecum vivere, nec sine te».

– Ни без тебя, ни с тобою жить не могу, – почти шёпотом проговорил я.

   Что это значит?

   За сутки моей осознанной жизни у меня возникло много вопросов, и не на один я не мог ответить. Меня утешало лишь то, что сегодня придёт моя мама, и все эти вопросы испаряться вместе с этой пустотой, которую я всё время чувствовал. «Пустота» – другими словами просто не передать это странное и непонятное чувство.

   Вдруг дверь открылась. В уборную зашёл пожилой пациент. Он, прихрамывая и не обращая на меня внимания, прошёл дальше к окну. Открыв его, он достал пачку сигарет, посмотрев на меня, протянул пачку вперёд:

– Угощайся, – охрипшим голосом неразборчиво проговорил он.

   Я и не обратил внимания на то, что всё это время пристально смотрел на него и, видимо, он расценил мой взгляд как просьбу. Я застегнул рубашку и почему-то не задумываясь, принял предложение незнакомца.

   Как же мне этого не хватало.

   Голова начала немного кружиться, и я, опираясь на одну из кабинок туалета, медленно сполз по ней спиной вниз.

   Хорошо, что мои привычки помнят обо мне.

Пожилой пациент первым прервал тишину:

– Давно здесь лежишь? – спросил он.

– Всё время, что себя помню, – ответил я, затем, почувствовав во взгляде собеседника недопонимание, хотел что-то добавить, но решил не обременять своими проблемами другого человека. Да и к тому же по мере моих ответов, будут поступление новых вопросов, а этого не хотелось, и я просто опустил голову.

– В город завтра приезжает чиновник какой-то, так мэр решил облагородить город в самый последний момент, будто…

   Густой дым, медленно возвышался вверх, меняя свои формы из-за любого, даже лёгкого сквозняка, и медленно растворялся в пропитанном хлоркой воздухе. Он вырисовывал красивые абстракции, и происходило это настолько медленно, что казалось волшебным. Я не слушал, что говорил мне мой «собеседник», а лишь из благодарности за сигарету иногда одобрительно кивал ему в ответ.

   Буквально через пару минут после того, как я вернулся в свою палату, дверь снова противно заскрипела.

   В пороге стояла худая женщина невысокого роста. Её волосы были короткие и местами седыми, а лицо – всё в морщинах. На шее весел платок. Большой пакет, который она держала, с грохотом упал на больничный холодный кафель, и она бросилась меня обнимать.

– Алекс! Как ты? Как тебя кормят? – не сдерживаясь, начала спрашивать она.

 Боже, это моя мама?

Но…

Я не помню её.

Я ничего не чувствую.

Совершенно ничего, как если бы меня на улице начал обнимать незнакомый мне человек. Я тоже приобнял её, но до сих пор молчал. Нужно что-то сказать.

Я закрыл глаза и уловил очень знакомый мне запах. Её запах – запах свежей выпечки и дешёвых духов. Такой приятный запах чего-то родного. Запах, пропитывая туман прошлого, пытался воскресить какие-то моменты из моей памяти, но, открыв глаза, запах улетучился, и меня всё так же обнимал незнакомый мне человек.

   Мы разговаривали с ней очень долго, она показывала мне фотографии, рассказывала истории. Но я ничего не мог вспомнить. Да и разговор был скорее односторонним: рассказать я ничего не мог, а спросить хотел слишком многое. Поэтому, я просто слушал. Как оказалась, меня зовут Алекс и мне 23 года. Детских фотографий у меня почти не было, что показалась мне немного странным, ведь в каждой семье есть альбомы с детскими фотографиями. Мой отец умер очень давно, и я до сих пор живу с мамой. Из родственников у меня есть только дедушка по папиной линии.

Снова этот скрип несмазанных петель – в дверях появились два парня.

Мама улыбнувшись сказала:

– Твои друзья пришли. Я, наверное, пойду.

– Здравствуйте, – в один голос сказали парни.

– Привет, Дэн! Привет, Мишель! – поздоровалась с ними мама и ушла.

   Друзья? Я думаю, что от них я узнаю куда больше о себе, чем от моей матери.

   Один из них был полным, уверенным в себе парнем. Короткая стрижка, на шее поверх майки, на которой большими буквами была надпись «METALLICA», болтался кулон «Коловрат». Он был в порезанных джинсах и расстёгнутой кожаной куртке. Второй же был худым, даже очень. Строгая рубашка, очки и серьёзный вид сразу создавали впечатление интеллигентного парня, и одевался он довольно стильно.