— Что ж, — произносит он. — Благодарю вас, доктор Люпин. Если можно, я загляну на следующей неделе и встречусь с мистером Снейпом. Скажем, во вторник.

— Во второй половине дня, — говорю я ему.

— Замечательно, — адвокат поднимается. Я выхожу из‑за стола, мы снова пожимаем друг другу руки, и он уходит. В окно я вижу, как он быстро шагает по аллее к воротам и, едва выйдя на подъездную дорожку, аппарирует. Ну и ну, думаю я. Адвокат. Да еще такой матерый. Образ профессора совсем не вяжется у меня с такими деталями повседневной жизни, как адвокаты, страховки и завещания. А вот Альбус сразу об этом подумал. Впрочем, тут нечему удивляться. В конце концов, Снейп — ученый, у него множество открытий, он возглавлял несколько лабораторий, и наверняка ему требовались адвокаты хотя бы для решения вопросов с патентами на изобретения.

Вот, кстати, еще один повод к нему зайти.

Я поднимаюсь на третий этаж и попадаю в другой мир. Третий этаж не похож на больницу. Интерьер призван создавать ощущение уюта, поэтому стены здесь обиты деревянными панелями, повсюду висят картины, в кадках и горшках — цветы, а вместо стульев–развалюх — мягкие и жесткие диваны, на любой вкус. Пациенты здесь ходят не в пижамах, а в том, что им больше нравится — или, скорее, в том, что наиболее удобно с точки зрения обслуживающего персонала.

Я заглядываю в ординаторскую и вижу доктора Лэнг, перебирающую на столе какие‑то бумаги. Третий этаж — ее владения.

— Привет, Маргарет.

— Тед! Заходи, — она приглашает меня присесть, и я с удовольствием опускаюсь в мягкое кожаное кресло. — Вижу, ты еще не забыл сюда дорогу. Мы так редко тебя видим…

— Вы и без меня неплохо справляетесь, а там, внизу, форменный бардак, — говорю я. — У тебя найдется пара минут?

— Найдется, конечно, — отвечает она и откладывает бумаги в сторону. — Что‑нибудь случилось?

— Хотел узнать, как тот пациент, которого я тебе отправил в понедельник, Северус Снейп. В общих чертах я знаю, за ходом лечения слежу, но меня больше интересует его… — я колеблюсь, — душевное самочувствие.

Маргарет смотрит на меня с непонятной улыбкой, потом присаживается на краешек стола.

— А знаешь ли ты, что по одной из его работ я защищала диплом?

— Неужели? — удивляюсь я. Маргарет кивает.

— Он написал статью, где выдвинул несколько гипотез, но на практике развивать не стал — вероятно, для него они были не слишком важны; к тому же, он и безо всяких экспериментов знал, что прав. А мне тогда это направление было крайне интересно, и я решила сделать их темой своего диплома. Даже написала ему письмо, мол, не возражаете ли вы, и все такое… — Она смеется. — Он, конечно, не ответил, а я провела опыты и защитилась. Вот такие дела.

— Что ж, — говорю я. — Значит, вы уже успели здесь побеседовать?

— Совсем не значит, — отвечает Маргарет. — Он не слишком разговорчив, в основном сидит в библиотеке, читает. Знаешь, Тед, нашими средствами его на ноги не поставить. Тут нужны высококлассные специалисты. Мы его можем, что называется, подлечить, поправить печень, но с легкими у него большая беда.

— Я найду врача, — отвечаю я. — Ко мне сейчас заходил его адвокат, показал отказ от реанимации. Это на всякий случай, чтобы ты знала. — Маргарет кивает. — И еще он что‑то странное говорил насчет дееспособности и завещания. Не знаешь, в чем тут может быть дело?

Маргарет пожимает плечами.

— Вероятно, речь об эвтаназии. Ты ни разу не сталкивался с такими завещаниями?

Я отрицательно качаю головой.

— Тогда не думай об этом. Он вполне дееспособен и чувствует себя гораздо лучше, чем в понедельник. Сходи к нему; он, наверное, в библиотеке.

Библиотека занимает две комнаты в центре коридора, напротив холла, где стоит широкоэкранный телевизор и удобные диваны. Я заглядываю в библиотеку. В креслах сидит несколько человек, но профессора среди них нет. Какая там у него палата? Двадцать пять? Двадцать шесть? Неужели возвращаться в ординаторскую? К счастью, я замечаю Брайана, идущего от лифта в мою сторону.

— Добрый вечер, доктор Люпин.

— Брайан, будьте любезны, подскажите мне, где палата профессора Снейпа?

— Двадцать пятая палата, сэр.

— Спасибо. Как он, кстати?

— Мне кажется, он чем‑то расстроен, — отвечает Брайан.

"Ну еще бы", думаю я и говорю:

— Он идет на контакт?

— Иногда. Но по–моему, ему все равно, что вокруг происходит.

— Плохо, — отвечаю я. — Что ж, не буду вас задерживать.

Наконец, я добираюсь до двадцать пятой палаты. Мне немного любопытно, как обустроился Снейп. У пациентов нет палочек — мы кладем их на хранение в сейф, — но на третьем этаже есть специальный служащий, который создает дизайн каждой палаты согласно требованиям конкретного жильца, следит за состоянием интерьеров и одежды. Я стучу в дверь и через секунду захожу.

В комнате темно из‑за длинных черных штор, полностью закрывающих окно. У окна стоит стол, на котором я замечаю планшет и несколько книг и журналов. Телевизор в углу выключен, кровать не застелена. В углу слева от двери — кресло, металлический торшер и небольшой журнальный столик. Профессор в черном халате сидит в кресле с книгой на коленях. Когда я вхожу, он поднимает голову.

— Добрый вечер, профессор, — говорю я. — Можно к вам в гости?

Снейп кладет книгу на столик — видимо, это означает "можно". Я закрываю дверь, вынимаю палочку и наколдовываю себе стул.

Снейп действительно выглядит куда лучше, чем в первый день. Даже в желтоватом свете торшера видно, что он уже не такой изможденный и бледный. Его длинные седые волосы убраны в хвост, на носу очки. Я сажусь рядом, левитирую планшет и протягиваю его Снейпу.

— Нам надо поговорить, — говорю я профессору. Тот забирает планшет, кладет себе на колени и включает его. Что ж, это хороший знак, с надеждой думаю я и продолжаю:

— Маргарет наверняка говорила, что у вас серьезные проблемы с легкими. Нашими силами поправить их будет сложно, поэтому я возьму на себя смелость рекомендовать вам специалиста из другой клиники. Конечно, все зависит от вашего желания — насильно вас никто лечить не собирается, — но мы надеемся, что вы примете наше предложение.

Снейп что‑то быстро набирает на экране. Я терпеливо жду.

"Люпин, мой дом сгорел вместе с лабораторией и всем, над чем я работал. Не вижу смысла что‑либо менять".

— Дом и лабораторию можно восстановить, — отвечаю я. — Это всего лишь вещи, профессор.

"Вещи! Вы хоть представляете, сколько эти вещи стоят? Вся ваша богадельня вместе с персоналом и старыми маразматиками, которых вы тут держите, стоит на порядок дешевле!"

— Вот сейчас я вижу, что вы действительно поправляетесь, — отвечаю я с улыбкой. — Я бы забеспокоился, веди вы себя вежливо.

Снейп раздраженно поправляет съехавшие очки и набирает текст.

"Увольте меня от ваших идиотских шуток. И свяжитесь с моим адвокатом".

— Ваш адвокат уже заходил, — говорю я. — Обещал навестить вас во вторник. Ваш дом был застрахован, и чтобы получить страховку, ему нужны подробности пожара. Возможно, из страховой компании тоже кто‑нибудь придет.

"Откуда он узнал, что я здесь?"

— Хм, — несколько смущаюсь я. — Об этом я тоже хотел с вами поговорить.

Снейп чувствует мое замешательство и пристально смотрит на меня поверх очков. В его глазах я больше не вижу ни обреченности, ни слабости. Это тот самый Снейп, которого я всегда знал — желчный, раздражительный и упрямый. Прямо как в школе. Снейп что‑то пишет.

"Люпин, я искренне надеюсь, что у вас хватило ума не совершать непоправимых для вашей карьеры ошибок".

— Не беспокойтесь за мою карьеру, — отвечаю я. — В этой, как вы выразились, богадельне никто не мечтает работать, и претенденты на мою должность не выстраиваются в очередь в ожидании того, что я совершу какую‑нибудь ошибку.