– Даже думать не хочу. Полный абзац. И заявление подали. И свадьбу назначили…

За спиной послышались торопливые шаги.

– Начальник, я с вами. Что мне там сидеть? Откуда им знать, в какую сторону мы пошли? Пока все щели, в натуре, обшарят… – Мысль вильнула в сторону, и он совершенно естественно переключился на другую тему: – Жрать охота.

– Вот с этим, друг ты наш Толян, труднее. Стекляшка на горизонте не просматривается, – Леха ехидно посмотрел на парня. – Хотя, тебя неделю можно смело не кормить. Внутренних запасов хватит.

С юмором у Толяна было туго, и он обиделся, надолго замолчав, – так подумали опера. Но не Толян. Решив, что характер свой проявил в полной мере, он подкатился с новым вопросом, поставившим их в тупик.

– Начальник, – Толян поравнялся с Лехой, который почему-то вызывал у него больше доверия и, доверительно заглядывая в глаза, спросил: – Типа, день уже, а все как ночь?

Леха опешил от неожиданности и остановился.

– Ну, Толян! Ну, голова! А и в самом деле, Стас, если судить по состоянию аппетита – дело должно продвигаться если не к обеду, то к полднику уж точно… или как там называется эта штука между завтраком и обедом. А ночь, вроде как, и не думает кончаться.

– Вопрос не ко мне. Я мент, а не физик. Толян, не трать энергию понапрасну. Когда ты думаешь, твой организм съедает все, что сохранилось в твоем желудке от вчерашней трапезы. Что для тебя сейчас важнее? Мозг? Или остальной организм?

Выбор был невелик. Но над этим стоило подумать, и Толян на какое время предался размышлениям.

Зашагали снова. Толян, весь с головой ушедший в размышления, отстал, так как делать два дела одновременно, как оказалось, для него было не под силу.

– И все-таки, что это за последний день Помпеи у нас за спиной, Стас?

– А тебе не все равно?

– Да как бы нет… К тому же получка скоро.

– На депонент переведут. Знаешь, сколько накопится? Сразу колеса купишь. Как у этого крохи.

– Спасибо. Ты настоящий друг. Утешил.

– Да ради Бога. Не жалко. Ты, Леха, лучше вон туда посмотри, – небрежным жестом он указал вперед и чуть в сторону.

– Ну, смотрю, – равнодушно отозвался Леха. – И что я должен там разглядеть?

И тут же подавился слюной.

– Только без эмоций, – предупредил Лехино богохульство Стас. – Что видишь?

– Вроде бы что-то вижу, – неуверенно произнес напарник.

– Ты кота за хвост не тяни. Говори по существу. Что-то и я вижу. На тебя Толян плохо влияет?

– Что Толян? Чуть чего – и сразу Толян! Лучше бы я вчера маскам сдался!

В руках у парня сотик, а на лице – крайнее изумление.

– Хотел с пацанами по трубе связаться. Думал, у них узнаю, что и как…

– Ну и… – опера переглянулись.

– Не отвечает. Аккумулятор полный – перед самой стрелкой на зарядку ставил, а не отвечает. Что характерно – труба новая. Неделю назад купил.

Широко раскрытые обиженные глаза смотрят на Стаса доверчиво и открыто.

– Ладно, Толян. Не бери в голову. Обули тебя, наверное, такие же братки, как и ты сам.

– Так я же их, как вернусь, на фарш пущу! – возмутился Толян. – Порву, как Тузик тапки.

– Не переживай, Толян, – шутит Стас, – не дотянули сюда еще соты. «Вне пределов досягаемости…» Зачем тебе мокруха?

Хотя Стас и не пользовался доверием братка, но на сей раз ответ его вполне удовлетворил. Он хрюкнул и уставился туда же, куда глядел Леха.

Впереди проступали очертания города. Или геометрически правильное нагромождение скал…

Зашагали быстрее. Километр. Два… Леха измерял расстояние шагами. Город, или что там было, не приблизился ни на шаг. Толян пыхтел, как паровоз. Еще немного, и рухнет в траву, не выдержав борьбы с изнуряющим голодом.

– Зря, пацаны, мы в эту сторону рванули. Это похоже на марьяж. Я такую беду у таджиков видел, когда в командировку мотался. И в школе рассказывали. В пустынях, где воды мало, всегда марьяж показывает. Человек идет, идет и раз… кони бросил. – Поскреб ногтем стриженную под «ноль» голову и уточнил: – В смысле, ласты подрезал.

Леха остановился, как вкопанный. Словно на каменную стенку налетел. Повернулся к братку и с огромным нескрываемым интересом выкатил на него глаза.

– Толян, я тебя умоляю!

– Леха, не вяжись к пацану, – Стас спрятал улыбку в уголках губ. – Откуда ему знать такие тонкости? А вообще, может быть, он не так уж и не прав. Устами младенца глаголет истина.

– Хорош младенец! В нем одного дурного мяса центнера полтора. Не считая сала и костей.

– Ну, и зачем ему тогда мозги? Толян, может, ты хочешь вернуться?

Толян, так и не успевший обидеться, на всякий случай снова всхрапнул, но отрицательно замотал головой.

– Нет уж. Впутали меня в эти заморочки, так и выпутывайте сами. Я тут не при делах. С вами пойду.

Зашагали снова. И выпрыгнули в пронзительно солнечный день. Над головой в зените – ярко брызжущее светом и теплом солнце. За спиной – непроницаемая тьма; в глубине ее сверкающие автогеном молнии, в отблесках которых можно было рассмотреть мрачные контуры черной угрюмой горы.

А в какой-то полусотне или сотне шагов нависла над равниной могучая средневековая крепость.

– Ни хрена себе навороты! – выдохнул Толян. – Откуда эта ископаемая?

На этот раз Леха промолчал. Он и сам не сумел бы выразить свои чувства точнее. Ископаемая и есть…

Высоченные стены, сложенные из неподъемных, грубо отесанных камней, вонзились в землю, уперлись в нее грозными сторожевыми башнями, глядя во все стороны прищуренными бойницами, нахохлились вороньими гнездами, из которых в любую минуту могли, того и гляди, выпорхнуть стрелы и болты арбалетов. А над всем этим грозным величием, над исполинскими стенами, дыбились башни цитадели – последний оплот защитников крепости, с выцветшим и выгоревшим на солнце стягом.

– Улет! – Толян не смог удержаться от емкого комментария. – Я по видаку такую хохму видел. Стас покосился в его сторону, но промолчал.

Долго стояли, всматриваясь в проемы бойниц, в узкие промежутки между зубцами и ожидали, что вот-вот плеснет в их сторону поток из сотен стрел. Но крепость молчала. И только на площадках сторожевых башен маячили одинокие фигурки часовых, словно не желающих замечать их появления.

Стас сделал осторожный шаг вперед, и сразу же ворота въездной башни распахнулись, и навстречу вылетел отряд из нескольких, закованных в полный рыцарский доспех, всадников. Выставив вперед копья со сверкающими на солнце наконечниками, они тяжелой неторопливой рысью направились в их сторону.

– Стас! Не знаю, как вы с Толяном, но я вовсе не настаивал, чтобы хозяин встречал меня на пороге, – прошептал, останавливаясь, Леха, и потянулся к кобуре с пистолетом. – Я человек не гордый и, сам знаешь, привык своей рукой двери перед собой открывать. Или ногой… что, порой, предпочтительней.

Стас вздохнул и шагнул вперед, как и подобает офицеру-руководителю. Черти бы взяли эту ответственность! Затем поднял правую руку, привлекая к себе внимание всадников. Но те неслись на них, даже не помышляя останавливаться.

И он прыгнул в сторону. Еще быстрее оказался Леха. И только Толян все стоял, широко открыв рот, и восторженно смотрел на эту необычную группу.

– Прыгай!

Но прыгать было уже поздно. И Толян сделал то единственное, на что оставалось еще время. С неожиданной для его комплекции кошачьей грацией, он шагнул в сторону, сделал пол-оборота направо и двумя руками ахнул в закованный панцирем, лошадиный бок. И… растянулся пластом на земле.

– Не понял! – с нескрываемой обидой в голосе проревел он, прыгнув на ноги и нашаривая взглядом обидчика. Но рядом уже никого не было. И он снова повторил то единственное, на что был способен в эту минуту: – Не понял!

Леха поскреб у себя за ухом.

«Марьяж и есть. Прав Толян, – хотел сказать он, но раздумал. Не сказал. – Стас за это бабки получает, пусть он и шевелит мозгами».

Но Стас с выводами торопиться не стал. Задумчиво посмотрев в сторону стряхивающего с себя пыль Толяна, он снова вздохнул и, не сказав не слова, двинулся в сторону все еще распахнутых ворот.