И вот наступило завтра. Он идет по коридору и видит через раскрытую дверь кошеву, стоящую рядом с крыльцом больницы. За кучера на ней Базыка в белой гимнастерке, подпоясанной широким ремнем с двумя рядами дырочек, с маузером, но без шашки. Видимо, первый раз он приезжал верхом, а конник на коне и без шашки – не кавалерист.

Он садится в кошеву, смотрит в сторону крыльца, где стоят Василич в сапогах и Анна Петровна в косынке с маленьким красным крестиком, ни дать ни взять – фронтовая сестра милосердия, впрочем, чему удивляться, – вся наша жизнь сплошная война.

Щелчок вожжами. Кошева тронулась, и больница, которую все в Каминске зовут загородной, осталась позади.

«Удивительно, – в последний момент подумал он, – за все время я не видел других больных. Уж не один ли я там был?»

Базыка нахлестывал лошадь, коляска двигалась быстро, но мягко. Все происходило, как во сне. Но дело тут не в хороших каминских дорогах, дело в его нездоровье, болезненном восприятии обстановки, скорее всего…

А впереди виднелся Каминск с деревянными домами, каменными постройками, над которыми, как над первым этажом, возвышался второй этаж в виде куполов двух церквушек и трехглавого собора с золотыми крестами.

Въехали в город, и Базыка стал называть места, где они проезжали. Время от времени он так же, как Борода, оглядывался назад, но не для того, чтобы его лучше слышал седок. Было что-то угрожающее в этих оглядываниях.

«А не готовят ли мне очередную проверку, – подумал он. – Скорее всего так. Значит, нужно быть предельно осторожным и уже сейчас просчитать ее возможные варианты… Скорее всего, все начнется с документов…»

– Остановись, – попросил он Базыку, когда они подъехали к собору.

– Что? – ухмыльнулся Базыка. – Свечку поставить хочешь, себе за здравие, Бороде – за упокой?

Он ничего не ответил, а Базыка между тем продолжал:

– Правильно делаешь, посмотри, а то уже есть решение уездкома снести это наследие прошлого и построить на этом месте сквер Героев революции.

Несколько нищих двинулись к кошеве, но остановились, увидев, что вместо кучера на козлах сидит Базыка с маузером. Среди нищих выделялся высокий, грязный человек с длинными волосами, чем-то похожий на иконописного Христа. Одет человек был в рубище, похожее на мешок. Ржавая железная цепь висела у него на шее. Он неотрывно смотрел на седока в кошеве и что-то бормотал.

– Видел? – спросил Базыка. – Интересный тип. Зовут его Дервиш. Он считается святым. Он почти ничего не ест. Все время находится с нищими, но милостыню не просит… Ему сами предлагают, это здесь считают за честь… Во, дают!..

Дервиш продолжал что-то бормотать, позванивая цепью. Когда они отъехали от собора, он не мог вспомнить ни одного лица из тех, кто пытался подойти к кошеве, кроме лица и фигуры Дервиша.

После остановки у собора они подъехали к деревянному двухэтажному дому. Базыка привязал к коновязи лошадь, они зашли внутрь, поднялись по шаткой лестнице на второй этаж. Базыка постучал в дверь.

– Кто там? – спросил низкий грудной голос.

– Свои, свои, – сказал Базыка, – открывай, Груша.

Дверь открыла женщина в цветастой юбке, белой кофточке и пестром платке. В женщине было такое необычное сочетание красоты и порочности, что он, посмотрев на нее, невольно отвернулся, как отворачиваются от ослепительного света.

– Знакомься, – начал Базыка, – это хозяйка квартиры, в которой ты будешь квартировать… Зовут ее Аграфена, по батюшке Ивановна.

– Можно просто Груша, – сказала хозяйка, кокетливо и бесцеремонно оглядывая будущего квартиранта.

Потом она повела пришедших в комнату, где не было мебели, а стояла кровать и деревянный табурет.

– Одежду вешать здесь, – проронила Груша и показала ряд гвоздей на стене.

– Нет у него одежды, кроме той, что на нем, – ответил, усмехнувшись, Базыка, – вся его одежда осталась на мосту.

– На мосту, – произнесла женщина и стала промокать глаза кончиком платка.

– Ну-ну, – грубо оборвал Базыка. – Бороду уже не воротишь, так чего сырость разводить?..

Пока Базыка говорил с хозяйкой, он подошел к окну и поймал удовлетворенный взгляд одного из замов покойного Бороды. Базыка оценил его поступок с точки зрения профессионала. Инспектирующий не какой-нибудь шаркун из города. Знает, что почем… Он смотрит, куда выходят окна.

– Здесь два выхода. Очень удобное пристанище, недаром его любил Борода, – сказал Базыка с ухмылкой.

Потом они вышли из дома, сели в повозку и поехали дальше. Впрочем, «дальше», – было всего через квартал.

– Вишь, – проговорил Базыка, оглянувшись, – мы тебя рядом с отделом устроили… Очень удобно и безопасно… А сам отдел находится в особняке купца Полуянова… А вот и он…

– Замначальника отдела Проваторов, – отрекомендовался ему стройный, как кол проглотивший мужчина лет тридцати.

– Очень приятно, – вывернулся он из ситуации, так и не назвав своего имени.

– Андросов, – представился второй мужчина, исполняющий обязанности начальника отдела.

– Ну а Базыку, – сказал Проваторов, – вы уже знаете. Он у нас спец по борьбе с бандитизмом.

– Квартиру мы вам нашли под боком, – начал Андросов, видимо, недовольный тем, что Проваторов говорит больше, чем он, исполняющий обязанности. – Это на всякий случай… Власть у нас в городе советская… Бандиты далеко, на севере. А здесь все спокойно, если кого и убивают, то только тогда, когда им мешают…

Проваторов бросил укоризненный взгляд на Андросова, и тот понял, что сказал несуразицу.

– Да-а, – протянул гость, – значит, если им не мешать, то они не трогают… Справедливые у вас бандиты.

Андросов чуть стушевался, но потом поправился.

– Я имел в виду, что у нас просто за принадлежность к властям или к милиции не убивают, но мы все равно беспокоимся, создаем условия… Окна дежурного выходят на улицу. Из них видно окно вашей квартиры, правда, со стороны хозяйки…

– А мое, значит, – поинтересовался он, – выходит во двор?

– Да, – подтвердил Андросов и переглянулся с Проваторовым.

«Сейчас начнется», – подумал он и, чтобы инициатива была в его руках, продолжил:

– Ладно, выходят и пусть выходят… Слишком много внимания мне, что я за персона… Что нашли на месте происшествия?

По всему было видно, что он перебил какую-то мысль Андросова, потому что тот стал мыкать, пыкать, а потом вдруг ни с того ни с сего ляпнул:

– Как вы себя чувствуете? Запамятовал как вас там по батюшке?

Опасность пронзила мозг: «Началось», но он не позволил эмоциям выплеснуться наружу.

– Не старые порядки, достаточно будет сказать, товарищ из губрозыска…

А между тем Проваторов подошел к сейфу, открыл его и извлек оттуда наган и удостоверение.

– Вот сохранили ваше, – сказал Андросов.

Он открыл удостоверение и взглянул на него, ощущая на себе внимательные взгляды. И опять чувство опасности помогло ему:

– У меня не было оружия, – произнес он, – и это не мое удостоверение.

– Это мы нашли на берегу, – проговорил Проваторов.

– Ты, наверное, перепутал, – вмешался Андросов. Он сунул руку в тот же сейф и вытащил другое удостоверение.

«Оно, – подсказал ему внутренний голос, – надо быть круглым идиотом, чтобы проверять тебя таким образом дважды».

Во втором удостоверении, как и в первом, фотография была размыта водой, буквы расплылись, но все же можно было прочитать. Обладатель сего удостоверения был Краевский Александр Петрович, и он, разумеется, был сотрудником губернского уголовного розыска.

– А командировочное? – спросил он.

Проваторов и Андросов развели руками.

– Ну ладно, – сказал он. – Вместо командировочного выпишем дубликат… А теперь я бы хотел знать все, что произошло на мосту в самых мельчайших подробностях, а также все о так называемом архиве.

Все уселись за огромный стол, который раньше служил купцу Полуянову, и Андросов стал говорить. Делал он это с явной неохотой. Он считал зазорным докладывать обстановку мальчишке двадцати с хвостиком лет от роду.