– По крайней мере, я так думаю.
– Может, позвать помощь?
Он поднял брови:
– Хотите, чтобы этот кто-то узнал, что вы были здесь наедине со мной?
– О! Конечно нет! Я не подумала!
Уинстед снова улыбнулся этой сухой полуулыбкой, от которой у Энн все переворачивалось внутри.
– Да, я произвожу на женщин подобный эффект.
На ум пришел сразу десяток остроумных ответов, но Энн стиснула зубы.
– Я могла бы помочь вам подняться, – предложила она.
Он склонил голову набок:
– Или вы могли бы посидеть и поговорить со мной.
Она молча уставилась на него.
И снова эта полуулыбка…
– Всего лишь как вариант, – заверил он.
«Не слишком умный», – немедленно подумала Энн. Ради всего святого, они только что целовались! Ей вообще не следует находиться рядом с графом, особенно рядом с Уинстедом, на полу, где будет так легко повернуться к нему и…
– Наверное, нужно принести воды, – выпалила она так быстро, что едва не закашлялась. – У вас есть носовой платок? Вы, конечно, захотите немного привести себя в порядок. У вас есть платок?
Он сунул руку в карман и вытащил смятый квадратик ткани.
– Лучшее итальянское полотно, – устало пояснил он и нахмурился: – По крайней мере, было когда-то.
– Уверена, это идеально подойдет, – заметила Энн, взяв квадратик и сложив его по своему вкусу. Потянулась и промокнула его щеку. – Очень больно?
Он покачал головой.
– Жаль, что воды нет. Кровь уже подсохла.
Она нахмурилась:
– У вас нет бренди? Может, в фляжке?
Джентльмены часто носят с собой фляжки. Ее отец носил. Он редко покидал дом без нее.
Но лорд Уинстед ответил:
– Я не пью спиртного.
Что-то в его тоне напугало ее. Энн подняла глаза, встретилась с ним взглядом, и у нее снова перехватило дыхание. Она и не подозревала, как близко наклонилась к нему.
Ее губы раскрылись. Она хотела…
Слишком многого. Она всегда хотела слишком многого.
Она отстранилась, расстроенная тем, как легко качнулась к нему. Он был мужчиной, улыбавшимся весело и часто. Стоило провести несколько минут в его компании, чтобы это понять. Именно поэтому резкие нотки в его голосе озадачили ее.
– Но вы, возможно, сумеете что-то найти в конце коридора, – сказал он неожиданно, и странные, захватывающие в плен чары были сняты. – Третья дверь направо. Когда-то это был кабинет моего отца.
– В глубине дома?
Казалось бы, совершенно неподходящее место.
– У него два входа. Второй открывается в главный холл. Там сейчас никого не должно быть, но советую держаться настороже, когда войдете.
Энн поднялась на ноги и пошла в указанном направлении. Лунный свет струился в окна, и она легко нашла графин. Захватила его с собой, вышла и плотно прикрыла дверь.
– На полке у окна? – пробормотал лорд Уинстед.
– Да.
Он слегка улыбнулся.
– Некоторые вещи никогда не меняются.
Энн вытащила пробку и приложила к горлышку платок, плеснув на ткань большую порцию бренди. Вокруг мгновенно распространился резкий запах.
– Вам неприятно? – спросила она с внезапной тревогой. – Я имею в виду запах.
На ее предпоследнем месте, до того как она стала работать на Плейнсуортов, дядя молодой подопечной слишком много пил, но потом бросил. Находиться рядом с ним было чудовищно трудно. Его характер стал невыносим, и если он улавливал хотя бы легкий запах алкоголя, вел себя как безумец.
Энн пришлось уйти. По этой и другим причинам.
Но лорд Уинстед только покачал головой:
– Не то чтобы я не могу выпить. Просто предпочитаю не делать этого.
Очевидно, недоумение слишком ярко отразилось на ее лице, потому что он добавил:
– Меня не тянет к спиртному. Я не испытываю к нему ничего, кроме презрения.
– Понимаю, – пробормотала Энн.
Очевидно, у него свои секреты.
– Возможно, будет жечь, – пробормотала она.
– Определенно будет… ой!
– Простите, – вздохнула Энн, легонько проводя платком по царапинам.
– Надеюсь, Маркуса обольют этой чертовой гадостью с головы до ног, – буркнул он.
– Безусловно, если он действительно выглядит хуже вас, – улыбнулась она.
Уинстед недоуменно посмотрел на нее. Постепенно по его лицу расплылась медленная улыбка:
– Я знаю это из самого надежного источника.
Он фыркнул, но Энн не подняла глаз. В этом разговоре было нечто столь интимное… Она наклонилась над его рукой, промывая раны. Энн не знала этого человека. Совсем не знала. И все же не хотела прерывать эти мгновения. «Не потому, что это он», – твердила она себе. Просто… просто она так долго…
Она одинока. И знала это. Невелик сюрприз.
Энн показала на порез на плече и протянула ему платок. Одно дело – его лицо и руки, но коснуться его тела… невозможно.
– Возможно, вам следует…
– О нет, я не стану вас останавливать. Я наслаждаюсь вашим нежным уходом.
– Сарказм вам не идет, – покачала головой Энн.
– Не идет, – весело согласился он. – И никогда не шел. – Наблюдая, как она наливает бренди на платок, он добавил: – Так или иначе, я говорил искренне.
Она не могла позволить себе слишком глубоко раздумывать над этим признанием, поэтому, прежде чем прижать платок к ране, сухо пообещала:
– Это определенно будет щипать.
– Ааааааааааааааа! – пропел он, и она невольно рассмеялась. В точности как бездарный оперный певец или один из шутов в кукольном спектакле про Панча и Джуди!
– Вам следует делать это почаще, – заметил он. – Я имею в виду – смеяться.
– Знаю.
Но это прозвучало грустно, а она не хотела быть грустной и поэтому добавила:
– Но я нечасто пытаю взрослых мужчин.
– В самом деле? – пробормотал он. – А мне казалось, вы делаете это постоянно.
Она воззрилась на него.
– Когда вы входите в комнату, – тихо пояснил он, – даже воздух меняется.
Ее рука застыла в дюйме или около того над его плечом. Она смотрела ему в лицо – ничего не могла с собой поделать – и видела в его глазах желание. Он хотел ее. Хотел, чтобы она подалась вперед и коснулась губами его губ. Это было бы так легко: нужно только качнуться к нему. Она могла бы уверить себя, что не хотела делать ничего подобного. Потеряла равновесие, вот и все.
Но Энн знала также, что это неправильно. Это не ее мир. Он граф, она… Да, она та, кем заставила себя быть. Той, кто не принимает ухаживания графов, особенно тех, у кого за спиной скандальное прошлое.
Когда он появится на людях, на него обрушится водопад всеобщего внимания, и Энн ни за что не хотела быть рядом, когда это произойдет.
– Теперь мне и вправду нужно идти, – объявила она.
– Куда именно?
– Домой. – И поскольку ей казалось, что нужно объясниться, добавила: – Я очень устала. День был долгим и утомительным.
– Я провожу вас.
– Это совершенно необязательно.
Он глянул на нее, оттолкнулся от стены и, морщась, поднялся.
– Как вы собираетесь попасть туда?
«Что за допрос?»
– Пойду пешком.
– В Плейнсуорт-Хаус?
– Это недалеко.
Он хмуро свел брови:
– Но слишком далеко для леди без сопровождения.
– Я гувернантка.
Это, казалось, развеселило его:
– А гувернантка, по-вашему, не леди?
Энн раздраженно вздохнула.
– Мне ничего не грозит. Я в полной безопасности, – заверила она. – Дорога прекрасно освещена. Возможно, вдоль обочины выстроились экипажи.
– И все же легче мне от этого не становится.
До чего же он упрям!
– Для меня честь познакомиться с вами, – твердо сказала она. – Уверена, родным не терпится снова увидеть вас.
Его рука сомкнулась на ее запястье.
Губы Энн раскрылись. Его кожа была теплой, а ее – раскаленной от его прикосновения. В ней вскипело что-то странное и смутно знакомое, и она вдруг потрясенно сообразила, что это возбуждение.
– Конечно, вы понимаете, – пробормотал он, и она почти сдалась. Она хотела этого: та девушка, которой она была когда-то, отчаянно хотела этого, и прошло столько времени с тех пор, как она открыла дверь достаточно широко, чтобы выпустить эту свою сущность.