<p>

***

Ночью на крышах очень холодно. Я сам, пока туда не залез, даже не представлял себе насколько. Сильный ветер, от которого режет глаза так, что они слезятся и сигарета сгорает за три затяжки, если её оставлять на ветру.

А мне все-равно. Так долго я думал, что у меня будет нормальная жизнь, что я буду работать, что у меня будет семья. Хоть какая-то, но семья. Детей мне было не надо, но от кого-то близкого под боком я не отказался бы. А теперь вот я сижу на этой крыше и понимаю, что ничего и никогда у меня не будет. Да и меня самого никогда больше не будет.

С тобой я жил вместе почти полгода, для кого как, а для меня срок немаленький. Познакомились на вечеринке у общих знакомых, под тихое хихиканье каждому было сообщено на ухо: «А он тоже того… Как и ты. » Гей, короче. Свели нас. Не знаю, что ты во мне нашел, а вот сам ты мне понравился. Мой типаж. Моего роста, темные глаза, мягкая такая улыбка. Всегда удивлялся, почему твои карие глаза кажутся теплее серых. Наверное потому, что похожи на шоколадки. Хах, и почему я сейчас подумал совсем не о шоколадках?

Ну или о какао, знаешь такое, какое в детстве мамы варят? Хотя иной раз они казались слишком темные и ты напоминал мне демоненка, особенно когда злится. Как же меня это заводило. Уф! У меня вот глаза серые. И даже когда улыбаюсь, они какие-то прохладные.

Ничего такого сразу у нас не было. Мы даже не общались толком в тот вечер. Только в конце самом ты подошел и попросил телефон. Нууу, я и дал. Даже как-то без задней мысли, дал. А ты уже через день мне позвонил и пригласил в гей-клуб. У тебя там, оказывается, друг работал диджеем. Точнее не друг, а твой бывший, но расстались вы хорошо, продолжая общаться.

Ты то это умеешь, а я вот нет. Ну и вот так все началось. А потом я как-то остался у тебя ночевать, а на утро, когда проснулся, в ванной в стакане уже две зубные щетки были. Это ты сбегал в магазин и купил. И я остался у тебя жить, а потом и вещи перевез. Которых у меня было то — всего ничего.

Все было, как у любой пары, наверное. И морды друг-другу били, и бутылки с пивом в стены летали, и секс по ночам такой, что с утра просыпали на работу оба. Даже прогулки по аллеям осенью, когда кидались жухлыми листьями и целовались наплевав на всех, кто мог увидеть. Даже это у нас было.

А потом как-то так случилось — и ты стал чужой. Не знаю, что там у меня в голове замкнуло, но вечера дома превратились в изысканную пытку, секс стал проклятием и даже от простых прикосновений меня бросало в нервную дрожь. Я стал кричать, меня не устраивало буквально все.

Начиная с цвета постельного белья и кончая тем, как ты ел. А потом, я в один день пришел с работы и сказал: «Мне надоело. Я ухожу». И ты не стал ничего спрашивать. Может потому, что сам понимал — бесполезно. Потому, что видел, как я сходил с ума в те дни. Ты меня просто проводил до дверей и сказал: «Если ты захочешь вернуться, просто приди и позвони в мою дверь. И я тебе открою. »

А я ничего не ответил. Забрал из твоих рук сумку с вещами и ушел. Сначала вернулся к родителям, но жить с ними было ещё более невозможно. Тем более, я был тогда не в том состоянии, когда мог бы достойно встречать нападки отчима, ненавидящего меня за то, что я не такой, каким должен быть нормальный мужик и сын, и выносить плач матери, которая так и не поняла, почему её сын так и не женился.

Я договорился с Женей, помнишь ведь его? Думаю помнишь. Что поживу у него некоторое время. Вот и переехал в его давнюю квартиру. Вернее в квартирку. Это была крошечная однокомнатная конура, которую он когда-то сдавал студентам. Теперь же она пустовала и была забита древней мебелью, пачками макулатуры и каким-то барахлом, которое все никак не могло дождаться своего изгнания на дачу.

Я кое-как протоптал себе дорожку между спальней, туалетом, кухней… И только тогда зажил. Мог бы написать, что зажил в свое удовольствие, но никакого удовольствия я не получал. Тогда у меня начались серьезные проблемы с психикой и нервной системой. Я подсел на антидепрессанты. Ночами меня мучили кошмары и я не мог спать, а утром не мог подняться для того, что ехать на работу.

Мои мысли постоянно крутились вокруг моей прошлой жизни, я окончательно уверовал в то, что никогда не смогу стать хотя бы немного счастливым. Кажется я тупо начал сходить с ума. На работе начались проблемы и в конце концов, через пару месяцев, меня просто навсего уволили. За квартиру меня платить никто не заставлял, но каких-либо средств в существовании я был лишен. Я питался хлебом, запивал его чаем, а остатки заначки, которую успел поднакопить пока ещё работал, тратил на сигареты. Тогда появились первый мысли о самоубийстве. Сначала вполне себе безобидные, но вскоре они стали навязчивой идеей.

Первый раз я схватился за нож в одну из ночей, когда бессонница терзала меня, выжимая последние силы. Я был один и никому не нужен. По крайне мере я так думал. Слишком острое ощущение было, чтоб я смог справится с ним один. Изрезал себе обе руки, измазав в крови все белье и самого себя. На левой руке резанул слишком сильно и повредил сухожилия, так что до сих пор пальцы не всегда слушаются. Но умереть… Так и не умер.

В голове прояснилось, как-то само собой, я перевязал порезы и с середины ночи до обеда провалялся в кровати, уткнувшись в подушку. Потом такие казусы были ещё несколько раз, почему-то я не мог остановится, хотелось ощутить боль, но её не было. Было только одна сплошная пустота, которая медленно, но уверенно меня пожирала.

Как-то одна из моих знакомых, по прежней работе, встретила меня на улице. Она была в ужасе от моего вида, а увидев шрамы на руках, решительно пресекла все мои попытки попрощаться и уйти, направилась со мной ко мне домой.

Марина покидала в сумку самое необходимое из вещей, вызвала такси и отвезла меня к себе. Мне было уже все-равно. Моё сознание было, как в тумане, жить я не хотел, а из зеркал на меня смотрел — постаревший лет на десять, худой, со впавшими глазами и трупной бледностью… Я!

Таблетки, которые хоть как-то позволявшие мне не отрываться от существующей реальности и более менее держали меня на плаву, были выкинуты. А я остался один на один со своими чудовищами. Только теперь за мной следили и покончить с собой стало затруднительным делом.

У Марины был муж Валера, который понимал её так, как наверное она сама себя не понимала. Он сам лично перетащил кресло-кровать в комнату их дочки, а саму девочку отправил к бабушке. Маринка же пыталась понять, что со мной случилось, но я и сам этого не понимал, поэтому ответить ей не мог.

Они оба прятали от меня ножи и лекарства, боясь, что я что-нибудь с собой сделаю. Оба пытались поговорить со мной и хоть как-то помочь. Но помочь мне было уже нельзя. О тебе милый я уже не вспоминал…