Баки, похоже, не понимал, что с ними происходит. Он не пытался ни поцеловать Стива, ни раздеть. Он вообще почти ничего не делал, только вжимался в него всем телом и дышал: учащенно, тяжело, все резче подавая бедрами. А потом, крупно содрогнувшись, прикусил плечо Стива. Без единого звука.

Стиву было жарко и тесно в одежде, от осознания того, что Баки только что кончил как подросток, просто прикоснувшись к нему, даже не зная, кто они друг другу, видя – в его мире – второй раз в жизни, возбуждение стало просто невыносимым. Он молча переложил живую ладонь Баки себе на член и просто исчез.

Немудреное удовольствие было ослепительным. Как вспышка, как самый первый неловкий секс, потому что – с ним.

- Мой, - хрипло произнес Баки, даже не пытаясь сменить дислокацию, только вернул руку Стиву на задницу.

- Да, - согласился с ним Стив. - А ты - мой.

- А я – Пирса, но это ненадолго, - спокойно поправил его Баки и чуть отстранился, разглядывая. – Что ты такое?

- Хороший вопрос, - Стив поморщился, свел лопатки, чтобы убедиться, что из них не торчат осколки плитки. – И, главное, - своевременный.

Баки снова прижался к нему, шумно выдыхая в шею, и Стив с давно позабытым веселым удивлением понял, что снова возбуждается. Он провел по спине Баки ладонью, отогнал мысль о количестве шрамов, которые успел ощутить на горячей, гладкой коже, и вдруг понял: Баки не осознает, чего хочет от него. Похоже, кроме чувства странного собственничества и темного инстинкта, требовавшего тесного контакта со «своим», он не осознавал вообще ничего.

Стив не хотел сейчас думать о том, что нужно было сделать с Баки, чтобы тот забыл не только Стива, но и что такое плотское влечение, желание само по себе. Чтобы ненасытный, опытный любовник, которым Стив знал его, превратился в раздираемое непонятными инстинктами существо.

Будто подтверждая его слова, Баки по-звериному лизнул его шею – длинно, мокро. И от этого простого действия Стива продрало возбуждением от затылка до копчика.

- К черту, - произнес он за мгновение до того, как решил, что теперь его очередь целовать Баки первым. Направлять его. Помочь ему вспомнить, о том, как хорошо им вдвоем. Объяснить вот так – без слов – как дать выход возбуждению, кипящему в крови.

Когда Стив коснулся губ Баки своими, тот замер, прикрыв глаза. Настороженно, будто пытаясь решить для себя какую-то непростую дилемму. А потом вдруг ответил: жадно, голодно, моментально принимая правила игры и перехватывая инициативу. Он задрал на Стиве футболку и с силой провел ладонями по спине, будто проверяя на прочность. Стив застонал. В прошлом Баки никогда не был таким агрессивным. Сначала жалел слабого здоровьем любовника, а потом будто терялся перед вымахавшим выше него Капитаном.

Этому Баки было плевать на его авторитет. Он не помнил о мнимо слабом здоровье и привычке быть терпеливым и сдержанным. Его вел голый инстинкт: взять, сделать своим, пометить. Если понадобится, драться за свое в кровь, идти до конца.

Футболка с треском разорвалась и упала на пол грязной тряпкой. Они оба были далеки от эталона чистоты – чего грешить против истины? А потому Стив огромным усилием воли высвободился и, пока Баки не успел агрессивно отреагировать на его откровенно дезертирский поступок, избавился от кроссовок, беспощадно наступив им на задники, расстегнул джинсы и опустился на колени.

Баки напрягся всем телом, настороженно смотрел, как Стив аккуратно расстегивал на нем штаны, тянул их вниз по гладкому кевлару нижнего слоя тактического костюма, попутно отстегнув набедренные ножны для полдюжины ножей. Как, глядя в глаза, тянул за язычок длинной молнии, освобождая его полностью, как гладил бледную кожу его бедер и ягодиц.

Когда он коснулся члена, Баки ухватился металлической рукой за край раковины, и та сыпала и сыпала мелкой керамической крошкой, пока Стив медленно ласкал его ладонью по всей длине, а Баки, зажмурившись, коротко выдыхал сквозь зубы в такт этим движениям.

Освободив его таким образом от не слишком чистой одежды, Стив отрегулировал воду в душе, стянул с себя джинсы вместе с бельем и толкнул Баки под горячие струи. Тот, сердито фыркнув, тут же прижал его к холодной стене, притерся бедрами и впился в губы.

Стив потерялся в этих движениях, в нерасчетливо сильном хвате пальцев, оставлявших синяки, в какой-то первобытной грубой чувственности происходящего. В голове образовался наполненный ярким светом вакуум, который пульсировал в такт вышибающим остатки разумности движениям.

Когда Баки, зарычав, запрокинул голову, будто подставляя горло, Стив не удержался. Темный след от поцелуя принес странное, темное удовлетворение, и, обхватив оба члена, он оставил еще один – рядом.

Баки вдруг затих, напрягся весь, как туго натянутая струна, и заскулил тихо-тихо на одной жалобной ноте. Будто мог быть наказан за слишком громкий стон или лишнее движение. Стив сцеловывал этот нетипичный для всегда шумного Баки звук с его крепко сжатых губ, клянясь самому себе, что сделает все, чтобы снова услышать громкие хриплые стоны над ухом, переходящие в стыдный, горячий шепот, от которого у него внутри все переворачивалось.

- Мелкий, - едва слышно выдохнул Баки, и Стива накрыло с такой силой, что он еле удержался на ногах.

Отдышавшись, он обнаружил, что прижат к скользкой холодной стене, а Баки гладит его бедро – почти нежно, осторожно обводя кончиками пальцев уже пожелтевшие синяки.

- Ты модификант? – хрипло спросил он, когда Стив сделал слабую попытку освободиться, чтобы, наконец, нормально вымыться.

Стив нашел новую мочалку, распаковал и вылил на нее полбутылки того, что определил как гель для душа.

- Да, - коротко ответил он и принялся намыливать Баки. – Сыворотка суперсолдата.

Баки ответил странным взглядом, а потом отобрал мочалку и принялся драить его, рискуя содрать кожу вместе с остатками грязи.

- Полегче, - попросил Стив, - я живой вообще-то.

Баки в ответ промолчал, но усилие, все же, отрегулировал.

- У тебя есть позывной? – спросил вдруг он.

- Есть. Но я не хочу, чтобы ты называл меня Капитаном. Особенно в постели. У меня… скажи, ты действительно ничего не помнишь? Ну, о нас?

Баки задумался на какое-то мгновение, показавшееся Стиву вечностью, а потом, нахмурившись, мотнул головой.

- Нет. Мне не положено. Как мне к тебе обращаться?

Стив с болью в сердце вспомнил, какие удивительные по своему смущающему идиотизму прозвища иногда давал ему Баки в постели, и ответил: - Стив. Меня зовут Стив. А тебя – Баки.

- Зови как хочешь, - равнодушно согласился тот, бросая мочалку под ноги и направляя на Стива струю воды из душа. – Мне все равно.

========== Условная часть 4. Забота ==========

Оказавшись в комнате, Стив вытерся и снова взглянул на Баки, который, казалось, просто физически не мог находиться от него дальше, чем в двух шагах. Баки смотрел на него: неотрывно, жадно, и молчал.

Обернув бедра полотенцем, Стив уселся на кровать и похлопал рядом с собой.

- Бак, - начал он, - ты понимаешь, что происходит? Знаешь, кто мы друг другу?

Баки подошел вплотную, но не устроился рядом, а присел у ног Стива на корточки, как был – голый – и посмотрел на него снизу вверх.

- Ты принадлежишь мне – это все, что я знаю. Каждый, кто попробует тебя отнять – умрет. Каждый, кто причинит тебе боль – умрет. Каждый, кому решишь причинить боль ты, – будет мучиться так долго, как ты захочешь.

Стив прикрыл глаза, пытаясь унять сердцебиение. Это было самым странным признанием, которое Баки когда-либо озвучивал. И, пожалуй, самым честным. Он почувствовал, как колена коснулась теплая ладонь, скользнула выше по бедру, под полотенцем, и замерла. Баки по-прежнему смотрел снизу вверх, отчаянно и упрямо, будто был готов к отказу, к тому, что ему придется отстаивать свое право касаться Стива. Выгрызать зубами, видимо, как все, что когда-либо ему доставалось.

- Я твой, - вслух признал очевидное Стив. – Так было всегда.