– А где бабы?

– Придут на вокзал. Нахуя им сюда ехать?

– А если не придут?

– Придут, не ссыте.

– Ну, смотри. Если их не будет, я никуда не пойду. Нахера мне ваш поход, если без баб? Я лучше с Обезьяной побухаю, – говорит Вэк.

Клок не наебал: бабы ждут на вокзале, все трое. Все довольно ничего, не какие-нибудь колхозницы. Нормально одеты, в джинсах, ветровках.

– Знакомьтесь, – говорит Клок. – Это Люда, это Лена, а это Ира. Люда – с длинными белыми волосами, высокая, Лена – почти такого же роста, но брюнетка, а Ира – пониже и с короткой стрижкой.

– Во сколько электричка? – спрашивает Люда.

– Через пятнадцать минут, – говорит Клок. – Пойду брать билеты.

– Как вам наш приятель? – спрашивает Вэк у баб. – Вы с ним типа это... учитесь.

Бабы лыбятся, но молчат.

– Плохо, наверное, когда в группе всего три пацана, – плетет Вэк дальше.

– Нормально, – отвечает Люда. – У нас нормальные пацаны.

– А учиться интересно? – спрашиваю я, чтобы что-то спросить. Дурнее вопроса не придумаешь, но они снова лыбятся.

– Ну, как тебе сказать... – начинает Лена, и все трое уже ржут.

– Все ясно, – говорю я.

Подваливает Клок с билетами:

– Пошли садиться.

Вагон полупустой, только несколько рыбаков со своей снастью и в поношенных дождевиках, и старухи-дачницы.

Садимся на сиденья по три – напротив друг друга, а Клоку – он шел последним – достается место через проход.

– Ну, что, по пиву? – спрашивает Клок.

– Давай, может, потом, а то мало останется.

– Ладно, потом. А счас хоть лимонада давайте запиздоболим.

Клок вытаскивает из рюкзака бутылку Буратино и открывает о железную ручку на спинке сиденья. Все глотают по очереди, я – после баб, вымазав губы их помадой.

Через пару часов вываливаемся из поезда. Ебашит дождь. Зонтиков ни у кого нет.

– Пиздец, – начинает психовать Вэк. – Приплыли. Придется пиздовать назад.

– Нихуя, – говорит Клок. Бухло есть, жратва есть – сядем здесь, на станции и будем бухать.

Станция – навес от дождя и будка кассы, которая сейчас не работает. Садимся на лавку под навесом. Бык, покопавшись, вытаскивает из рюкзака бутылку Столичной и пластмассовые стаканы. Достаем хлеб, сало, Бык открывает ржавым складным ножом банку тушенки.

– Ну, за знакомство, – говорит Клок. – И за то, чтобы этот вшивый дождь кончился и не обосрал нам поход.

После водки Бык предлагает еще по пиву, и все за. Видно, что Вэк еще психует, ну и хер на него.

Дождь перестает, и мы трогаемся.

– Ты хорошо дорогу знаешь? – спрашиваю я у Клока.

– Конечно.

Премся по лесу часа два, потом останавливаемся на привал, чтобы еще бухнуть и пожрать. Бык все время крутится вокруг Иры, а значит я могу остаться с хуем: пацанов больше, чем баб.

Пока еще не поздно, подсаживаюсь к Ленке.

– Ты вообще любишь ходить в походы?

– Вообще люблю. А ты?

– Не знаю. Это первый раз, чтобы так, нормально. Помню, раз в школе, года два назад, ходили классом, так это была лажа. Учителя там, мамаша одного пацана. Отойти никуда нельзя, не то, чтобы там покурить или выпить.

– Ты что, уже в шестом классе пил?

– Ну, пить не пил, но курил. Так, баловался. А ты во сколько начала?

– Уже в училище. В начале. А что еще делать в общаге? Скучно там.

Бык разливает водку.

– А не много с тебя будет? – спрашивает Клок. – Упьешься – хуй до места дойдешь.

– Не ссы, все дойдем.

Трогаемся через час, все бухие и веселые, всем все по хуй. Когда доходим до речки, уже совсем темно.

– Клок, ты умеешь палатки ставить – вот и ставь! – орет Вэк и ржет. Мы все тоже ржем – не потому, что так уж смешно, просто все пьяные в жопу.

– Нет, вы что, охуели? Я один ни хера делать не буду. Давайте, помогайте.

Трава мокрая: дождь только недавно перестал. Клок возится с колышками и железками и говорит нам, что делать – типа деловой. От баб толку было мало, они сели на свои рюкзаки и пьют пиво. Хорошо, хоть под ногами не путаются и не мешают. В конце концов, кое-как ставим палатки.

– Ну, палатки есть. Значит, можно еще вмазать? – радостно вопит Клок.

– Ясный перец! – отвечает Вэк.

А Бык ничего не говорит, только улыбается своей дебильной улыбкой – типа все путем. Все набиваемся в одну палатку. В ней мокро, потому что трава мокрая, но всем все до жопы.

– Клок, надо бы костер, – говорит Бык.

Все ржут.

– Ты что, охуел? – орет он. – Какой костер, когда все мокрое.

– Ну, завтра тогда.

– Ну, завтра и посмотрим, – говорит Клок. – Сам будешь разводить. Я уже заебался.

Клок с Людой обнимаются и зажимаются. Бык, хоть уже и бухой в жопу, трется возле Ирки, а я оказался между Клоком и Вэком. Выпиваем еще по одной, и я вырубаюсь.

Просыпаюсь от толчков – один за одним, в ритме. Это Клок с Людкой ебутся. В палатке темно, как у негра в жопе. Я делаю вид, что сплю, и скоро опять вырубаюсь.

Снова просыпаюсь от криков снаружи. Клок с Людкой спят, завернувшись в спальник. Высовываю голову из палатки. Наверное, скоро утро, потому что светло. Возле второй палатки стоят Вэк и Ленка.

– Пошли, – говорит он ей. – Не выебывайся.

– Не хочу.

– Пошли.

– Сказала – не хочу. Отстань.

Видно, что оба здорово бухие. Вэк бьет ее кулаком в живот, потом еще.

– Пошли, не выебывайся. Еще хочешь?

– Нет.

– Пойдешь?

– Да.

Он берет ее за руку и волочет в палатку. Я ложусь, но уснуть не могу: представляю себе, как он ебутся. Потом все-таки вырубаюсь.

Утром меня расталкивает Клок.

– Ну, ты, Гонец, даешь стране угля. Первый вырубился и спишь позже всех. Нахуя ты в поход пошел? Водки можно и дома нажраться.

Уже одиннадцать утра. Светит солнце, и жарко. Все сидят на одеяле между палатками и тянут пиво.

– Давайте купаться, – предлагает Ирка.

– Давайте, только надо костер разжечь, – говорит Ленка.

Мы начинаем лазить по окрестным кустам, чтобы собрать хворост для костра. Все мокрое – и носки, и кеды, и сучья, которые мы приносим, но Клок говорит, что все будет нормально. Потом я сажусь рядом с Ленкой. Само собой, ничего не говорю про вчерашнее, пусть не знает, что я все видел.

– Ну, как тебе поход? – спрашиваю я.

– Нормально. Только дождь этот вчера. Мокро. Если бы не он, все вообще было бы классно.

– А купаться будешь?

– Буду.

Клок долго возится с сырыми сучьями, потом все-таки поджигает их. За это время выпиваем еще по одной и запиваем пивом. Снова становится хорошо. Бабы идут купаться, с ними Клок в семейных трусах-«парашютах». Я не иду, Бык с Вэком тоже.

На Ленке открытый синий купальник, и у нее самая лучшая фигура из всех троих. Когда они вылезают, я подаю ей полотенце, дотронувшись – типа нечаянно – до грудей.

Когда бабы, вытершись, лезут в палатку переодеться, мы выпиваем еще по одной. Я спрашиваю у Быка:

– Ну, что, выебал ты ночью Ирку?

– Ага.

Возвращаются бабы, и мы начинаем жарить сало и печь картошку и бухать дальше – и так до самого вечера.

Бык вырубается первым, и я хочу подкатить к Ирке, но она сидит рядом с Вэком, и он что-то ей трындит, а она слушает, раскрыв рот. А Ленка сидит одна, и я подсаживаюсь.

– Что это вы, девушка, скучаете?

Она смеется, и я вижу, что ей уже хорошо дало. Я не знаю, про что с ней говорить, но сейчас это и не надо.

– Пошли в палатку, – говорю я.

– Ну, пошли.

И снова смеется.

В палатке сразу ложимся, и я лезу к ней под кофту, нащупываю груди, потом целуемся – я не умею и вообще не разу еще не целовался, просто присасываюсь своими губами к ее рту. Потом снимаю с нее штаны – она не сопротивляется, только пьяно хохочет.

У нее там уже мокро, и я всовываю хуй и начинаю ебать. Она – никакой реакции, только улыбается. Кажется, что я ебу ее очень долго, может, полчаса. Несколько раз хочу слезть с нее на хер, но продолжаю. Потом вдруг, почти ничего не почувствовав, спускаю и тут же вырубаюсь.