Вдоволь насладившись моментом, я допил портвейн и соорудил устройство для перевода души Худосокова в освободившуюся бутылку, а попросту проделал в середине своего плаща небольшую дырочку, вставил в нее горлышко бутылки, накрепко перевязал место соединения веревочкой. Затем расположил это устройство рядом с головой Хименеса так, чтобы в момент расставания его поганой души с телом, я смог бы быстро накрыть первую (то есть душу) плащом и затем выжать ее в бутылку.

Когда к транспортации все было готово, я сделал прощальную паузу, по истечении которой вынул из ножен на славу наточенный абордажный палаш и ловким ударом отрубил штурману голову.

Душа Худосокова появилась, как потревоженная змея появляется из своего логова, разве что не шипела. Я безотчетно подался назад, страх объял меня с ног до головы, смутившийся разум возопил, требуя немедленного бегства. Окаменевший, я наверняка упустил бы душу, но случай (или Божья воля?) исправил положение: попугай, по-прежнему сидевший на спинке стула, мелко задрожал от охватившего его ужаса и, вдруг испустив дух, упал прямо в облако совсем уже освободившейся души Худосокова. Этот казус, видимо, смутил последнюю (то есть душу) и она, наверняка против своей воли, голубым смерчем ввинтилась в тело несчастной птицы.

Попугай даже не упал на тело Хименеса. Он вышел из своего смертельного пике, как заправский ас сделал свечку и вновь перешел в пике, целя клювом мне в голову.

Я думал, мой череп треснет. Спасло меня то, что каюта, в которой располагался лазарет, была низковата, и попугай не смог набрать на излете достаточной скорости.

Ловил его я полчаса, по истечении которых бешеная птица была заточена в клетке. Раны, нанесенные мне ею, оказались столь ужасающими, что я не смог в тот же день повторить попытку переселения души Лени Худосокова. Я жаждал мести, и заключение в бутылке из-под прекрасного солнечного вина Иберийского полуострова не казалось мне достойной карой за мой вытекший глаз.

...Надо мной посмеивалась вся команда. "Попугай взял его на абордаж!" — шептались пираты за моей спиной. — И глаз — еще не вся его добыча, наш Легран не досчитался кой чего и под своими штанами!"

Насчет телесных повреждений под моими штанами они, конечно, ошибались. Но я не сомневался, что в скором времени надо мной будет смеяться вся Тортуга, весь Порт-Ройял и обе Америки. И мне пришлось покончить с пиратством и перебраться на родину. Моей доли золота и драгоценностей, захваченных на галеоне, хватило бы на три жизни, а тем для увлекательнейших рассказов — на целых десять.

Поселившись в родном Дьеппе, я женился на домовитой женщине и занялся разведением тюльпанов. Деволюционнная война 1667-1668 годов, затеянная Людовиком IV за испанские Нидерланды, была мне по боку — навоевался. Попугая я назвал Худой Попкой (сокращенно — Худопопкой) и поселил в добротной железной клетке, все прутья которой были обшиты сукном (чтобы не покончил жизнь самоубийством). Вечерами, попивая грог из любимой глиняной кружи, я беседовал с ним о добре и зле. Он частенько меня обескураживал то крепкими обидными словечками и прозвищами (Дерьмо кривое, Хрен одноглазый, Циклоп Антильский и т.п.), то железными логическими заключениями о неизбежности и целесообразности попугайского и, тем паче, всепланетного людского злодейства.

Я не боялся, что Попка умрет раньше, чем я решусь расстаться с ним и, переселив его бессмертную душу в надежный кувшин, закопаю их в глубоком колодце или шахте. Не боялся, потому что, прибыв в Дьеп, немедленно направился к известному специалисту по южноамериканским попугаям. Тот заверил меня, что эта сволочь (зловредная птица клюнула орнитолога в нос) из породы долгожителей и проживет еще не менее ста лет или около того.

Так мы прожили пять лет. Все эти годы я частенько задавался вопросом, как душа Худосокова очутилась в серебряном кувшине, явно изготовленном на Востоке? Значит, один из моих друзей все же изловил Ленчика и заточил его душу в этот кувшин? Или кто-то другой сделал это? Кто? А как кувшин с Востока попал в пиратскую добычу антильских джентльменов удачи? В желудке кита или акулы? И почему не был распечатан? И еще вопрос, правда, несколько праздный: почему душа у Худосокова голубая? Почему я, да и несчастный Луис Аллигатор ее видели воочию? Я ведь присутствовал при смерти десятков, а, может быть, и сотен людей, но дух они все испускали незаметный?

В конечном счете, я пришел к убеждению, что Ленчик, видимо, состоит в прямом родстве с самим Дьяволом и значит Бог — его главный и принципиальный противник...

Удачливый антильский пират Пьер Легран не извлек души Худосокова из попугая и не похоронил ее навеки в глубоком колодце. И все потому, что не вынес он ничего из просмотренных им голливудских боевиков... Да, не вынес... А ведь видел десятки раз — если коп, гангстер, или правдолюбец принимался читать мораль своей жертве, перед тем, как отправить ее на тот свет, то жертва непременно делала рокировку и безжалостно кончала копа, гангстера или правдолюбца...

Короче, в 1672 году после инсульта Пьера Леграна схватил паралич с полной потерей речи. Умер он в своем курортном городе Дьепе в 1679 году в возрасте 49 лет. И все эти семь лет паралича домашние не могли понять, что это он требует сделать с попугаем.

После смерти Леграна вдова продала полного жизни и планов Попку в ближайшую зоологическую лавку. Через месяц его купил старый граф, заехавший в Дьеп по пути в Швейцарию.

Гретхен Продай Яйцо

Это было кино, когда София посмотрела на себя в зеркало. "Ведьма! Настоящая ведьма! — подумала она, с отвращением рассматривая морщинистое, землистое лицо с безобразными старческими пятнами, длинные редкие зубы, седые волосы... Глаза были, правда, ничего — умные, умудренные опытом. И чуть грустные.

— Да ты особо не расстраивайся, — услышала София голос основной телосъемщицы.

— Да как тут не расстраиваться! — вздохнула София. — На себя страшно посмотреть!

— А ты, что, на ****ки собираешься?

— Фу, как ты можешь!

— А чего? Давай, сходим?! Но только сначала познакомимся — зовут меня Гретхен Продай Яйцо, я главная ведьма этого графства. Пока мы с тобой будем собираться, я кое-что расскажу тебе о себе.

Не мешкая, Гретхен Продай Яйцо засобиралась к выходу в свет. Она поставила на печь две большие выварки, налила воду, затем, присев на корточки, дунула в печку — та деловито загудела.

Пока грелась вода, София узнала, что Гретхен Продай Яйцо — потомственная санитарная ведьма. Санитарная — это значит, что основной и единственной ее обязанностью являлось изведение людей, могущих принести в будущем неисчислимые несчастья человечеству. Таких людей (в обыденной колдовской терминологии — засранцев) санитарные ведьмы чувствуют нюхом на большом расстоянии.

— В последние пятьсот лет совсем хреново стало... — посетовала Гретхен Продай Яйцо. — Засранцы во дворцах и замках спрятались, фиг их там достанешь. Да еще всякими магами и факирами обзавелись... Везде Security. Вот и приходится преимущественно простых людей изводить.