Из спальни показались Воронихины. Они были в крови. Бледный Митька вел жену под руку. Под правую руку. Левая рука Ларисы, вся в красно-синих пятнах и опухшая, висела плетью. Невзирая на это, глаза их торжествовали. И тут раздался протяжный звонок в дверь. И за ним — короткий, как точка.
Так, восклицательным знаком, звонит Великий Инквизитор.
Емельян Емельяныч, наш руководитель, шутя называвший себя Великим Инквизитором, регулярно (раз или два в месяц) знакомился с высокой или весьма высокой девушкой и весь вечер, не испытывая ни малейшего стеснения за малый свой рост, водил ее по модным столичным ресторанам и танцевальным залам.
Эти походы обычно заканчивались в подвальном помещении дачного особняка в ближнем Переделкино.
Разоблачив хмельную и возбужденную щедростью кавалера девушку, Емельян бережно укладывал ее в особую садо-мазо кровать с завязками для рук и ног. Уложив и привязав, обстоятельно наслаждался каждым квадратным сантиметром девичьего тела, извивавшегося от страсти. Насладившись, давал большую дозу экстази и укорачивал аккурат до своего роста (1553мм), то есть отпиливал бедняжке ноги обычной ножовкой по металлу (в 92-м ее заменила импортная электрическая пила «Бош»). И, возбужденный уравнением абсолютных отметок кровли (Емельян имел геологическое образование), наслаждался снова и снова, в промежутках между актами заставляя развеселившуюся жертву танцевать ламбаду на перевязанных бинтами культях.
Как вы поняли, Емельян среди нас был маньяком из маньяков. Потому его и избрали на руководящую должность, которой он пользовался только лишь для затем, чтобы сделать историю нашего клуба тысячелетней.
Пользовался… Ничем он не пользовался, кроме нюха. И доносов Димы.
Никто из нас не побежал открывать двери, она отрылась сама. В прихожую вступил Емельян, за ним — Олег.
Олег, зам Емельяна по физической силе, подрабатывал в косметической отрасли и был кришнаитом. Регулярно (раз в два или три месяца) он, подстегнутый маниакальным голодом, шел на Арбат охмурять девушек. Пораженные ошарашивающим внешним видом бывшего капитан-лейтенанта ВМС СССР (бритая наголо голова, оригинальные белые одежды и, главное, мощный торс цветущего мужчины), они собирались вокруг него стайками, слушали речи и песни, покупали косметику, а также мыло, предлагавшееся в качестве чудодейственно-ритуального. А зам по физической силе, то шаманя, то рекламируя, выбирал себе очередную жертву. Обычно это была приезжая из дальних областей, развитая в умственном отношении и некрупная (Олег не любил больших женщин, с ними было много возни). Выбрав и охмурив, приводил домой и предлагал заниматься домашним хозяйством. Первое время девушка, в расчете на супружество с видным и небедным человеком, ходила за покупками, готовила хитрую вегетарианскую пищу и убиралась, но скоро (через два или три месяца) понимала, что ей не светит не только замужество, но и простое сексуальное удовлетворение хотя бы раз в неделю. Понимала это и пыталась сделать ручкой.
Однако Олег не давал очередной девушке расчета, он немедленно лишал бедняжку жизни посредством банального удушения и принимался делать то, ради чего, собственно, и завлекал женщин в свою холостяцкую квартиру. Он закручивал их. Тушил, жарил, мариновал и закручивал в трехлитровые банки. Потому что вегетарианские догмы не позволяли ему питаться трупами убитых животных, но в них ничего не говорилось о людях. Люди ведь не животные.
— Ну, что, давайте, разбираться, — сказал Емельян Емельянович, — усевшись за стол (Олег, сложив руки на груди, стал за ним, под пиджаком в обеих его подмышках бугрились пистолетные ручки).
Вера с мольбой посмотрела на меня, и я джентельменски признался:
— Да я в этом виноват, я все придумал!
— Что ты придумал и почему?
— Да скука заела. Вот и придумал соревноваться — ведь если мы промеж себя соревноваться не будем, то вымрем скоро, и никакой тысячелетней истории у нас не будет…
— Он и мне это говорил, — жалобно посмотрела Алиса в глаза Великого Инквизитора, и я не смогла не согласиться.
— Ну а ты, Вера, что скажешь?
— Да ничего я не скажу, — уловила супруга вектор моей мыли, — я покажу.
Порывшись в сумочке, она вынула на свет божий карманный компьютер, даванула несколько кнопок, протянула руководителю.
— Смотрите, шеф, это статистика клуба за прошедшее пятилетие.
— Ну, вижу. А что?
— Да вы посмотрите статистику группы Ворончихиных. Все пять лет одно и то же.
— Что одно и то же?
—А то, что за пять лет ими отправлено в болото сто двадцать человек с ярко выраженной алкогольной зависимостью, то есть примерно два человека в месяц, И у этих людей вырвано три тысячи пятьсот двадцать один зуб, или примерно тридцать у каждого…
— Многовато для алкоголиков. Чтобы у пьяницы тридцать зубов было? Пахнет приписками, — грозно посмотрел Емельян Емельянович на супругов Ворончихиных.
— Да бог с ними, с приписками! Нажмите эф три и увидите, что маниакальное действие, поставленное супругами Ворончихиными пять лет назад в день официальной регистрации Клуба и накануне Всероссийского Дня Работников леса, ничем не отличается от действия, поставленного ими в текущем году в день Металлурга. И вообще ни одно действие от другого не отличается, если не считать количества зубов…
— Плюс минус два… — покивал Емельян Емельянович.
— Ну вот! — стал я ковать размягчившееся железо. — Это же никуда не годится! Когда умирает фантазия, умирает воображение – тлеет все вокруг. Вот мы, обеспокоенные будущностью клуба, и решили преподнести Ворончихиным в подарок образчик оригинальности. Оригинальности, как пряности для адреналина, оригинальности, ставящей в тупик ищеек в милицейской форме.
— Вы обязаны были поставить в известность руководство, — насупился Великий инквизитор.
За пять лет он лишил ста тринадцати акселераток двухсот двадцати шести конечностей, перепилив двести двадцать шесть больших берцовых костей и столько же малых. И каждый его, по клубной терминологии, «маниакальный случай» был похож на другой, как похожи левые ступни однояйцовых близнецов, что немало обескураживало следственные органы Москвы да и всей Нечерноземной России.
— Но сделать это, то есть поставить в известность, они могли только через секретариат, — вступилась за нас… Ворончихина, ответственный секретарь Клуба. — И мы не попали бы к ним в лапы к нашему удовольствию, а сообщили тебе.
Ее супруг энергично покивал. Лариса с тревогой посмотрела в его розовеющее от крововозобновления лицо, затем на стенные часы: до шести утра оставалось немного, а ей очень хотелось выиграть это упоительно острое соревнование.
Да, Ворончихины-маньяки маниакально увлеклись игрой, придуманной мной и Верой, игрой, которую они и не думали откладывать. Не думали откладывать, потому что игра не в какое сравнение не шла с тем, что они делали более чем сто двадцать раз. Подойдя к Емельяну, они просительно посмотрели ему в глаза: