...С того самого землетрясения Лера поселилась в подземной комнате и вылезала наверх лишь для того, чтобы поесть на скорую руку. А все остальное светлое время суток она подолгу рассматривала книги. Она была умной девочкой и скоро поняла, что первая попавшаяся ей книга была азбукой. Это случилось после того, как она увидела на одной из картинок себя и рядом какую-то закорючку. Такие закорючки были нарисованы рядом с каждой картинкой.
На то, чтобы научится читать, у Леры ушло несколько тридцать пять лет. Но черепахи живут долго, тридцать пять лет для них — чепуха, тем более, что делать в пустыне особенно-то и нечего. По прошествии этих лет многие черепахи округи загордились своим знакомством с Лерой, рассказывавшей им чудесные истории. Но продолжали звать ее Дурехой. Ведь дуреха, она и есть дуреха — кому, кроме дурехи, придет в голову пятьдесят лет учиться, когда можно жить не напрягаясь? Болтать с подругами, спать подолгу в прохладном месте, есть не торопясь и с удовольствием?
Вот, наконец, Полина, мы и добрались до начала нашей истории, — принялся Папа наводить тень на плетень, потому что не знал, о чем рассказывать дальше. — Все, что я поведал тебе о черепахе Лере, было предысторией… Очень длинной, но предысторией. Впрочем, в настоящей жизни предыстории всегда длиннее историй.
— Что-то непонятно, папочка, — поддержала тему Полина, великодушно давая сказке время придуматься. — Как это предыстория может быть длиннее сказки?
— Ну, очень просто... Вот, например, перед тем, как вырвать зуб у доктора, надо его несколько лет подряд не чистить. А сколько лет надо мучить родителей, чтобы они не торопились домой?
— Я вас не мучаю!
— Ага, не мучаешь! А помнишь, что ты нам с мамой позавчера устроила? Проснулась в три часа ночи и стала требовать, чтобы мама нарисовала тебе русалку и не в воздухе пальцем, а фломастерами на бумаге... Истерику закатила... Тебе не стыдно? Тебе не стыдно, что я даже тебя отшлепал?
— Иногда мне хочется, чтобы вы меня слушались... — отвела глаза Полина. — Даже ночью. Это так приятно.
— Знаю... Когда ты меня слушаешься, я чувствую себя на семьдесят седьмом небе. Вот только что-то давненько я там не бывал.
— Понимаешь, мне той ночью что-то неприятное приснилось. А в воскресение, когда мне мама русалку фломастерами рисовала, мне было так хорошо...
— Вывернулась... — улыбнулся Папа, который всегда считал, что послушные и покладистые дети делаются родителями только лишь для собственного удобства.
— Ладно, рассказывай, что там дальше с черепахой Леркой случилось... — погладила Полина руку папы.
— Представляешь, как-то в последний четверг последнего месяца четвертого года Обезьяны в одной из книг она… она нашла статью о морских черепахах... — осенило Папу. — Огромных, добрых и, как все добрые, беззащитных...
— Тогда я не буду доброй...
— Ну и не будь. Будь злой, но добрых не обижай, ладно?
— Ладно.
— И в этой книге было написано, что эти морские черепахи всю жизнь живут в море, а на сушу выползают только для того, чтобы отложить яйца. Отложат в ямку, присыплют горячим песком и тут же быстренько уползают в море, потому что они морские. И еще там было написано, что некоторые противные чайки этим пользуются. Они даже не ждут, пока черепахи скроются в море и прямо у них перед носом, вернее, под хвостом, начинают выкапывать яйца и их есть... А на одном острове, его так и звали Черепашьим, чайки эти так расплодились, что съедали все яйца... И деток черепашьих там не стало совсем. И черепашьи мамы...
— Плохая сказка...— перебила отца занервничавшая Поля. — Не надо ее больше рассказывать.
И, встав из-за стола, подняла с пола надувную черепаху Лерку и принялась ее успокаивать:
— Ты, Лерунь. не бойся! Какие-нибудь яички все равно останутся. И из них появятся маленькие умные черепашки...
Папа понял, что перегнул палку, вздохнул и принялся за второе. Однако доесть теплым гуляш с картофельным пюре Папе не удалось. Скоро наигравшись, Полина сунула пластиковую черепаху в шкаф для игрушек и потребовала продолжать рассказ.
Папа продолжил в том же духе:
— После книги о морских черепахах наша сухопутная Лера надолго перестала читать. Перед глазами у нее стояла одна картинка — жадные чайки, отталкивая одна другую, расклевывают черепашьи яички, а черепахи-мамы — огромные, неповоротливые на суше — ничего не могут сделать. И, роняя огромные черепашьи слезы, уползают в воду...
— А конец сказки будет хорошим? — перебила сжавшаяся от сопереживания Полина. — Мне опять страшно...
— У всех сказок хорошие концы, ты же знаешь...
— Ну, рассказывай тогда дальше.
— И тогда Лера решила добраться до того морского острова, чтобы отгонять жадных чаек от черепашьих кладок. После принятия этого мужественного решения, ее надо было бы с уважением называть по имени-отчеству, но, к сожалению у черепах не бывает отчества. И все потому, что отчество у черепах ничего не значит — они уважают друг друга не по длине имени и его благозвучию, а по благородным поступкам, доброте и знаниям.
— Опять не знаешь, что дальше рассказывать?
— Знаю... Просто вспомнил, как твоя бабушка требовала, чтобы я тебя Полькой не называл...
— Рассказывай давай… Я знаю, что ты им ответил...
И начала Лера Батьковна книжки свои перечитывать. Она уже знала, что из этих листоватых кирпичиков можно узнать все, даже то, как добраться до затерянного в океане Черепашьего острова. На это ей понадобилось почти десять лет...
— Почему десять лет? — поразилась Полина.
— А представь, каково черепахе страницы переворачивать. Книги из кучи доставать, к свету придвигать…
— Ой-ой-ой...
— Что "ой-ой-ой"?
— Представляю, сколько яичек чайки за это время съели...
— Не переживай, я же все это выдумываю. Ты же знаешь, что все сказки выдумывают для детского воспитания...
— Это ты выдумываешь! А я слушаю и вижу, как было... Дальше рассказывай...
— В общем, через десять лет она знала наизусть, как попасть на этот остров — куда идти, на какие поезда садиться, на какие пароходы...
— Послушай, пап, — ехидно улыбнулась Полина, — ты же говорил, что этот город, в котором черепаха Лера книжки нашла, тысячу лет назад развалился?
— Да... — напрягся папа в ожидании подвоха.
— А тысячу лет назад никаких поездов и пароходов не было! Ты сам говорил. И, значит, в тех книжках про них ничего не могло быть написано. Придумывай, давай, по-другому!
