АЛАНА ИНОШ
«Чай с чабрецом»
сборник рассказов
Содержание
1. Чай с чабрецом
2. По лужам. Сказка для взрослых
3. Весна, похожая на осень
4. Чай с корицей и кардамоном
5. Чай с клюквой в меду
1. ЧАЙ С ЧАБРЕЦОМ
*
…Янтарный водоворот с тимьянным духом…
*
Солнечный луч задумчиво гладит каждую синюю жилку на твоей руке, помешивающей чай с чабрецом. Утро путается в паутинке тюля на окне, щурится блеском мокрого асфальта, снимает небесную тишину на плёнку луж. Кажется, что это само небо расплескалось по земле: гроза взбаламутила его горний покой, перемешала ангелов, как крупицы сахара в чае, в котором ты вращаешь ложечку. Янтарный водоворотик с тимьянным духом успокаивается, как успокоилось в конечном счёте и небо, потревоженное грозой – только брызги на земле остались. «Дзинь», – опускается ложечка на край блюдца с овсяным печеньем.
Утренняя безмятежность тихонько дует тебе в висок, на котором после парикмахерской осталась совсем коротенькая серебристая щетина. Жара пока не дошла до точки кипения, ещё даже пузырьки на её дне не появились: начало дня сочится прохладой в приоткрытую створку кухонного окна, играя с тюлем и вплетая в его узор нити свежести.
Твой висок тонко и холодно пахнет парфюмом, а волосы на нём даже нельзя забрать в щепоть. На макушке они чуть длиннее, и в них можно зарыться пальцами, что я и делаю, но ты невозмутимо делаешь глоток чая, не обращая на это внимания. Мой задумчивый Ангел. О чём ты думаешь? О работе? Да, скорее всего. Тебе предстоит длинный день. И мне тоже…
А я думаю о чуть приметных морщинках у твоих губ: они придают твоему самоуглублённому виду горьковатый оттенок. Ещё утро, а у тебя уже усталость на лице… Мне хочется её прогнать.
– Мур-мур, – урчу я, касаясь носом твоего уха. С этими «Дочерьми Лалады» я постоянно мурлычу, неуловимая «кошачьесть» преследует меня всюду и сквозит в каждом вздохе и интонации.
Да! Получилось… Неожиданным гостем тень улыбки прорезает твои носогубные морщинки глубже. Время – безжалостный художник, любящий прокладывать эти нити на наших лицах и набрасывать паутинку серебра на наши волосы.
– Что, маленький?
В уголках твоих глаз усталым клубочком свернулась нежность, и я жмурюсь от пронзительно-щекотной близости слёз, а на сердце – невыносимая, прозрачно-крылатая чистота утра, солоновато-солнечная, с тюлевой сединой. Хочется устроиться у тебя на коленях, но помнутся идеальные стрелки светло-бежевых брюк. Вздох: нет. Нельзя… Слова суматошным вихрем бестолково вьются у висков, и я досадливо отмахиваюсь, так и не выбрав ни одно из них.
Солнце горит на нитяном рельефе вышитой скатерти с прохладно-голубым кружевным окаймлением, ворошит золотыми пальцами букет васильков, щурится бликами на глазурном боку глиняной вазочки. И, конечно, тонет в духовитой глубине чая.
– Ладно… После работы я сразу на дачу, – со вздохом говоришь ты, допив последний глоток утра и с тихим звяком поставив чашку. – Ты будешь там?
– Ага. Как всегда.
Не удержавшись от соблазна, я всё же дотрагиваюсь до твоего открытого плеча, проступающего из разреза в рукаве лёгкой, «летящей» блузы. О, этот твой неприступно-деловой ореол, окутывающий тебя шёлковой белизной складок! Как у меня только хватает смелости погрузить руку в его обжигающий холод, чтобы добраться до живого тепла кожи? А вот хватает, и наградой мне становится долгий и ласковый, как подогретое молоко, поцелуй в дверях кухни. В скольжении ладоней по открытым предплечьям шероховато проступает обещание большего. Вечером будет всё: и глянцевый шелест вишнёвых крон, и солнечный блеск на нагретой за день воде в надувном бассейне, и капли влаги на твоих бровях, и упругость талии под моими пальцами… Прохладный шёлковый кокон неприступности упадёт с тебя, и мы сможем позволить себе многое. А сейчас, на пороге рабочего дня, между нами только влажная глубина поцелуя и ласка рук, не поднимающаяся выше локтей.
Ах, ну да. Сорняки-грядки-лейки и прочее. Куда ж без этого… У вишенок уже краснеют бока, крыжовник ещё кислит, смородине зреть ещё с неделю-другую. На помидорных кустах висят тяжёлые наливающиеся грозди, а в тени огуречной листвы прячутся пупырчато-шершавые зеленцы. Всё это поспеет к вечеру, и мы с наслаждением сорвём этот плод, а пока я допиваю чай с чабрецом.
Во дворе мягко хлопнула дверца машины и заурчал мотор. Утро вздрогнуло в тюле, как муха в паутине, а сердце рванулось в светлую небесную ширь.
*
2. ПО ЛУЖАМ. СКАЗКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
*
…Молчание с горьковатым привкусом осенних луж…
*
Синему резиновому сапожку не спалось. Его правый братец сладко дремал рядом на обувной полке, видя сны о лужах, в то время как он, левый, всё никак не мог угомониться…
И было отчего.
День начался великолепным дождём, от которого всевозможные углубления переполнились водой: выбоинки на асфальте, ямки, бороздки между плитками брусчатки, чашечки цветов, а также сложенная горстью ладонь Хозяйки. Пресыщенные влагой крыши домов уже тошнило сотнями горл – водосточных труб. Множество ног недовольно и неловко шагало по серебристо-серой водяной плёнке, а особенно неуютно пришлось тем, обутым в красные лакированные туфельки на шпильках. Конечно, эта кокетливая обувинка не была предназначена для мокрой погоды: о чём только думала обладательница стройных ножек, выходя на улицу в такой дождь?..
Впрочем, люди мало что понимали в лужах. Они их даже не различали, а между тем существовало множество их видов! Левый сапожок больше всего любил те, в которых отражалось расчищающееся после непогоды небо с лоскутками просини – за их тонкий, свежий вкус небесной высоты. Только в них левый, рождённый ползать, мог бродить среди птиц, ступая по облакам, и ощущать подмёткой недосягаемый простор, в котором рождается дождь. Также ему нравились пузырящиеся лужи – за их весёлую щекотку. А правый любил расхаживать по тополиному пуху, сбившемуся по краям аллейных луж: если сухой пух невесомо разлетался от одного лишь упругого движения воздуха, гонимого шагающей ногой, то в мокром хрустели семена. Точно так же, как люди любят грызть сухарики, правый обожал похрумкать по асфальту, покрытому жёлтыми остатками «тополиной метели»…
В лужах можно было найти целый мир: луну, звёзды, солнце, кроны деревьев, окна верхних этажей, провода. По грязным лужам сапожки тоже охотно шлёпали, хоть Хозяйка и морщилась потом, отмывая их. Иногда в выемки рифлёных подмёток забивались камушки и битое стекло – то же самое, что для людей мелкие косточки из малинового варенья, застрявшие в зубах.
Утро выдалось беспокойным: разбуженные тем, что их бесцеремонно стукнули друг о друга, сапожки привычно приняли в себя хозяйские ноги. И началась беготня: ступеньки, мокрый асфальт, остановка, маршрутка, снова асфальт… Светлая плитка пола перед банковским терминалом. Ого, какие шикарные мужские туфли с ногами, облачёнными в идеально-стрельчатые брюки! И не грязные: не иначе, владелец разъезжал на машине. А вот несчастные, выпачканные туфельки-балетки с золотыми пряжками. Им бы прятаться в тени светлого подола юбки в солнечный день, пока их владелица сидит на пластиковом стуле уличного кафе, но увы – лето кончилось, а вместе с ним – и пора для подобной обуви.
Снова ступеньки, мокрая трава, поникшие осенние цветы на клумбе… О, а вот и грандиозная лужа шириной в полтротуара! Глубина подходящая, по щиколотку: асфальт укладывали криворукие недотёпы. Чувствительные подмётки с пары шагов оценили степень неровности как «бугор на бугре и бугром погоняет» или «в одной яме сто ям с ямой». Неужели Хозяйка пройдёт мимо?
Ну… Ну же!
Да! Вода расступилась перед синими вездеходиками тридцать восьмого размера. Серый зонтик из металлически-блестящей ткани, подставляя выпукло-ребристую спину потокам дождя, снисходительно ухмылялся. Где уж ему понять простые радости резиновой обуви!.. Сапожки оставили мокрые следы на полах нескольких магазинов. Швабры с восторгом предвкушали работу, чего нельзя было сказать об уборщицах. Люди, что с них взять…
