Она снова задумалась. Знать бы, о чем она в этот момент думает. Нет, я все могу понять, но вот это их поведение, когда они отказываются от самих себя, меня напрягает. Отказываются от своего рода, запираются в подвале, куда, судя по всему, другим спускаться опасно для жизни. А лично мне Большая глубоко симпатична. Как и Мариз, Васко. И я на многое готов пойти, чтобы они не вели вот такой вот образ жизни. За что они наказаны? Кто их наказал? В чем их вина?

- Мы не обижены, - наконец сказала она. - Просто не готовы.

- Хорошо, пусть не готовы быть такими же как все, но хоть с матерью-то помиритесь. Она ведь переживает.

- Переживает ли?

- Да она за любую вас кому угодно сердце вырвет! И не смей так плохо думать о ней...

- Страшно, - неожиданно сказала она, сжав мою руку.

- Всегда так, - я крепко обнял ее. Погладил по голове, хоть пришлось тянуться. Все-таки она заметно выше. - Когда совершил ошибку, страшно признаваться.

- Я снова сорвусь..., - в ее голосе был страх. Такой, что засел очень крепко и глубоко. Который так просто не вытравишь.

- По какой причине ты сорвешься? - я отстранился, заглянул ей в глаза. - Злость? Ненависть? Так раздели их с кем-то. Хочешь, я вместо тебя буду злиться? Когда захочешь сорваться, скажи мне. А я разберусь. Кому надо голову откручу, тучи руками разгоню, чтобы солнышко вышло. Ну?

- Я согласна, - она кивнула и немного улыбнулась.

- Вот и хорошо. Не буду торопить, но как будешь готова, поговорить с Угой, обязательно скажи мне.

- Называя Великую мать по имени, прояви уважение, - наставительно сказала она.

- Это я-то ее не уважаю? - наигранно обиделся я. - Того, кто так заботится о своих детях, нельзя не уважать.

И пусть только попробует не простить Большую, ох я ей все тогда выскажу.