- Ни чего себе пояснение.

- Это не мои мысли. Так написано с оборота каждой книжки.

- Не знаю на счёт сохранности, но желание спешного чтения они уже оттолкнули.

- Не волнуйтесь. В них нет того, чего стоило бы бояться. Главное держитесь перил, как и раньше. Выделяйте речью заголовки, и не отпускайте опорные подчеркивания. Содержание можете читать про себя. Я буду сидеть рядом, и если что подскажу.

- Эм... хорошо. Я так понял, что нет разницы, какая книга будет первой.

- Да, вы можете начать с любой. - сказала Света и разделила книжное трио.

- Подол прожектора - прочитал я название первой обители неизвестного.

Девочка, которая собирает вещи. Круг света плавно сужаться. Предметы с воспоминаниями покрываются мраком забытья. Она старается собрать как можно больше ценных мгновений. Часто падает и роняет памятные предметы от царапин. Их острые края истощили руки. Девочка не успевает спасти всё, и остается в центре с одной лишь лентой. Она закрывает глаза в смирении неизбежного конца. Беспросветность общества зажало её в обруч тревожной безысходности. Ведь она всегда боялась быть в центре внимании. Когда луч света заострился до колкой точки, она дернула за край синий ленты, и свет раскрыл дверь. Но этот свет её ослепил. Она так долго прожила в тени иного общества. Её глаза и ум уже успели привыкнуть к темноте и отвыкнуть от дневного света. Солнце ослепило её: разгладило острую резкость на детали. Теперь она смотрит на мир гораздо мягче, чем раньше. Для неё больше нет тех острых граней, что причиняли боль во мраке.

- Необычная развязка. Её история немного похожа на самый простой метод запоминания. Когда в памяти остается весь стих, но проявить его можно лишь с первой строки. Рифма связывается одной лентой и позволяет вспомнить даже многостраничные творения.

- Да, все люди учат стихи подобным образом.

- Только не все это осознают. Для многих легкий подход доступен сразу, как процесс дыхания. Им не нужно тратить время и силы на его освоение.

- Карточный домик. - озвучил я второй заголовок.

Мальчик затерялся в толпе неопределенности. Разносторонние движение людей сбивало его с толку. Он с трудом сохранял неприступность рассудка. Козырёк апельсиновой кепки прикрывал его не только от солнца. Но и от неуловимости прохожих. Одни пытались что-то всунуть, другие забрать. Ощущение личного пространства перестало существовать для мальчика. Он не понимал, почему, каждый мог облить его грязью. Почему даже незнакомые люди могли им восприниматься как семья, а близкие, как недруги. Ему пришлось научиться видеть светлое во мраке. Беспросветность знания порождало страх, и любовь. Но эти светлые чувства так часто искажались истощенным восприятием, что самый близкий человек всё сильнее видел в любви злобу. Мальчик хотел всё объяснить, вопреки наговорам и его отстранению. Рассказать о том, что его искривило, и почему от недопонимания родных усиливались эмоции. Этот человек прожил восемнадцать лет как ребёнок. Каждый раз, когда он пытался узнать правду, его не подпускали, подавляя вопросы увёртками. Но даже без осознания увечья мальчик бережно относился к своему прошлому. Оно собиралось в домик из листов творчества. Бумага впитала в себя все воспоминания красочных цветов. Мальчик хранит листья, но когда его не станет, бумажный домик обветшает. Воспоминания разлетятся в разном направлении. В какие руки попадут тексты мальчику не известно.

- Это ужасно. Они не живут, а страдают в своих мирках, будучи калеками.

- Я с тобой не соглашусь. Люди считают их неполноценными, лишь потому, что не способны увидеть всецело. Их ограничения раскрывают иные возможности.

- Знаю, что у людей без ног, мышцы рук развиваются быстрее при физических нагрузках. У слепых - обостряется слух. Но о какой компенсации может идти речь у изолированных от общества людей?

- Об этом известно только их книгам.- напомнила о чтении Света.

-Сказания затворника. - проявилась в голосе третья книга.

Оплот страданий. Удел мирских стенаний. Забвенье вычурных сплетений уз и грязной неги отвращений. Отчужды мне все предложения с союзами и членами травлений. Ретивость гложется от распрей двух близких незнакомцев и ненастий.

- Прости, но это невозможно читать, даже про себя.

- Нечего. Меня тоже хватило на пару минут этого странного текста.

-Всё равно не совсем понятно, к чему такие нагромождения в отрывках?

- Точно, не ради удовольствия или выгоды. Многим самоучкам было неприятно проявлять фрагменты собственной жизни. Но трудности немногословных людей вынуждали записывать их в стороне от общества. Записывать свои мысли, которых лишили возможность обрести покой среди людей, а не листов.

- Дайте угадаю. Без объяснений окружение подбирало свою трактовку отстраненности немногословных людей.

- Верно. Общество усиливало разницу между большинством и одиночками. Они лишали их даже проблесков шансов на приобщение. Отчего у последних накапливались мысли и чувства; которые они выражали лишь на бумагу.

- Страшно представить, как стаи укореняли извращенные наветы. Неужели их жизнь была настолько бесцветна, что они находили забавным гнобление слабых...

- В некоторых случаях очернение мотивировалось обидой или скрытыми целями. Кстати о целях мне нужно ещё в одно место попасть, пока не стемнело.

Глава 14 'Закоулки книг'

- Я могу отнести книги обратно сам, если это поможет сберечь ваше время.

- Спасибо. Только верните их на своё место, пожалуйста.

- Как скажите. Вам спасибо, что внесли немного ясности.

- Обращайтесь. - произнесла Света и ушла.

Расставание произошло так внезапно, что я и не успел подумать: 'Как мне отнести их на своё место, если я не знаю где они находились'. .

Углы древ стали меркнуть. В сумраке отстраненности сокрылись очертания переплётов. Подугасли орнаменты настольной лампы. Окружение плавно потемнело. Суженный охват яркости затемнил и книги с пепельными обложками. Казалось, что их выцветание продолжалось из-за отдаленности от дома. Они наверняка бы ожидали своего возврата, если бы могли. Я взял трио тетрадей и вышел из черной завесы стола. Вблизи полок свет обладал более насыщенным тоном. Нарезанные линии не броских цветов окрасили деревянные ярусы. Лабиринты стеллажей высь достигали одного этажа. Решетчатые стены приютили сотни множеств пожухлых листов. Вершины сборников изредка проблескивали неровностью и прерыванием книжного частокола. Зная как незаметно проноситься время в раздумьях, девушка могла позаимствовать записи, откуда угодно. Порой даже небольшой абзац мыслей способен обойтись мне в четверть часа.

Пустое место на средней полке слегка выделялось яркостью. Воображение едва заметно подрисовало светлые контуры трех тонких книг. И рука беспрекословно заполнила пылинки света книгами.

- Они прочли тексты. - донеся чахлый голос за ширмой книг.

- Пациенты вправе распоряжаться своим временем, так как им заблагорассудиться. - сказал второй.

- Что если в одном из них преобладают чувства из прошлого.

- Его трепетное 'я' размоют ощущения средь книжных нагромождений и фантомных переживаний.

- И всё же есть вероятность, что он не затереться и сможет вернуться?

- Палеативная помощь просто так не оказывается. У него безвозвратно ослаблен организм. Напомни себе его симптомы и успокойся.

- Вы хотите, чтобы я зачитал весь список?

- Да, будь так добор охлади своё излишнее беспокойство.

- Повышенная раздражительность. Депрессия на фоне чувства безысходности. Бессонница в паре с кошмарными снами. Снижение памяти с проблесками дислексии. Физическая и умственная утомляемость. Онемение рук и ног. Ухудшение координации в пространстве и своём внутреннем мире.

- В его случаи бесполезны всякие модификации Тиамина.

- Но есть ещё один способ, сокрытый во мраке Тиал...

- Довольно! Подвал дома с клетками выживших вне досягаемости. Он закрыт даже для персонала.