Математика же преподавалась отдельно и единичным группам. Конечно, когда на занятиях присутствовал такой большой поток, то и качество обучения совсем иное, чем в отдельных группах. Например, высшую математику читал доцент Н. И. Плоткин. Мне до сих пор непонятно, как нам, буровикам, а не геофизикам, читал лекции такой классный специалист. Он приходил на лекцию без всяких тетрадей и бумажек и беспрерывно рассказывал. Причём это была не сухая математика цифр, а связь с физическими явлениями или с космогоническими теориями Фридмана. Кроме нас, Н. И. Плоткина ежегодно приглашали в МГУ, где преподаватель читал несколько десятков часов какую-то узкоспецифическую математику. Через три месяца таких интересных лекций я всерьёз увлёкся данным предметом, свободно, с ходу решал все задачи по проходимому курсу и не испытывал никаких затруднений. Наоборот, у меня появилась тяга к изучению других, смежных по курсу разделов. Если бы этот преподаватель читал курс и дальше, то где-нибудь на втором курсе я мог уйти в университет на механико-математический факультет. Но этого не произошло. Со второго семестра пришёл другой лектор, а позднее в Свердловске открыли институт инженеров железнодорожного транспорта, куда Н. И. Плоткин ушёл заведовать кафедрой.
Основы марксизма-ленинизма читал преподаватель Лихачёв. Как про него шёпотом говорили, что он якобы сослан из Москвы в Свердловск за "крамольные" по тем временам мысли и убеждения. Однако те мысли и высказывания на лекциях часто вызывали у студентов неподдельный интерес, т. к. расходились с постулатами и официальной пропагандой тех лет. После ХХ съезда партии Лихачёв возвратился в Москву.
Наша специальность называлась "Техника разведки", или сокращённо РТ. Было набрано 50 человек, позднее разбитых на две учебные группы. У геологов (РМ), для примера, было три группы. Конечно, уровень подготовки ребят в зависимости от специальности сильно отличался. Интеллект, школьная подготовка у геологов, это надо признать, был выше, чем у нас, буровиков. Потому что среди студентов-геологов большая часть – ребята из крупных городов: Свердловска, Перми, Челябинска, Нижнего Тагила. Это, как правило, дети родителей среднего класса тех лет – крупных инженеров, руководителей производств, партийных и советских чиновников. Специальность та в то время престижная, на вступительных экзаменах надо было набирать 26 баллов из 30. Выдержать такой конкурс могли только ребята из мест, где хорошо поставлено школьное образование – а это крупные города. Немало среди геологов и медалистов. Кроме этого, умные родители чётко соображали, что в каждой отрасли есть основные специальности, а есть вспомогательные, которые, условно говоря, обязаны обеспечивать успешную работу основным специальностям.
Кто в геологии главный? Естественно, инженер-геолог. А уже потом на вторых и третьих ролях буровики, механики, геодезисты.
Из этих постулатов и вытекает личный состав студентов-буровиков. Это были, в основном, выходцы из районных городков, а отдельные из сельской глубинки. Большинство из них приехали с самодельными деревянными чемоданчиками, которые закрывались на подвесные амбарные замки. Причём они были одними из самых крепких по успеваемости в своих школах. Проходной балл на нашу специальность – 23 из 30, и набрать их тоже было непросто. Многие хотели стать геологами, но, реально взвесив свои шансы, подавали документы хоть и на геологический факультет, но на буровиков.
Сейчас, когда с тех пор прошло много лет, понимаю, что геолог – это не только человек с рюкзаком и молотком. Даже в те далёкие годы можно было спокойно поступить на соседние геологические специальности – геология нефти, гидрогеология, геофизика. И конкурс на них ниже, чем на геологоразведочный факультет, но никто этого в своё время не разъяснил.
Ребята из сельской глубинки в такой крупный город попадали впервые, и многие вещи там были для них просто в диковинку. Например, один мой одногруппник из Тюменской области признался, что при сдаче вступительных экзаменов первые дни умывался из писсуаров, так как не знал об их истинном предназначении. Только позднее мне стала понятна надпись мелом на стене туалета: «Из писсуаров не пить!». Да и те студенты, кто приехал из небольших городков, тоже знали не намного больше выходцев из села. В те времена подавляющая часть жилого сектора имела удобства во дворе.
С началом учёбы пришлось решать проблему питания. Утром, если не просыпал, дома пил чай с каким-нибудь бутербродом. Если просыпал, то первую лекционную пару часов приходилось сидеть голодным, а на большом двадцатиминутном перерыве бежал в буфет и там брал, как правило, пять пирожков с повидлом по 43 коп. и два стакана кофе с молоком по 10 коп. Таких, как я, голодных, на первом перерыве скапливалось у буфета достаточно много. Иногда не хватало времени нормально покушать за стойкой: кофе залпом выпивалось, а пирожки помаленьку приходилось доедать на следующей лекции. Обедали студенты на первом курсе в столовой института во втором учебном корпусе. Была распространена система абонементов. Покупаешь книжечку на месяц где-то рублей за сто. На один абонемент давали суп, второе и компот или чай. Абонементы на ужин были ещё дешевле. Первокурсникам платили стипендию – 390 руб. – можно как-то сносно питаться. Правда, была у этого момента и оборотная сторона.
Во-первых, в столовой создавались такие большие очереди, что мест за столиками не хватало, и иногда приходилось выжидать по 3-4 человека, прежде чем можно было сесть и покушать.
Во-вторых, еда была всё-таки малокалорийной – и через 2-3 часа уже снова хотелось кушать. Тем более, если занимаешься спортом, где присутствуют большие физические нагрузки. Первое время хлеб в столовой лежал на столах – и каждый мог его кушать столько, сколько хотел вместе с пищей. Однако находились ребята, у которых не было денег даже на абонементы. Такие студенты приходили, чтобы кушать этот хлеб с чаем. В столовой приметили такую тенденцию и решили перекрыть эту "благотворительность" – хлеб стали выдавать как приложение к еде.
Изредка, может, раз в неделю, ходили кушать в столовую совпартшколы, которая находилась рядом, или в кафе "Дома крестьянина" на ул. 8 Марта. Пища там готовилась всегда намного лучше и была калорийнее, но в совпартшколе слушатели выражали недовольство, что студенты-горняки создают большие очереди, и там нам начали чинить всяческие препятствия. Зато в "Доме крестьянина" никаких притеснений простому люду не наблюдалось – выстоишь очередь перед входом, если она есть, и спокойно садишься за стол и ждёшь официанта. Кстати, цены там были вполне божеские. Например, весной я брал салат из свежих помидор, окрошку, баранью отбивную на косточке – за всё 7-8 руб. После такого обеда организм насыщался. Ужинать долго не хотелось. Иногда питались в пельменной на ул. Малышева. Вообще, в те годы питаться можно было хорошо и недорого. Например, чей-то день рождения в 1955 г. мы, студенты, отмечали в ресторане "Большой Урал" вскладчину. Уплатили вчетвером за столик 200 руб., но съесть и выпить все, что принёс официант не смогли. Другой день рождения отмечали в ресторане "Восток". Траты были такими же. Там я впервые попробовал ликёр "Бенедиктин". С тех пор никогда его и не видел. Вообще, в магазинах продукты были – всякое множество сортов колбас, сыров, рыбы. Однажды в центральном гастрономе увидел каспийскую сельдь залом по 26 руб. за килограмм. После этого я её снова увидел только в 1999 г. Особенно богатый выбор был в гастрономе на ул. Вагнера. Потом это изобилие начало постепенно убавляться и исчезать. В 60-х гг. совсем сошло на нет.
Выбор спиртного был также обширен. Причём наряду с крепкими напитками типа водок и коньяков, наблюдался очень широкий ассортимент ликёров, настоек и виноградных вин. Обычные армянские трёхзвёздочные коньяки ереванского розлива стоили до 30 руб. бутылка, а марочные – до 100 руб.
По части употребления спиртных напитков студенты-горняки не сильно отличались от студентов других ВУЗов, хотя и водились любители этого зелья. Кто чрезмерно употреблял алкоголь, того, как правило, отчисляли ещё на первых курсах. Правда, некоторым удавалось сохраниться и до окончания института, если за ними не было каких-то тяжких проступков. У меня к крепким спиртным напиткам развилась стойкая неприязнь с юношеских лет. Я на вечеринках пил исключительно вино, никогда не пьянел и не терял контроля над собой. Многие удивлялись такому поведению, иногда интересовались: "Не больной ли я? ", и, услышав от меня, что водка сильно горькая, про себя ухмылялись и радовались, что им же достанется больше, и уже не задавали подобных вопросов (всерьёз надеясь, что я не передумаю). Такое неприятие крепкого спиртного удалось сохранить на всю жизнь.
