Стоп, не о том думаю. К черту археологию и сравнительный анализ телес первобытных людей и гоблинов. Вертаемся назад…

Я снимаю зеленушек, они купаются обнаженные, и… и… что? И я как-то странно реагирую…

«Конечно, странно. Посмотри на грудь… особенно у орчанки. Посмотри, как она колышется, как с нее стекает вода… Жаль, остальное в воде скрыто. Но они вот-вот начнут выходить, так что не прозевай момента!» – опять встряло мое ехидно-пошлое дубль-«я».

Но он, точнее, я – прав. Я реагирую не так на привлекательные, к тому же обнаженные, тела. Совсем не так, как отреагировал бы раньше. Точнее, совсем не реагирую.

Не реагирую! Никак!

А должен! Должен, и еще как!!!

Е-о!

«Ну наконец-то догнал», – мерзко-подленько хихикнуло второе «я».

Заткнись!

А-а! Что со мной?!

«Я бы сказал, но ты сам знаешь, как это называется…»

Ну же! Рота, подъем!!!

Черт с этим склерозом! Лучше склероз, чем импотенция!

Подъем, я сказал!

Сами понимаете, мне в таком состоянии стало не до созерцания и съемки выхода прелестниц из воды. Я откровенно впал в панику – и не знаю, до чего бы дело дошло, но меня отвлекли.

– Кэррэл, что с тобой? – с обеспокоенным видом спросила меня орчанка.

– Вот это самое! – указал я обеими руками ниже пояса.

– Что? Тут ничего…

– Вот именно, что ничего! А должно быть, и ого-го как!!!

Олграна. Шаманка-меломанка

Музыка иномирянина действительно завораживала своей необычностью. Правда, многое было непонятно, но, как ни странно, даже сам Кэррэл не всегда понимал, о чем поют, хоть и пели на его родном языке, а не иностранном. Когда спросила, зачем же он тогда это сохранил, Кэррэл ответил, что просто нравится общее звучание. Хм-м, в каком-то смысле он прав.

Лично мне понравилось про степь «Спят курганы», а этой лопоухой про ежиков, что песенки поют, бродя по лесу целым отрядом, именуемым полком. Ну, кому что ближе. А уж как бы эти песни понравились людям, а часть – гномам! Что неудивительно, если есть несколько песен, не уступающих эльфийским балладам, – тот же «Зимний сад».

Так что когда человек предложил копировать песни на амулеты, записывающие звук, я быстро поняла, какое это золотое дно!

А уж про кино и говорить нечего!

Сегодня он покажет что-нибудь еще на своем удивительном артефакте.

Потом мы остановились у речки и полезли купаться, и тут я осознала, что что-то неправильно. Мое поведение изменилось…

Вроде бы хотела что-то сделать, а что?

Что-то связанное с человеком… Вон он, взял в руки один из своих артефактов, направив на нас его блестящий глаз. Что он делает? Магии не чувствуется, впрочем, он сказал, что это технология, а значит, что-то он все-таки делает.

Но что это с ним? Кэррэл вдруг отложил в сторону артефакт – и на его лице появилось выражение, вместившее в себя озабоченность, непонимание, панику, откровенный страх.

– Кэррэл, что с тобой? – спросила я, выйдя из речки, даже забыв одеться.

Вслед за мной вышла лопоухая, тоже даже и не думая одеваться.

– Вот это самое! – показал он обеими руками на свою одежду под названием трусы.

– Что? – не поняла я его беспокойства. – Тут ничего…

– Вот именно, что ничего! А должно быть, и ого-го как!!!

И тут до меня дошло! А также я наконец вспомнила, что хотела сделать с человеком – пособлазнять его, – и совершенно забыла. Но если мою забывчивость еще можно как-то объяснить новым интересом – музыкой, то вот отсутствие реакции у Кэррэла на мой вид – это уже не совпадение.

Я повернулась к притихшей лопоухой. Весь ее вид говорил, что она знает, в чем, собственно, дело, – вон как уши поджала и глазки в сторону скосила.

– Ты ничего не хочешь нам сказать? – спросила я, давно поняв, что произошло.

Убила бы малявку!

– Галлогала? – удивился человек, переведя непонимающий пополам с сомнением взгляд с меня на свою гоблинку.

– Прости меня, Кирриэл! – с рыданием рухнула на колени гоблинка рядом с человеком.

– Что ты сделала?

Но гоблинка только рыдала, душа в объятиях человека.

– Она приревновала и включила свои природные способности подавления желания, – пояснила я, видя, что лопоухая замкнулась и не хочет отвечать.

– Это правда?

Гоблинка покаянно кивнула.

– Прости меня, я больше не буду… скоро все пройдет. Я уже ничего не делаю…

– Ф-фух, – облегченно выдохнул Кэррэл. – Это было жестоко…

– Прости…

– Все нормально, и оденьтесь… А то когда все вернется…

Гоблинка легко отделалась от человека, но не от меня. Я ей отомщу, и прямо сегодня. Так, где там мои травки… В конце концов, сколько можно ждать? Тем более что есть один побочный эффект у такого подавления, и им надо воспользоваться…

Кирилл. Дважды вошедший в одну реку

Обижаться на гоблинку, да и вообще на женщину – глупо. Они думают чем угодно, но только не мозгами. Логика – не их конек.

Хм-м, женщины, будем справедливы, думают о нас примерно так же, причем указывая конкретный орган, заменяющий нам думалку…

Так что я не стал ни обижаться на Зеленоглазку, ни тем более придумывать какое-то наказание – в конце концов, ее можно понять, а значит, простить.

Хорошо то, что хорошо кончается.

Дальше все в нашем лагере пошло своим чередом. Олграна, расседлав быков, а я своего Зайчика, отправила их купаться в реку.

Гоблинка с виноватым видом возилась по хозяйству, разводила костер, готовила.

Я же, как какой-то сибарит, поставив палатку, засел за комп, сбросив туда все, что успел заснять, сейчас остро сожалея, что упустил момент выхода зеленушек из воды. Ну да ладно, это не первая и не последняя река на нашем пути, будет еще возможность. Главное, что Галлогала действительно перестала нас подавлять, а глядя ролик, я стал это чувствовать.

Вернулась Олграна, стреножив быков, стала помогать Зеленоглазке, время от времени злобно на нее поглядывая, – гоблинка в долгу не оставалась, огрызаясь злобным шипением.

Н-да, чувствую я, проблемы будут, но вот как их решить – абсолютно не понимаю. Ну не проходил я курсов начинающего султана…

Пока дело не дошло до чего-нибудь серьезного, позвал их смотреть еще один фильм, предварительно показав их самих. Это произвело на них впечатление: чуть экран своими когтями не исцарапали.

– Значит, ты сам можешь записывать фильмы? – спросила Олграна.

– Ну да, такие вот небольшие ролики на полчаса, но и качество записи намного хуже, чем при профессиональной съемке.

После просмотра «Чужого против Хищника» завалились спать, но сон не шел. По крайней мере, у меня. Зеленоглазка что-то подозрительно быстро отрубилась…

А я мучился. Да-да, на меня напала жестокая эрекция – сна ни в одном глазу.

И звезды считал (спали не в палатке – душно, а комаров и прочий гнус шаманка как-то своим шаманством отгоняет, и она же охранный периметр вокруг лагеря ставит), и сколько раз стрекотнет сверчок считал – эффекта ноль. Уже решил плюнуть на присутствие орчанки, но растолкать Зеленоглазку оказалось непросто. Она что-то бормотала на своем гоблинском, а на контакт не шла.

Обиделась, решил я.

Но ведь не делать же это с сонной? Как-то это… некрасиво. Все равно что с резиновой куклой. Бр-р…

Ладно, перебьюсь. Тем более что вроде глаза уже начинают тяжелеть…

Вдруг я оказался под чьим-то телом! Меня буквально придавили к земле!

В первый момент перепугался – думал, все: напали, сейчас меня кокнут, – но лишь до того мига, пока не почувствовал знакомых и, чего уж греха таить, желанных форм, лишенных какой бы то ни было одежды.

Но как бы ни были желанны эти формы, я все же… огорчился, что ли. Я даже материться не смог! Мне просто не хватало слов, чтобы выразить всю глубину глубин обуревающих меня чувств! И это мне, русскому человеку?! Особенно чей дядя был записным матерщинником! И он не просто перемежал речь матом – он мог материться поэтически. Вы понимаете, какое это искусство материться стихами?!