Бороться с собственным желанием было невыносимо трудно, но он не хотел торопиться. Для него это было всё равно, что в первый раз, и он старался уберечь в памяти каждое мгновение, каждый глоток нежности.

Это действительно был их первый раз. Самый настоящий ПЕРВЫЙ РАЗ…

Снейп заново изучал Гарри, смаковал, пробовал на вкус. А Гарри был вкусный… очень вкусный… И Снейп все углублял и углублял поцелуй, вторгаясь языком требовательно, настойчиво. Втягивая, вбирая в себя мягкие, но упругие губы юноши, дразня их языком, прихватывая губами.

Ненадолго прервав поцелуй, Снейп слегка отстранился, любуясь возбуждением подростка. Зацелованные губы собственного студента были ещё соблазнительнее.

Гарри смотрел на него подёрнутым поволокой взором, и столько безграничной нежности и любви, столько невысказанного желания светилось в этих бездонных глазах. Целая вселенная, неизведанная, непознанная, вдруг распахнулась перед Мастером Зелий.

Снейп не удержался и повторил поцелуй.

На этот раз он был более неистовым, более яростным. Это был Поцелуй-Обладание. И Снейп утверждал своё право на Гарри.

Это было восхитительно... Он и представить не смел, что способен настолько остро и сильно чувствовать, что сможет когда-нибудь выразить свою любовь... да, ЛЮБОВЬ! Нежностью, поцелуями, дыханием, прикосновением... Что может быть настолько чутким и нежным... Порывистым и страстным...

До безумия влюблённый, он растворялся в юноше, вбирал его в себя, впитывал, вдыхал, наслаждался и не мог насладиться, пил и не мог утолить жажду.

Слишком долго и рьяно он отказывался от счастья... тщательно запечатывая свои оазисы песком... прикидываясь глухим и равнодушным к отчаянным мольбам души-пустыни, изголодавшейся по проливному дождю, по освежающему ветру...

Губы Гарри... запах Гарри... вкус Гарри... пьянили... лишали рассудка... Как же не хотелось выплывать из этого восхитительного дурмана... Хотелось растаять в нём, быть поглощённым им... навсегда...

Всё ещё не веря в реальность происходящего, Снейп прервал поцелуй и медленно открыл светящиеся желанием глаза.

Нет. Всё было реальностью. И Гарри был вполне осязаем, и смотрел на него влюблёнными глазами, ожидая следующего шага.

Но юноша оставался все ещё в пижаме, и профессор поспешил ликвидировать это нелепое недоразумение. Легко обводя языком мочку уха, Снейп, не оставляя без внимания все чувствительные местечки шеи, спустился к впадинке между ключиц, как раз туда, где находилась верхняя пуговичка, одновременно лаская пальцами через ткань пижамы набухшие соски.

Очень медленно и чувственно разобравшись с первой пуговицей, Снейп прильнул губами к открывшемуся участку бархатистой кожи. Гарри подался навстречу и застонал. Это были самые сладостные звуки для слуха профессора, и он с удвоенным энтузиазмом взялся за следующую пуговицу. Так губы следовали за чуткими пальцами, пока надоедливый предмет одежды не покинул своего хозяина.

Взору Снейпа предстала восхитительная картина, и он с видом гурмана всё никак не мог решиться, с какого лакомого кусочка следует начать.

Если бы не данное себе слово не торопиться, он бы тут же выпустил на волю заточённого в себе хищника, набросился бы на мальчишку, подмял под себя, сдавил в объятиях, затерзал бы губами, руками, языком... зацеловал бы, вылизал с ненасытной жадностью от макушки до пяток... а вылизав, тут же взял бы его... нет, не взял - вонзился бы, ворвался... не сдерживаясь, не церемонясь... со всей своей безудержной страстью, столько времени сводившей его с ума...

...Но... но... не смотря на буйство чувств и желаний в его душе, Снейп понимал, что Гарри может заметить разницу... Разницу между ним и Северусом... Он боялся спугнуть, оттолкнуть Гарри, боялся порвать мальчика в своём безумии. А этого он ни в коем случае допускать не собирался.

Необходимо было без оговорок, без условий, принять Северуса как полноправную и равноценную часть своей личности. Нет, не часть - единое с ним нераздельное целое. Только так и никак иначе. И никаких доминант. Только гармония. Равновесие. Принятие себя. И Северус научит его, Снейпа, быть нежным и чутким, терпеливым и внимательным. У них теперь есть для этого время. Много времени...

Снейп взял себя в руки и вернулся к созерцанию разомлевшего юноши. Тот всё ещё оставался в пижамных штанах, и нужно было срочно избавиться от этой недостойной, чертовски раздражающей профессора тряпки.

Эти самые штаны, кстати, стали вносить весьма ощутимый дискомфорт и в безмятежное существование юноши, и Снейп решил упростить ему решение этой проблемы.

Склонившись к животу мальчика, он подразнил языком пупочную впадинку, легко поцеловал, а затем мягко прикусил резинку и оттянул, выпуская на свободу набухший член.

Гарри судорожно вздохнул, а глаза зельевара алчно заблестели от открывшегося его взору аппетитного зрелища. Кажется, Снейп решил, с чего начать.

Проводив ненужный кусок материи в последний путь, профессор вернулся к созерцанию восставшей, пульсирующей плоти. От такого настойчивого внимания к своей персоне та дёрнулась, чем вызвала ответную дрожь в теле Снейпа.

На маленькой, аккуратной щёлочке уже проступила хрустальная капелька смегмы и вызвала сильнейший приступ жажды у профессора, который тут же поспешил её утолить. Бережно слизав влагу, Снейп смаковал её на языке, явно наслаждаясь, и сквозь приопущенные чёрные ресницы наблюдал за юношей.

Тот выгнулся, как натянутый лук, запрокинул голову, стиснув зубы и едва сдерживая крик. Пальцы с силой вцепились в крахмальные простыни. Всё его тело, как электрическим разрядом, обдало горячей, покалывающей волной возбуждения.

«И я ещё не приступил к самому главному» - самодовольно усмехнулся про себя зельевар.

Он нежно подул на влажную головку, вызвав очередной судорожный импульс, осторожно прогулялся языком по всей длине ствола, повторил это движение уже чуть быстрее, уделяя особое внимание уздечке, прихватил губами яички, немного поиграл ими, дразня языком, и тем же путём вернулся к головке.

Вылизав щель в поисках живительной влаги, Снейп обвёл языком крайнюю плоть, а затем одним движением плотно вобрал член во всю длину.

Гарри чуть ли не взлетел на кровати, испустив гортанный звук. Снейп продолжал наблюдать за его реакцией, явно наслаждаясь зрелищем, ни на секунду не оставляя без внимания член Гарри. Одной рукой профессор перебирал и ласкал яички, массируя при этом дорожку от мошонки до заветного входа, другой поочередно пощипывал чувствительные соски.

Каждый раз до основания впуская в свой рот напряжённый член юноши, мужчина усиливал давление ласкающего языка на пульсирующую вену.

Стоны Гарри стали уже непрерывными. А Снейп тем временем постепенно ускорял движения, присоединив к ласкам предельно возбуждённой плоти и вторую руку.

При каждом ритмичном движении, выпуская член Гарри из своего влажного уютного плена, Снейп старался создать эффект вакуума внутри, одновременно оттягивая рукой кожу у основания. Его язык ни на мгновение не останавливался.

Это заставляло Гарри стонать, всхлипывать, умолять почти в полный голос. Он был уже на грани. Слепо обхватив руками голову Снейпа, Гарри попытался отстранить его, будто стесняясь кончить в рот. Но тот перехватил его запястья и, не выпуская тугую плоть, увеличил скорость движений до сумасшедшего ритма.

Почувствовав приближение оргазма юноши, Снейп вобрал член до самого горла и в нужный момент сделал глотательное движение. В ту же секунду Гарри закричал что-то нечленораздельное, вскинулся, выгнувшись до предела, вцепившись судорожной хваткой в спутавшиеся длинные волосы профессора, и излился в восхитительно-гостеприимный рот обильной, вязкой жидкостью.

Зельевар проглотил всё до капли, не прекращая движений, но теперь они были медленными, успокаивающими. Когда член Гарри обмяк, Снейп осторожно выпустил его, напоследок нежно поцеловав головку. Слизав с губ остатки семени, он начал свой обратный путь поцелуями, не пропуская ни одного участка смуглой и такой чувствительной кожи.