Гитлер наконец-то ответил на этот маневр. Советскому правительству были открыты большие кредиты. Сталин страшно воодушевился. Финансовые интересы Германии, по мнению Сталина, заставили Гитлера раскрыть карты.

Весной 1935 года, во время визита Энтони Идена, Пьера Лаваля и Эдварда Бенеша в Москву, Сталин переживал, как он полагал, триумф. Рейхсбанк предоставил советскому правительству долгосрочный заем в 200 000 000 золотых марок.

Вечером 2 августа 1935 года я с Артузовым и другими его подчиненными находился на Лубянке, в помещении иностранного отдела ОГПУ. Дело было накануне знаменитого первого перелета Леваневского из Москвы в Сан-Франциско через Северный полюс. Мы все ждали машину, чтобы поехать проводить Леваневского и двух его товарищей в Америку. Ожидая ее и убирая бумаги в сейфы, мы вдруг заговорили о наших отношениях с нацистским режимом. Артузов показал нам секретный отчет, только что полученный от одного из наших ведущих агентов в Берлине. Его готовили в ответ на беспокоивший Сталина вопрос: «Насколько влиятельны в Германии те силы, которые выступают за связи с Советским Союзом?»

Представив крайне интересный обзор внутренней экономики и политических условий в Германии, рассказав об элементах возможного несогласия, об отношениях Берлина с Францией и другими державами, о влиятельных людях в окружении Гитлера, наш корреспондент пришел к следующему заключению: «Все советские попытки умиротворить и успокоить Гитлера обречены на провал. Главное препятствие в достижении взаимопонимания с Москвой – это сам Гитлер».

Этот отчет произвел на всех нас глубокое впечатление. Его логика и факты казались неопровержимыми. Мы поинтересовались, как воспринял его «сам». Артузов заметил, что сталинский оптимизм в отношении Германии непоколебим.

– Вы знаете, что Хозяин сказал на последнем заседании политбюро? – Артузов махнул рукой и процитировал Сталина: – «Ну, если Гитлер собирается с нами воевать, зачем тогда он предоставляет нам такие займы? Это невозможно. Деловые круги Германии слишком сильны, а они сейчас на коне».

В сентябре 1935 года я уехал в Западную Европу, чтобы вступить там в новую для меня должность начальника военной разведки. Но уже через месяц я прилетел обратно в Москву. Мой поспешный отъезд был вызван экстраординарным поворотом событий.

Возглавив разведывательную сеть, я обнаружил, что один из наших агентов в Германии неожиданно узнал о тайных переговорах японского военного атташе в Берлине – генерал-лейтенанта Хироси Осимы – и барона Иоахима фон Риббентропа – тогдашнего гитлеровского неофициального министра по особым вопросам в международных отношениях.

Я решил, что эти переговоры были настолько важны для советского правительства, что требуют моего исключительного внимания. Наблюдая за их ходом, я понимал, что это не обычная рутина. Для выполнения задания я должен был располагать очень смелыми и опытными людьми. Именно с этой целью я вернулся в Москву, где должен был также доложить обо всем своему руководству. Прибыв обратно в Голландию, я уже обладал необходимыми полномочиями и средствами, чтобы получить всю возможную информацию о беседах Осимы и Риббентропа.

Эти беседы шли не по обычным внешним дипломатическим каналам. Японский посол в Берлине и германское министерство иностранных дел в них не участвовали. Фон Риббентроп, неофициальный эмиссар Гитлера, лично решал вопросы с японским генералом. К концу 1935 года я располагал информацией, которая недвусмысленно указывала на то, что эти переговоры имели определенную цель. Конечно, мы знали, что целью было поставить мат Советскому Союзу.

Мы также знали, что в течение многих лет японская армия стремилась раздобыть чертежи и образцы особенного немецкого противовоздушного оружия. Милитаристы в Токио продемонстрировали свое желание любой ценой заполучить от Берлина все последние технические образцы этого оружия. Это и была отправная точка германо-японских переговоров.

Сталин внимательно следил за их ходом. Было ясно, что Москва решила попытаться предать переговоры гласности. В начале января 1936 года в западноевропейской прессе стали появляться статьи о том, что Германия и Япония заключили какое-то секретное соглашение. 10 января советский премьер-министр Молотов публично сослался на эти доклады. Еще через два дня Токио и Берлин заявили, что эти слухи не имеют под собой никаких оснований.

Единственным следствием обнародования информации стала возросшая секретность этих переговоров, а кроме того, германское и японское правительства были вынуждены каким-то образом замаскировать то, что происходило в действительности.

На протяжении 1936 года все мировые столицы были взбудоражены публичными и закрытыми докладами о германо-японских делах. Повсюду в дипломатических кругах делались различные волнующие предположения о них. Москва настоятельно требовала документальных доказательств наличия такого соглашения. Мои люди в Германии рисковали жизнью, работая в обстановке невероятной сложности. Они знали, что никакая цена не будет в этом случае высокой и никакая опасность не окажется слишком большой.

Нам было известно, что нацистские спецслужбы перехватили копии закодированных сообщений, которыми во время переговоров обменивались генерал Осима и Токио. В конце июля 1936 года я получил информацию о том, что нашим людям в Берлине в конце концов удалось добыть полную папку этой конфиденциальной корреспонденции в фотостатических копиях. Этот открытый канал должен был обеспечивать нас всеми будущими сообщениями, которые Осима будет посылать своему правительству и которые то будет отправлять ему.

И вот потянулись дни почти невыносимого ожидания, когда я знал, что эти бесценные материалы уже в наших руках, но должен был ждать их безопасной доставки из Германии. Никаких шансов пока не представлялось, и я продолжал терпеливо ждать.

8 августа поступила информация о том, что курьер с корреспонденцией пересек германскую границу и должен уже быть в Амстердаме. Я находился в Роттердаме, когда доставили сообщения. Вместе с моим помощником мы сели в автомобиль и помчались в Амстердам. По дороге мы встретились с нашим агентом, который торопился ко мне с материалами. Мы остановились прямо на шоссе.

– Вот. Мы все получили, – сказал он и передал мне свертки с пленкой; именно так мы обычно упаковывали нашу почту.

Я направился прямо в Харлем, где у нас имелась секретная фотолаборатория. Корреспонденция Осимы была закодирована, но в нашем распоряжении была книга с японскими кодами. А кроме того, в Харлеме нас ждал первоклассный специалист по японскому языку, которого нашла для нас Москва. Я не мог заставлять Москву ждать, пока документы прибудут к ним с курьером, но я не мог и послать закодированные сообщения из Голландии. У меня был один человек, готовый в любой момент лететь в Париж и оттуда отослать длинное сообщение в Москву.

Пока документы расшифровали, я понял, что передо мной лежит полная переписка Осимы с Токио, которая шаг за шагом раскрывает ход его переговоров с фон Риббентропом, а также указания японского правительства. Генерал Осима докладывал, что переговоры проходили под личным контролем Гитлера, который часто совещался с Риббентропом и давал ему инструкции. Корреспонденция Осимы показала, что целью переговоров было заключение секретного пакта о координации всех действий, предпринимаемых Берлином и Токио в Западной Европе, а также в Тихом океане. В ней не содержалось никаких упоминаний Коммунистического интернационала и вообще не говорилось ни о каких шагах против коммунизма. Переписка по поводу переговоров длилась больше года.

По условиям секретного соглашения, Япония и Германия должны были согласовывать все свои вопросы по Советскому Союзу и Китаю и не предпринимать никаких действий в Европе или в Тихом океане без консультаций друг с другом. Берлин также дал согласие предоставить Токио разработки военного оружия и обменяться военными миссиями с Японией.

И вот в пять часов дня мой курьер вылетел в Париж, имея при себе мое закодированное сообщение. Я вернулся домой и решил несколько дней передохнуть. С этого момента вся переписка генерала Осимы с Токио регулярно проходила через наши руки. Из нее мы узнали, что в конечном итоге секретный пакт был подписан генералом Осимой и фон Риббентропом. В этом пакте говорилось о многостороннем сотрудничестве Японии и Германии, которое выходило за рамки Китая и Советской России.