В Бурсе Ибн Баттута был принят султаном Орханом, «который является величайшим правителем среди всех правителей турок и самым богатым по размерам сокровищ, земель и вооруженных сил. Одних крепостей у него около ста, и большую часть времени он снова и снова объезжает их… Говорят, что он никогда не останавливался ни в одном городе хотя бы на месяц. Он также непрерывно сражается с неверными и держит их в осаде».

Орхан был младшим из двоих сыновей Османа, но именно его Осман назвал своим преемником, учитывая его недюжинные военные способности. По контрасту, его старший сын Ала-ед-Дин был человеком с жилкой ученого, увлекавшимся законом и религией. Легенда гласит, что он отказался от предложения своего младшего брата разделить наследство, по поводу чего Орхан заметил: «Поскольку, мой брат, ты не берешь стада и отары, я предлагаю тебе быть пастухом моего народа. Будь моим визирем». В этой должности тот, вплоть до своей смерти семь лет спустя, занимался управлением государством, организацией армии и разработкой нового законодательства.

Орхан, избравший своей столицей Бурсу, получил титулы «Султан, сын Султана Гази, Гази сын Гази, маркиз героев мира». Здесь он впервые отчеканил османскую серебряную монету, заменившую деньги сельджуков, с надписью: «Да продлит Бог дни империи Орхана, сына Османа». Задачей Орхана было завершить дело отца: объединить в государство смешанное население, которое Осман собрал вокруг себя; закруглить его завоевания и расширить его господство; сплотить воедино всех жителей и тем самым сделать из государства новый центр могущества османов. Более привлекательный внешне, обладающий более цивилизованными манерами, более величественный в своей стати, чем отец, Орхан был столь же прост в своих вкусах, как и благочестив по нраву. По характеру он не был ни фанатиком, ни вероломным или жестоким человеком. Обладая более широким, чем Осман, кругозором и будучи более энергичным в действиях, будь то война или государственное строительство, Орхан добивался целей благодаря своей неистощимой энергии, абсолютной целеустремленности и, главное, редкой способности и к тонкостям управления, и к искусству дипломатии.

Прежде всего предстояло захватить два города – Никею и Никомедию, которые находились за высокими оборонительными стенами и являли собой крепости, которые трудно было взять штурмом. Бурса пала из-за отсутствия поддержки со стороны Константинополя. Когда же Орхан обратил свое внимание на Никею – веком раньше, в период латинской оккупации Константинополя, бывшей столицей империи, – император Андроник III счел своим долгом прийти городу на помощь. Но, раненный в битве с османами при Пелеканоне (нынешний Маньяс) в 1329 году, он поспешно бежал с поля боя обратно в Константинополь, бросив большую часть своей армии, остатки которой бежали вслед за ним. Гарнизон Никеи был вынужден сдаться. То же самое сделал и гарнизон Никомедии восемь лет спустя.

Все три города пали главным образом по экономическим причинам. Чтобы процветать, они нуждались в доступе к окружающей сельской местности. Когда она оказалась в руках османов – не простых налетчиков, а оседлых жителей, – а значит, была оккупированной постоянно, что не оспаривалось Константинополем, брошенные на произвол судьбы горожане не имели особого выбора, кроме как доверить свою судьбу врагу. Немногие из них воспользовались возможностью уехать в Константинополь, в соответствии с согласованными условиями капитуляции. Они предпочли остаться там, где жили, продолжая заниматься своими делами – торговлей и ремеслами, играя свою роль в новом мире, складывавшемся теперь вокруг них вместо старого. К концу правления Орхана население его государства увеличилось, как утверждалось, почти до полумиллиона душ – поразительное отличие от легендарных четырех сотен всадников Эртогрула.

При всей терпимости в отношении христиан по своей сути это было мусульманское государство, проверка на национальность в котором сводилась к религии. Даже с учетом мирного сосуществования различие между мусульманами и христианами должно было сохраняться. В самой своей основе оно проявлялось в вопросе о земле и ее распределении. Только мусульмане были обязаны нести воинскую службу, и в силу этого только они имели право владения землей. Земля распределялась в качестве награды за службу и обеспечивала источник набора в армию в форме военных наделов, освобождаемых от налогообложения. Христиане были освобождены от военной службы и, следовательно, не имели подобных прав на землю. Вместо этого они платили налог с каждой головы на поддержку армии. В сельских районах это давало им статус подчиненных по отношению к обладавшим землей мусульманам. Поэтому христиане стремились жить и работать в городах и поселках, где такого рода ущемления в гражданских правах уравновешивались экономическими преимуществами. Но, добровольно приняв ислам, христианин автоматически становился «османлы», и о его происхождении скоро забывали. Он получал освобождение от налогообложения, право иметь землю, возможности для продвижения и получения доли от доходов правящей мусульманской элиты. Отсюда рост числа обращенных в ислам в Азии на этом этапе османской истории.

Будучи феодальной по своей сути, османская система землевладения, основанная на военных наделах, существенно отличалась от феодальной системы Европы тем, что земельные участки были небольшими и, что особенно важно, редко становились наследственными. Ведь вся земля была собственностью государства. Поэтому на данной стадии во владениях османов не существовало условий для возникновения земельной знати, подобно той, которая преобладала по всей Европе. Султаны сохраняли за собой право на абсолютное владение землей, которую они завоевали. Более того, поскольку они продолжали завоевания, росло количество земельных участков, становившихся доступными в качестве награды для все большего числа солдат. В рамках этой системы Орхан, следуя совету, исходившему от его брата Ала-ед-Дина, организовал регулярную армию под командованием суверена, профессиональную военную силу, находившуюся на военном положении, подобной которой в Европе не могли создать на протяжении последующих двух веков.

Армия его отца, Османа, состояла только из нерегулярных тюркских отрядов, добровольцев-кавалеристов, называвшихся акынджи. Рекрутируемые по деревням под возгласы, призывающие прийти с оружием к определенной дате «каждого, кто хочет воевать», они были опытными наездниками, скакавшими сплошной массой, как стена. Орхан, набирая своих воинов среди обладателей военных наделов, преобразовал это войско в авангард кавалеристов-разведчиков, роль которых заключалась в том, чтобы изучить местность перед намечаемой атакой. Таким образом, они подвергались самой большой опасности, и их преданность гарантировалась самыми богатыми земельными наделами. В поддержку им давались проводники, так называемые чавуши, и регулярные корпуса кавалерии, сипахи, получавшие денежное содержание.

Орхан набирал также нерегулярную пехоту, именовавшуюся азабы – войско, которое можно было не щадить. Его место было на линии атаки, а задача – вызвать на себя первый залп противника. За ними противник, нередко к своему крайнему удивлению, наталкивался на более грозную вторую линию отборных, вымуштрованных войск. Набранные из войска, получавшего жалованье, солдаты – они назывались оджаки капы кулу – были вооруженной силой, хорошо обученной приемам совместного ведения боя под началом командиров, которых они знали и уважали. В отличие от преобладавших в то время наемников они были едины в своей преданности суверену, считая его дело своим собственным и целиком доверяя ему соблюдение своих интересов в смысле продвижения и других наград за службу. В принципе они постоянно находились «у двери султанского шатра», подчиняясь абсолютной власти правителя, служа ему лично, прямо или косвенно, под началом командира, которому поручено действовать от имени султана. Сила этих новых регулярных османских войск заключалась в абсолютной сплоченности и постоянной готовности к бою.