К тому часу основательно завечерело, дождь перестал.

Тогда же, посовещавшись, постановили поскорее отправить Вольгу Сведкович в Минск деликатно наблюдать за неназванными подозреваемыми, пособниками и обвиняемыми общественностью в преступных деяниях. Поэтому перед пройдошливыми журналистами светиться Ольге здесь отнюдь незачем.

Но до того путем продажи во благо переоформить «ладу-калину» на Татьяну Бельскую. Как ни рулить, однак ездить по Киеву с российскими номерами чревато патриотическими эксцессами со стороны обиженных экспансивных киевлян. Зачем страдать-то частной собственности из-за великодержавной москальской украинофобии и межнациональных трений?

Тана определенно предпочла бы разъезжать на собственном «туареге», покинутом в Минске, но сбереженном в неприкосновенности ее секретарем по особым поручениям. Потому с проблемой доставки машины в Киев надо бы разобраться Вольге в скором будущем. Между прочих дел, Тана особо возложила на нее некоторые другие конфиденциальные задания.

Ко всему прочему, не разглашаемому до поры до времени, официально отпуск у Вольги Сведкович заканчивается. Со следующего понедельника ей надлежит вернуться на корпоративную службу в совете директоров семейно-брачной консультации «Совет да любовь».

«Мои оргвыводы, как гендиректора фирмы, последуют в хорошо подготовленном порядке. Ждите на месте, если вам что-то не подскажет анально…»

Тану отличным образом устраивает, что главным организатором побега публично представлен Евген Печанский, поддержанный никому не ведомыми таинственными покровителями и могучими друзьями на воле. Между тем ей, Тане Бельской, уготована небольшая, но драматическая роль непроизвольной хрупкой жертвы, помимо воли угодившей случайно в жернова большой политики и уголовных разбирательств трансъевропейского наркотрафика.

«Не х… монументально маячить на конкуре! У меня свои конные разборки и терки, не в лобок, так по лбу!»

Как только Лев Шабревич подтвердил ее неистовые тюремные подозрения и ненавистные семейственные предположения, Тана приступила отныне спокойно, как ей сейчас представляется, расчетливо размышлять о будущем. Какие ни взять, радужные надежды, вольные и невольные, легкомысленные чувства освобождения, обретения свободы сошли на нет. Незаметно рассеялись, улетучились как не бывало, испарились неощутимо. Зато на первый план осязаемо вышли исключительно деловые соображения и прагматические мотивы.

Что делать сегодня и завтра, ей кажется, она утвердительно знает, отдает в себе в том полный отчет. Однако, как быть после, куда деваться послезавтра, практически исполнив все намеченное, ей следовало бы прежде обдумать и предрешить заранее. «Манду не растопыривая почем зря…»

Предположим, с тем же гендерным бизнесом она четко сумеет провернуться и обустроиться в Киеве. Здесь ей развернуться куда как удобнее и перспективнее, чем в антизападной Москве. Не сравнивая уж с совковым Минском. Европейские и американские партнеры персонально с ней по-прежнему предпочитают вести разнообразные филантропические дела. Письма в поддержку вон имеются в большом количестве, ― между делом раздумывала Тана, последовательно составляя формальные благодарственные ответы по электронной почте. «Давно было пора это сделать».

Кое-какие деньги на первоначальное обзаведение у нее покуда есть. Права распоряжения банковскими счетами в Вильнюсе она никому не передавала. Плюс налом и кредитным безналом оперативный фонд, к которому имеет доступ лишь она сама и Ольга Сведкович.

Над приемлемым планом, как переправить сюда в Киев дочь Елизавету, не зря Тана хорошенько поразмыслила по дороге из России на Украину. «Разделенная и неполная семья бесповоротно к е...ням собачьим!»

Ничто и никто, по всей видимости, не создают ей непреодолимых препон, чтобы по-новому перевернуть, опять раскрутить тот еще гендерный бизнес и сопутствующую ему диверсификацию гласной тут, негласной деятельности. Притом в новых наилучших условиях и привходящих обстоятельствах. Но вот стоит ли всем этим и тем заново рутинно заморачиваться на несколько долгих лет?

«А жизнь-то утекает, не за горами, йе… бальзаковский возраст… Ни в кутницу, ни в Красную армию!..

Хотя интересные мальцы имеют-таки место быть рядом. Искать на стороне не приходиться, оба свои, ближние есть и суть… Ничего вроде бы не мешает обоих проверить в деле и в постели на трали-вали, дили-дили. Плюс кадровый многоженец Лева, теперь без Альбины, как встарь ай не прочь разводить шуры-муры и адюльтер. Что в лобок, что по лбу сталому брачному аферисту…»

Проводив Льва Шабревича в Киев, куда его повезла племянница Инесса, они втроем: Змитер, Тана, Евген ― с компьютерами в беспроводной сети вай-фай портативно устроились в саду в беседке. Засели, не сговариваясь, за столом с горящей спиралью, отпугивающей комаров да прочую летучую насекомую мерзость. По-свойски и по-дружески они нынче могут обойтись без лишних разговоров. Если у каждого найдется, о чем молчаливо подумать, поразмышлять на сон грядущий. О будущем, не забывая прошлого. В общем и в частном. Так-то и так-то.

Евгену Печанскому так же пришлось глубоко и далеко призадуматься тем августовским поздним вечером под Киевом. «В ретроспективу назад и на перспективу вперед, в шерсть и против шерсти…»

Долги в Менске и тамошним должникам следует платить безраздельно, без вариантов. «Тут им не евангельский там «Отче наш». Не попустим, не забудем, не простим, коль скоро дебет не кредит от Лукавого или от государственного Луки-урода…»

Как навсегда покончить с лукавым, во всех им смыслах, прошлым, Евгену понятно, ясно. Но с подлежащими вариантами будущего ему необходимо еще разобраться. Скрупулезно определиться по пунктам и параграфам классической итальянской двойной бухгалтерии. Что занести в актив, а что в пассив. В левую и в правую часть бухгалтерской книги.

В таком профессиональном понимании Евген сперва прочитал последние письма батьки Вадима из Сан-Франциско и двоюродного брательника Севы из Санкт-Петербурга.

«Они мне ближние, и они же ух дальние. Оба наперегонки закликают к себе. Очень перспективно, скажем, в Америке и в России, по их уверениям, сгодно пристроиться нейкому аудитору Печанскому, политэмигранту из Беларуси. Дела там у них торговые и банковские… Бизнес по-родственному, с родственниками, так скажем…

Но надо ли? Коли цимбалы не кимвалы…»

Также мало что затрудняет его корпоративное обустройство поблизости, точнее сказать, в Киеве. Ту же аудиторскую фирму, какую он уверенно планировал открыть в сентябре сего года в Минске, вполне возможно создать, даже воссоздать в украинской столице. Причем в условиях несравнимо лучшей экономической и политической конъюнктуры.

«Кое-кому из наших менчуков, с кем была достигнута предварительная договоренность, стоило бы теперь, отказно по-белорусски, предложить перебраться сюда, в Киев. Внесем их в отдельном параграфе направо…»

Не прерывая рассуждений, Евген одобрительно взглянул на Змитера с Таной. Им он тоже уделил должное место в распланированном корпоративном активе. «В кредите, справа…»

Гляди не гляди, в этом году, ясное дело, вряд ли что-либо конкретное выйдет с киевским вариантом. Право слово, местное законодательство, юридическое обеспечение, деловые связи, расширение контактов потребуют длительной и тщательной проработки. Зато к будущему лету можно и должно рассчитывать на полноценную контрольно-финансовую деятельность новой частной корпорации Евгения Печанского. С его-то кредитной и политической историей надеяться следует на многое тем, кто вкладывает деньги в Украину, кардинально ориентированную на Европу, на Евросоюз.

Глава тридцать девятая Здесь все Европой дышит, веет

Пресс-конференция трех отличительно освободившихся политических заключенных прошла на ура при большом стечении не только специально приглашенных. Представителям украинских и иностранных средств массовой информации нашлось, что выслушать, о чем спросить.