Хотя латвийское правительство «официально выразило свое удовлетворение заключенным пактом между двумя большими странами Европы», в котором оно усматривало «улучшение равновесия в Прибалтике» и укрепление позиции нейтралитета Латвии, Рига также пыталась выяснить закулисные мотивы советско-германского договора. 30 августа латвийский посланник в Берлине интересовался в беседе с руководителем политического департамента германского МИДа Э. Вёрманом, согласовывались ли в германо-советских переговорах какие-либо вопросы, касающиеся государств Прибалтики. Естественно, германский дипломат отрицал это[71]. Тогда 31 августа латвийский министр иностранных дел В. Мунтерс обратился к германскому посланнику в Риге Г. фон Котце с просьбой об официальном заявлении по этому вопросу. Однако 1 сентября Берлин запретил своему дипломату выступать с какими-либо официальными заявлениями до получения соответствующих директив[72]. 2 сентября Германия сообщила СССР, что в ответ на латвийский запрос о том, заключались ли во время германо-советских переговоров какие-либо соглашения, касающиеся Латвии, будет сообщено, что «основой наших отношений с Латвией является подписанный пакт о ненападении и, разумеется, мы не свяжем себя никаким договором, который противоречил бы его содержанию». Берлин запрашивал, «дало ли советское правительство на представленный ему вопрос аналогичный ответ». В 15 часов советская сторона заявила о своем согласии с содержанием подобного ответа Латвии и сообщила, что «советским представителям даны инструкции выступать в том же духе и вообще исходить из позиций, изложенных в речи Молотова» на IV внеочередной сессии Верховного Совета СССР 31 августа[73].
2 сентября латвийский министр иностранных дел заявил советскому полпреду И.С. Зотову, что в Латвии циркулируют слухи о разделе Прибалтики между СССР и Германией и просил об официальном опровержении этих слухов советской стороной. Советский дипломат «сослался на речь тов. Молотова, которая по существу уничтожает подобного рода слухи, и рекомендовал соответствующее место опубликовать в прессе. Однако Мунтерс не удовлетворился этим и просил сделать это особо в любой из предложенных форм. Германия это сделала, латыши хотят разъяснения и с нашей стороны»[74]. Получив 4 сентября соответствующую директиву из Берлина, германский посланник в Риге опубликовал официальное заявление по этому вопросу[75]. 15 сентября в беседе с советским полпредом В. Мунтерс вновь просил «сделать не юридическое, но политическое заявление с указанием на имеющиеся договоры, которые СССР не собирается нарушать. Это, как он выразился, необходимо для успокоения масс». На это Зотов ответил, что «успокаивать массы ваше внутреннее дело»[76].
Обобщая сведения о настроениях эстонского и латвийского населения, разведка пограничных войск НКВД СССР 3–12 сентября отмечала, что многие эстонские рабочие и крестьяне высказывают мнение: «Договор устраняет опасность войны между СССР и Германией, а в силу этого обеспечивает мирное существование Эстонии и Латвии»[77]. При этом «жители пограничных сел Эстонии и Латвии одобряют договор о ненападении между СССР и Германией и считают желательным присоединение Эстонии и Латвии в границах 1914 г. к Советскому Союзу»[78]. По мнению рабочего эстонской льнопрядильной фабрики Егорова, «советско-германский договор уменьшает опасность войны. Теперь Эстония должна присоединиться к СССР. Вот тогда мы буржуазию перебьем, и будем свободно жить». Житель деревни Ян Лупанов говорил: «Может быть, в результате договора Эстония будет присоединена к СССР. Вот тогда мы бы свободно зажили и стали работать в колхозе»[79].
24 и 26 августа в беседах с советскими дипломатами в Каунасе их литовские коллеги пытались выяснить, что стоит за советско-германским договором[80]. 26 августа литовский посланник в Москве Л. Наткевичус сообщил в Каунас о произошедшей накануне беседе с германскими дипломатами, из которой он «понял, что Советы ценят по крайней мере Балтийские буферные государства, и что никакого раздела сфер влияния в настоящее время не существует». Как сообщал литовский дипломат, его латвийский и эстонский коллеги считали, что «Балтийские страны даже в случае войны сохранят все шансы остаться нейтральными, так как Германия не может допустить, чтобы в Прибалтике появились бы Советы, а последние еще меньше заинтересованы в укоренении немцев в Балтийских странах»[81]. 4–8 сентября Литву, Латвию и Эстонию посетил бывший комиссар Лиги Наций в Данциге К. Буркхарт, который в беседах с местными дипломатами сообщил, что А. Гитлер еще до заключения советско-германского договора проговорился ему о цене соглашения с СССР, который должен был получить в свое распоряжение доступ к Балтийскому морю, прибалтийские государства и часть Польши[82]. 11 сентября Департамент государственной безопасности Литвы информировал правительство, что по сведениям, полученным руководством литовской компартии из Москвы, «прибалтийские государства застрахованы от нападения Германии, ибо Германия подписанием пакта обещала не нападать на эти государства»[83].
Начало войны в Европе усилило в прибалтийских государствах опасения быть втянутыми в события и побудило их ввести в действие законы о нейтралитете[84]. 3 сентября временный поверенный в делах СССР в Каунасе Н.Г. Поздняков сообщил в Москву, что хотя в некоторых литовских кругах обсуждается идея похода на Вильно, но правительство не поддерживает подобные настроения[85]. 4 сентября литовское правительство разрешило командующему вооруженными силами провести частичную мобилизацию для усиления армии и начать сосредоточение войск на границе с Польшей[86]. Правда, 5 сентября на заседании правительства было решено в связи с объявлением войны Германии со стороны Англии и Франции отказаться от использования вооруженных сил для возвращения Вильно[87]. 9 сентября после консультации с А. Гитлером министр иностранных дел И. фон Риббентроп приказал германским дипломатам в Каунасе обратить внимание литовского правительства на возможность решения Виленского вопроса. Со своей стороны литовский посланник в Берлине К. Шкирпа также зондировал этот вопрос[88]. 12 сентября литовский посланник в Берлине в беседе с советским полпредом в Германии зондировал отношение Москвы к присоединению Виленской области к Литве[89]. В тот же день в Берлине состоялась беседа корреспондента литовского телеграфного агентства «Эльта» В. Каупаса с секретарем советского полпредства, который заявил, что «прибалтийские государства для Советской России являются лебенсраумом [жизненным пространством]. Советская Россия ни в коем случае не может допустить того, чтобы там укоренилась какая бы то ни была чужая сила, к примеру немцы». При этом, само собой разумеется, страны Прибалтики должны остаться независимыми, а «в скором времени Литва будет иметь общую границу с Советской Россией». Намекая, таким образом, на возможность возврата Вильно Литве, советский дипломат заметил, что «не следует слишком спешить, принимая решения. Надо, якобы, подождать прояснения всей ситуации, это не займет много времени»[90].
