К лагерю конница дворянская прибыла уже чуть навеселе: ужас битвы сердца успел покинуть, а радость от победы да водка, которую дорогой хлебали жадно, совсем приободрили помещиков. Еще и хвалились друг перед другом, кто сколько шведов порубал. Предвкушали молодцы и торжественную встречу их царем, уже у многих и добрые слова царевы в голове вертелись, сладко томили души.
В лагерь въехали под вечер. Позабыв о распорядке лагерном, палили из фузей и пистолетов, потрясали оружием трофейным, помахивали шведскими шляпами, надев их на острия сабель. Кавалерийскую колонну быстро окружили солдаты, пушкари, стрельцы, явились офицеры. Все недоуменно взирали на пьяных, радостных дворян, на чьих дрянных доспехах черной коркой запеклась чужая кровь. Борис Петрович гордо восседал на гнедом мерине, уперев в колено шестопер, знак своей воеводской власти. Вид его был безмятежен, хотя в душе его так все и горело от предвкушения картины, которая должна была явиться
* Шереметев на самом деле одержал над 600 шведами победу в октябре 1700 года. - Прим. автора.
скоро. Слабые надежды на то, что царь, приведший их под Нарву, и не самозванец вовсе, а природный государь, должны были быть или совершенно развеяны сейчас, или же сменились бы на полную уверенность в том, что Русью правит швед.
Лже-Петр появился перед Шереметевым, так и не слезшим с седла, как-то неожиданно, будто вылез из-под брюха мерина. Без шляпы, в расстегнутом кафтане, тревожно мотал головой, как видно, все уже понимая.
- Куда изволил ездить, Брис Петрович? - спросил скороговоркой, заглядывая прямо в глаза воеводы.
Шереметев с веселым недоумением дернул плечами так, что зазвенели латы.
- Известно, государь всемилостивейший, на поиск. Дворяне-то без дела заскучали, вот я и затеял повеселить их мало-мало.
- Каково повеселились? - клокотнуло в горле у Лже-Петра.
- Да с викторией немалой, государь. На Ревельской дороге повстречался нам свейский заградительный отряд, так человек с шестьсот, с коим мои дворяне вошли в суспицию и привели неприятеля к полному афронту. Сам понимаешь, государь - свинье не до поросят, когда самое палят. Привезли тебе в подарок да и в доказательство сей победы мундиры ихние да ружья можешь счесть, а когда убедишься в том, что боярин Шереметев сущую правду тебе доложил, покорно тебя прошу, государь, попотчуй из благодарности каждого дворянчика чаркой водки из собственных ручек - так во времена старинные после побед бывало...
Пока Борис Петрович говорил, все тише, все холодней и жестче становился его голос. Наклоняясь с седла, приближался он к лицу застывшего, будто прилипшего к земле Петра, но только он закончил говорить, невидимая нитка, что связала на минуту этих двух людей, вдруг оборвалась. Лже-Петр резко отпрянул назад, чуть было не упал. Мгновенное прозрение мелькнуло в его уме, хотел он было закричать, замахнуться на воеводу, как замахнулся тогда, в палате Грановитой, хотел упреками его осыпать, что, дескать, как он посмел без ведома царя отправиться вдаль от Нарвы на поиск неприятеля, все это сделать он хотел, ибо жалел своих соотчичей, полегших под кривыми, как серп, саблями людей, которых он должен был сделать рабами своего народа, - хотел да не сказал. Только вытер пот со лба, выступивший разом. Кисло улыбнулся, зачем-то хлопнул по шее мерина Бориса Петровича да прочь пошел, к шатру. Шереметеву же, ждавшему яростных упреков, расправы даже, и не увидевшему всего того, довольно было зреть царя смущенным...
А через пять минут после того, как скрылся за пологом шатра Лже-Петр, там оказался и Александр Данилыч. Меншиков стоял невдалеке от государя и воеводы, покуда они вели беседу. Ничто из разговора, ни единая черта лица царя не ускользнули от внимания его, и теперь по следам горячим он спешил сам руку приложить к уничижению гордыни самозванца.
Лже-Петра застал он в шатре сидящим за столом: руки крепко сжаты, взгляд неподвижно устремлен на них.
- Да отчего же раскручинился, мой государь? - присаживаясь рядом и приобнимая его, спросил Данилыч. - Али виктории такой не рад? Ну, знаю, что ты на большее рассчитывал - а тут такая безделица. Да ладно, не кручинься возрадуешься. У меня, вишь, способ есть, каким манером Нарву быстро взять. Ах, как тебе приятно будет прославиться по всей Европе дерзостью такою!
Алексашке помешали. В шатер вошли Алларт, Долгорукий, Вейде, Головин и Шереметев. Данилыч же, нарочно развалясь вальяжно, понаглее, плеснув себе в стакан, сказал:
- Генералы, а вот и вы. Государь наш уж внимает плану моему, и вы внемлите...
...Преодолевая неприязнь, кривясь от понятного каждому солдату ощущенья близости смерти, надевали на себя стрельцы кафтаны шведов, на сукне которых виднелась кровь убитых. Порою улыбались, видя, сколь не идут им мундиры вражьи, как неловко сидят на головах, привыкших к колпакам, треуголки, обшитые басонным кантом. Иные друг друга шведами дразнили, но шутки прекратились, как только перед стрельцами появился сам Меншиков. Серьезен то ли нарочито, то ли в самом деле, ходил нахмурясь между рядов вояк. Кого-то за полу кафтана дергал, кому-то шляпу поправлял. Так походивши, в сторону отпрыгнул ловко, заговорил:
- Ребята, работа вам трудная досталась. Государь дозволил, нет, приказал, идти на штурм вам. Впрочем... - Данилыч ухмыльнулся, - штурма и не будет. Короче говоря, надобно вам будет изобразить собою шведов, будто бы идущих к Нарве по Ревельской дороге. - Вдруг весь взъерошился, боясь, что стрельцы не уразумеют, закричал: - Да понятно вам, сволочи, понятно?!!
- Еще как понятно, - раздался чей-то мутный голос. - Государь похочет кровя нам пустить - всю отдадим, до капельки единой.
Князь Яков Федорович Долгорукий, серьезный, хмурый, стоявший рядом с Алексашкой, неодобрительно покачал головой:
- Не вижу проку в сем прожекте. Людей токмо зря погубишь.
Александр Данилыч, обхватывая за плечи князя, горячо зашептал ему на ухо, будто боялся, что кто-нибудь услышать может:
- Не погубим! Сам государь сей прожект одобрил. Стрельцов в кафтанах шведских при распущенных знаменах, при барабанном бое ведем на лагерь, будто сам Карлус уж явился. Бой устраиваем потешный, а шведы нарвские ей-ей не выдержат, на вылазку пойдут, своим на выручку. Тут мы всем гвалтом на них и бросимся, на их плечах войдем в ворота, Нарву, как бабу, с ловкостью за титьки схватим!
- Как бы по сусалам не заполучить... - только и молвил Долгорукий да, головой покачивая, прочь пошел.
Утром другого дня в туманной октябрьской пелене, что обволокла предместья Нарвы, небольшие деревеньки, мызы, словно желая разорвать её в клочки, раздался треск десятка барабанов, визгливый голос флейт, одиночные выстрелы, как горох, прыгающий по звонкой шкуре барабанной, послышались тогда же. И часовые на бастионах, башнях Нарвы всполошились, стали вглядываться в даль, в сторону дороги, что к городу вела из Ревеля, поспешно доложили о всполохе внезапном командирам, а те уж немедля дали знать о явлении необыкновенном коменданту Нарвы Горну.
Деловитый, строгий Горн взбирался на сторожевую башню не спеша, будто и не верил в то, что нечто может решительным манером повлиять на оборону Нарвы. Хальс, Менйфельд, Штрольц, Тейтлебен, другие офицеры, скрывая недовольство тем, что их разбудили в такую рань, поспешали вслед за комендантом, ступая по щербатым плитам лестницы. Вот взошли на площадку смотровую, каждый свою трубу раздвинул, наводя в ту сторону, где уж не только барабанный грохот был слышен, но и частая ружейная пальба.
- Смотрите-ка, да ведь это наши! - с ликованьем прокричал молодой Менйфельд. - Я вижу синие мундиры, да и бой барабанный по дроби наш!
Хальс поспешил сделать новое открытие:
- Господин полковник, я вижу развевающийся штандарт его величества короля Карла!
Горн молчал. Он видел и шведские кафтаны, слышал присущий только шведам барабанный бой, порой ему казалось даже, что он видит реющее знамя государя шведов, но давать оценку всему тому, что происходило близ русского лагеря, не спешил. Ему совсем недавно доносили, что Карл, разделавшись с Данией, уже спешит на помощь Нарве, но видеть его войска так скоро... Вминая глаз в окуляр зрительной трубы, обнажая зубы, стараясь как можно тщательней настроить трубу на резкость, Горн всматривался в то, что происходило в двух верстах от крепости. Вот он увидел, что шведы, выстроившись в каре, отстреливаясь от русских, которые наседают со всех сторон, стараются пробиться к Нарве. Построение обволакивают плотные клубы белого дыма, но все же видно, как падают солдаты, пораженные вражеской стрельбой. Где-то на Ревельской дороге маячат другие "синие" солдаты, тоже строятся по-боевому, тоже, заглушаемые стрельбою, грохочут барабаны, тоже вьется королевский шведский флаг.
