Осенью Тесса забеременела. Чтобы посвятить ей какую-нибудь книгу, а также немного подзаработать, Дик решил закончить роман «Пролейтесь, слезы». Поскольку он больше не принимал амфетамины, то писал уже не так быстро, как раньше, поэтому работа заняла у него несколько месяцев. И в это же самое время некое ограбление, совершенное прошлым летом в Вашингтоне, привело к совершенно неожиданным последствиям.

С самого начала это дело казалось обычным: очередное разоблачение, какие неизбежно происходят во время предвыборной кампании, и даже если взломщики, арестованные в штабе Демократической партии, имели какое-то отношение к Комитету по выборам президента, это не помешало Никсону в ноябре быть переизбранным на второй срок. Дик с отвращением выключал телевизор каждый раз, когда речь заходила о политике. Однако он вновь ею заинтересовался в начале следующего года, во время процесса по так называемому Уотергейтскому делу над семью взломщиками, которых все журналисты, с легкой руки «Вашингтон пост», называли теперь не иначе как «водопроводчиками»^[23]. Это слово стало весьма популярным, оно угрожающе банально обозначало все то, что Америка узнала в ходе самого процесса, а затем слушаний комиссии Эрвина, транслируемых телевидением, о методах работы собственного правительства. Прослушивание телефонов; незаконные обыски; использование секретных фондов; провокации, организованные ФБР против тех, кого вице-президент Спиро Агню называл политическими мерзавцами; незаконная деятельность ЦРУ на территории США. Мало-помалу стало ясно, что с конца шестидесятых годов гражданские свободы, гарантированные лучшей в мире конституцией, находились под угрозой.

Каждое новое разоблачение укрепляло авторитет Дика среди его друзей в Фуллертоне, ведь именно об этом он и говорил! А окружающие сдуру над ним смеялись, считали его параноиком. Снисходительно улыбались, когда Фил в сотый раз возлагал ответственность за ограбление своего дома на службы столь секретные, что никто о них даже не слышал. Теперь же о них услышали все, повсюду только о них и говорят, и необходимо признать, что Дик был абсолютно прав.

Ко всеобщему удивлению, сам Филип Дик почти не злорадствовал. Дон-Кихот сердится, когда другие продолжают видеть ветряные мельницы там, где, по его мнению, находятся вооруженные рыцари, но он недоволен еще больше, когда окружающие вдруг без предупреждения заявляют, что он прав. Дику также никогда не нравилось, если в ходе дискуссии собеседник внезапно соглашался с ним, в таком случае он тут же изменял свое мнение. Чем больше друзья воздавали должное его проницательности, тем уклончивее и таинственнее Фил становился, словно бы думал, что теперь, когда окружающие считали, что пелена спала с их глаз, они на самом деле видели еще меньше, чем раньше. Когда друзья с жадностью начинали расспрашивать Дика о новом романе, полагая, что он станет настоящей бомбой, направленной против Никсона, писатель лишь пожимал плечами и отвечал, что это старая история, а его привлекают более насущные проблемы.

Весной 1973 года Филип Дик принялся за то, что должно было стать величайшим произведением его жизни: там будет собрано все, что он пережил в этом мире распутства и предательства, в котором оказался после ухода Нэнси. Все, что он писал раньше о наркотиках, теперь казалось Дику наивным. В то время он ничего не знал о настоящих наркоманах. Но теперь, когда он покинул их общество, он может о нем написать.

Он приступил к сочинению нового романа, находясь в состоянии, сходном с тем, в котором Достоевский начал писать «Бесов», извлекая урок из террористической утопии, которая чуть было не закончилась для великого русского писателя эшафотом и в конце концов привела его на каторгу. Книга должна была быть посвящена Донне и его приятелям с Гасиенда-уэй и из Экс-Кэлэй, из которых одни к тому времени уже были мертвы, другие превратились в овощи или в чурбаны, наполненные вечным страхом. После того как Дик много лет изображал бунтовщика-токсикомана и перещеголял самого Лири, у него сложилось настолько противоречивое мнение относительно наркотиков, что он решил добавить к этой компании министра юстиции Ричарда Клиндинста, в знак признательности за его борьбу с наркоторговлей. Но эта идея была встречена в штыки его друзьями, и Дик довольствовался тем, что, когда Клиндинст был отправлен в отставку вместе с Дином, Хальдеманом и Эрлихманном, наиболее близкими советниками Никсона, писатель послал ему письмо в поддержку, которое, если дошло до адресата, вероятно, сильно того удивило.

Дик писал по ночам, пока Тесса спала. К нему вперемешку возвращалось все, что он пережил: бесконечные разговоры, радость быть вместе, недоверие, затягивающиеся шутки, безумный смех, притворные улыбки и идиотское кудахтанье, рассеянность, приступы страха, часы, проведенные в поисках лежащей под носом ерунды, страх полиции, провалы в памяти, ощущение, что он смотрит фильм, разматывающийся виток за витком, с небольшими, но волнующими изменениями, которые можно лишь ощутить, но не зафиксировать. Дик постоянно слушал в наушниках пластинки Линды Ронстат и «Пролейтесь, слезы» Дауленда. Фил не испытывал потребности в амфетаминах, как он того боялся. Но частенько по утрам Тесса находила мужа неподвижно сидящим за столом, с открытыми глазами, полными слез.

Филип Дик знал, что он должен и что хочет сделать: написать и продать научно-фантастический роман. Поскольку речь шла о столь реалистическом материале, это его немного сковывало, но, с другой стороны, и вдохновляло на новые открытия.

Его герой, Боб Арктор, наркоман из грязной развалюхи, в которой обитает большая часть персонажей книги, на самом деле работал под именем Фреда в полицейской бригаде по борьбе с наркотиками. Кто такой он был на самом деле, полицейский, поглощенный своей маской, или же наркоман, ставший осведомителем, трудно сказать, но такое встречается настолько часто, что полиция, с целью защитить своих помощников от агентов наркосиндикатов, внедренных в их собственные ряды, обеспечивает их анонимность с помощью специального «запутывающего» костюма. Это супертонкая мембрана, которую полицейский надевает во время каждого контакта с начальством; она связана с компьютером, чья память содержит несколько миллионов физических характеристик. По мере того как компьютер просматривает память, он программирует цвет глаз, волос, форму носа, зубов, внешний вид так, что на мембране в доли секунды появляются новые очертания, которые тут же сменяются другими. То же самое происходит и с голосом. Все это делает невозможным описание, опознание, фотографирование обладателя запутывающего костюма: благодаря постоянной смене облика, он превращается в идеального «первого встречного».

Интрига книги завязывается в тот момент, когда начальство приказывает Фреду собрать сведения о некоем Бобе Аркторе, не подозревая, что это одно и то же лицо. Арктор послушно забивает свой дом камерами и магнитофонами, которые постоянно ведут запись. Это было мечтой Дика, но не только его: 16 июля 1973 года, во время одного из самых зрелищных поворотов в Уотергейтском деле, выяснилось, что президент Никсон в течение нескольких лет записывал все свои разговоры без ведома собеседников. Как только в Овальном кабинете начинал звучать чей-то голос, тут же включались магнитофоны. Вся Америка была напугана подобным поведением президента, но Дик ничуть не удивился, он даже почувствовал нечто вроде симпатии к своему старому врагу. То, что остальные считали техникой шантажа, он воспринимал как признак беспокойства, столь знакомого ему самому. По его мнению, Никсон хотел сохранить свидетельство не столько того, что говорил тот или иной посетитель, сколько того, что мог сказать сам. Он шпионил не только за другими, но и за собой. Прослушивал ли Никсон когда-либо эти пленки, или ему было достаточно знать, что они существуют? Включалось ли записывающее устройство в тот момент, когда он их прослушивал? Подражал ли он Арктору, который каждые два или три дня надевал свой запутывающий костюм и устраивался перед камерами, отдавая себе отчет в том, что происходило и происходит в его доме? Проблема состоит в том, что каждый день необходимо просмотреть двадцать четыре часа пленки, и даже если бы он смог, не ложась спать, оставаться перед экранами сутки напролет, этого было бы все равно недостаточно, поскольку он считался исполнителем одной из главных ролей в этом фильме и, соответственно, должен был добрую часть своего времени проводить на экране, а не перед ним. Арктор полагал, что ему удалось найти выход из этой ситуации: он решил просматривать пленки не целиком, а выборочно, с помощью быстрого просмотра, как это обычно делают в случае, когда необходимо найти тот или иной эпизод на видеокассете. Например, нет ничего страшного в том, чтобы из трехчасового разговора наркоманов прослушать минуты две, ничего нового они все равно не скажут. Именно так в полицейском государстве осуществляется прослушивание телефонных разговоров: записывают все, но, поскольку в спецслужбах не хватает персонала — ведь нельзя же всех нанять, — прослушивание осуществляется, что называется, наудачу. Но это соображение оказалось для Арктора недостаточным. А если он таким образом пропустит важную информацию? Он мучился еще и от того, что эта информация касалась не кого-нибудь, а лично его, и этот подозреваемый все больше и больше возбуждал его любопытство.