– Так именно поэтому ты меня к нему не пустил, и держишь в этой комнате?

– Да, – кивнул Шнитор и опять замолчал. Скорее всего, он надеялся, что мне удастся догадаться о предмете разговора, правда я такой верой в собственные силы не обладала, поэтому начала терять терпение.

– Что «да», Шнитор? Зачем искал? Почему мы здесь прячемся? Да что я из тебя каждое слово клещами вытягиваю?!

– Полчаса назад вернулся в дом барон, – заговорил наконец распорядитель. Я, боясь сбить его с мысли, молчала. – Злющий, как суслики вашей матушки. Сразу поднялся к виконту, и что-то ему выговаривал. Я не подслушивал, – смутился Шнитор. – Лиззи полы рядом мыла, и мне все рассказала. Я ее отругал конечно, и…

Я кивнула, призывая его продолжать. Насколько я знаю, уборка в нашем доме проводится по утрам, когда все еще спят. Ни разу еще не было такого, чтобы по лестницам люди ходили, а у них под ногами тряпкой махали, но журить распорядителя, а тем более, горничную, я не собиралась. Их нехорошие привычки играют в моей жизни слишком хорошую роль.

– …В общем, как только ГритБерли вышел, ваш отец и начал розыски. Дарлайн послал в саду посмотреть, а вы все не идете и не идете. Батюшка гневается уже, каждую минуту о вас спрашивает, может быть, вы будете себя вести немного … помягче? Не стоит гневить виконта.

– Спасибо, Шнитор, – вздохнула я. – Но предупреждение запоздало. С бароном мы уже повздорили, а уж в том, что он побежит ябедничать я и не сомневалась.

Шнитор грустно поклонился, я первая вышла из комнаты и направилась наверх, в кабинет виконта.

Отец стоял у окна, повернувшись спиной к входу. Я намеренно громко закрыла за собой дверь и прошла к маленькому диванчику у стены. Здесь всегда было мое убежище от мамы, если она искала меня, чтобы наказать. Отец никогда не вмешивался в вопросы моего воспитания, и тем более, очень редко меня ругал, по-видимому, чувствуя свою вину за подписанный когда-то брачный договор. Именно поэтому я и пришла сейчас к нему без капли страха – даже не представляю как это, быть наказанной отцом. Оказалось, что очень неприятно.

– Лорд ГритБерли опять жаловался на тебя, – ровным голосом сказал отец. Я пожала плечами и, спохватившись, что он меня не видит, ответила:

– Чувствовать себя оскорбленной больше пристало мне – барон усомнился в моих умственных способностях.

– Прости, Лора, но в последнее время и у меня есть поводы в них сомневаться, – отрезал виконт. Я пораженно открыла рот, а отец продолжал:

– Как же ты не понимаешь, что, по сути, теперь являешься собственностью ГримГайла. В нашем доме ты почти что гостья, и твое поведение герцог может посчитать оскорблением.

– Да что я такого сделала-то? – вскричала я, вскакивая с дивана. – На лошади прокатилась? Когда уже это стало запрещено?

– В нашей семье – никогда, – повысил голос виконт, заставив меня осечься. – Но мы не знаем порядков рода ГримГайл.

– Да в нашей семье до моего рождения и не было принято продавать собственных дочерей, – ядовито заметила я. – Но это тебе нисколько не помешало, так что о чем мы здесь толкуем?

– Не выдумывай, – отец покраснел. Он-то думал, что от гнева, а я считаю, ему в кои-то веки стало стыдно. – О какой продаже ты говоришь? Тебе повезло, герцог самая выгодная партия в королевстве, и твои истерики просто смешны!

– Да он старше меня чуть ли не на полвека! Тебе бы такую выгодную партию вместо молодой мамы.

– Я не желаю это в миллионный раз обсуждать. Ты – будущая герцогиня ГримГайл, и хватит об этом! Хочу сказать, что упреки барона теперь не представляются мне такими уж глупыми и с его предложением я, пожалуй, соглашусь.

Мне стало страшно. От барона ГритБерли я ничего хорошего не ждала в принципе, и сомневалась, что в этот раз его фантазия меня все же порадует.

– До приезда герцога ГримГайла я запрещаю тебе выходить из дома. Раз в день позволяются прогулки в саду в компании барона.

– Но, папа! – от неожиданности я села. – А если герцог почтит нас своим присутствием через год, два? Да если он вообще не пожелает явиться?

– Значит, ты пожизненно просидишь в доме, – рявкнул виконт и указал на дверь. – Ступай! Ужин остывает.

– Да вы, отец, прямо хозяюшка, – скривилась я и выскочила из кабинета прочь, пока отец переваривал мой выпад.

В столовую я, естественно, не явилась. Как, впрочем, и на следующий день. Позиция моя была проста – лишили свободы, так пусть герцог получит бледную, немощную, но голодную и потому злую невесту. Я заперлась в комнате и изредка, когда кто-то приходил под дверь с увещеваниями, выкрикивала свои требования. Как ни странно, барон у моей комнаты почти не появлялся, и этот факт меня немного нервировал.

Скажу честно, если бы не партизанские вылазки Лиззи, моим принципам пришел бы конец уже на второй день добровольной голодовки, но за счет ее свертков с бутербродами и кувшинов с молоком, я продержалась почти неделю и дождалась-таки капитуляции неприятеля.

Барон явился утром, громко постучал в мою дверь, подозреваю ногой, и зычным голосом попросил переговоров. Мне пришлось оторвать голову от подушки, хриплым спросонья голосом попросила дать мне минутку (пусть думает, что он тих от голода), и бросилась наносить макияж.

Когда я распахнула дверь, приглашая барона войти, он не удержался от испуганного вскрика. И понимаю почему – волосы расчесывать я не стала, лицо густо замазала белилами, скрыв под слоем краски румяные щеки и пунцовые губы. Под глазами нанесла синевы и даже засомневалась, не подумает ли ГритБерли, что я тут не голодом себя морила, а дралась с кем-то, но краситься заново времени уже не было.

Изображая слабость в ногах, я проводила барона к креслу и присела напротив. С удовлетворением проследила за тем, как изумление на его лице меняется страхом, и со злорадством подумала: «Бойтесь, Ваша Милость. Вряд ли герцог похвалит вас за замученную невесту». Но вслух, разумеется, я этого не сказала, а натянула на лицо маску грусти и усталости.

– Леди Лорелла, – сцепив пальцы в замок, прервал, наконец, тишину барон. – Признаться, я весьма удивлен, что вы так твердо стоите на своей позиции, и не желаете выходить из комнаты. Мне казалось, вашей деятельной натуре претит подобное затворничество и хватит вас, максимум на сутки. А после, вы прибежите на кухню в поисках еды. Признайтесь же, в чем ваш секрет.

– Ах, барон, – я томно вдохнула и приложила руку ко лбу, изображая головокружение. – Нет никакого секрета, просто я удовлетворила ваши просьбы, и подвергла себя заточению.

– Я вел речь только о доме, – недовольно заерзал барон. – К тому же, мною подразумевались прогулки по саду, и тем более, я ничего не упоминал об отказе от еды.

– Пришлось немного дополнить ваши предложения, – ядовито сказала я. – Немного подумала (в кои-то веки) и рассудила так – Шнитор же тоже мужчина? Зачем подвергать себя ненужным пересудам? Кстати, то, что мы находимся в комнате наедине, тоже бросает на меня тень, поэтому… – опираясь на спинку кресла, я встала. – Извольте покинуть мою спальню.

– Хорошо, – Гритберли отчетливо скрипнул зубами. – Чего вы хотите, Лорелла?

– Просить, чтобы вы убрались из моего дома бесполезно? – уточнила я.

Барон вполне ожидаемо кивнул, но не попытаться я не могла. Мои требования были продуманы еще на второй день заточения, как и рассказаны желающим их слушать, но я не гордая, вполне могу и повторить.

– Прогулки на лошади, согласна даже на ваше при этом присутствие; возможность беспрепятственно покидать дом в течение дня, на ночь я, само собой разумеется, не претендую; и главное, вы прекращаете мне читать свои нотации. Я уже выросла, и момент воспитания, даже такого, каким его видите вы, безнадежно упущен.

– И я весьма сожалею, что не прибыл сюда гораздо ранее и не устранил этот пробел, – заявил барон. Я закатила глаза и напомнила ему про третий пункт.

– Хорошо, – недолго подумав, произнес барон. – Сами понимаете, первый пункт меня не устраивает, ввиду… моего особого отношения к лошадям.