Тут он услышал голос:
– Тебе нравится здесь?
Перед ним стоял кудрявый мальчик лет пяти-шести со светлыми волосами, большими синими глазами, правильными чертами лица.
– Да, здесь хорошо, – ответил он.
– Ты умеешь понимать птичий язык? – спросил мальчик.
– Нет, к сожалению…
– Жаль, ибо они иногда несут вести. Если люди научатся птичьему языку, то они будут знать, что надо и чего нельзя делать.
– А ты понимаешь птиц?
– Я пока догадываюсь. Только что мне на плечо села птичка и зачирикала. Я понял, что мне надо идти в эту сторону, и увидел тебя.
– А это важно для тебя – увидеть меня?
– Не знаю. Может быть, важно для меня, а может быть, важно для тебя.
– Да? – засмеялся Алексей Александрович. Мальчик ему явно понравился. – Ты один в лесу?
– Вообще-то, лес меня не пугает, и могу ходить один. Но я здесь с мамой, она ягоды собирает. – Мальчик посмотрел на тетрадь. – Что это за книга с красивой обложкой?
– Это не книга.
– Тогда это тетрадь?
– Да, ты угадал.
– Хочешь, угадаю ещё? Раз ты пришёл в лес с этой тетрадью, значит, в ней записано что-то очень важное для тебя.
– К сожалению, я так не думаю.
Алексей Александрович встал.
– До свидания, – сказал он мальчику и ушёл от него.
– Зачем ты так быстро уходишь? – закричал ему вслед мальчик.
Но он не отозвался. И когда счёл, что достаточно от него отдалился, сел на срубленное дерево и приготовил спички.
«Что-то очень важное», – повторил он слова мальчика. Да, эти записи могли быть для него очень важными, но стали ненужными.
Он зажёг спичку и поднёс к обложке тетради.
Обложка загорелась.
За его спиной опять зазвенел голос мальчика, и он вздрогнул от неожиданности.
– Что ты делаешь?
– Ты же видишь, что я делаю.
– Ты сжигаешь важные записи?
– Они вовсе не важные!
– Нет, раз ты сжигаешь, значит, важные. Ты хочешь от них избавиться. Ведь так?
– Мальчик, зачем ты следишь за мной? – рассердился Алексей Александрович.
– Я не слежу за тобой. Это та же самая птичка направила меня. Ты недоволен, что я говорю правду по поводу тетради?
Тем временем огонь на обложке потух. Алексей Александрович опять зажёг спичку.
– Ты разве не знаешь, что в лесу нельзя разводить костёр? Так возникают пожары.
Кто кому даёт урок?
Алексей Александрович на этот раз не рассердился, а засмеялся.
– Ты прав, – сказал он и потушил спичку.
– Ты очень хороший и умный, – и мальчик похлопал его по плечу.
– Спасибо за похвалу.
– А эти записи сжигать не надо. Они пригодится тебе.
– Откуда ты знаешь, что они пригодятся мне?
– Не знаю, но ты не сомневайся.
Алексей Александрович внимательно посмотрел на мальчика. Ему показалось, что находит в нём что-то магнетическое.
– Мальчик, скажи, ты не пропал у мамы, или она пропала у тебя?
– Какая разница, – улыбнулся мальчик, – мы разошлись и, когда нужно будет, найдёмся.
– А если ты у неё пропадёшь?
– Этого не случится.
– Откуда ты знаешь, что случится и что не случится? Возьму я, допустим, и заберу тебя.
– Ты этого не сделаешь.
– Почему?
– В этом нет необходимости.
Оба улыбнулись друг другу и остались довольны игривому разговору.
Подошла молодая красивая женщина.
– Здравствуйте! – сказала она незнакомцу и обратилась к мальчику. – Вот ты где. Пошли, нам пора!
– Мы скоро увидимся, а записи не сжигай, – сказал ему мальчик и пошёл за мамой.
«Какой самоуверенный», – подумал Алексей Александрович, провожая их взглядом.
Он положил тетрадь и спички обратно в портфель и медленным шагом направился к городу.
Автобусная остановка была недалеко. Он увидел, что мальчик с мамой ждут автобуса. На остановке кроме них никого не было. Он ускорил шаг – магнетическая сила мальчика притягивала его. Подъехал пустой автобус. Они подошли к дверям. Мама держала мальчика за руку, помогая ему подняться. В это время мальчик обернулся, тоже увидел его, споткнулся о ступеньку и упал на асфальт, ударившись коленом.
Видимо, ему стало больно, очень больно. Алексей Александрович понял это по тому, какую острую боль ощутил в колене в это же самое время.
Он подбежал к мальчику. Помог подняться и собрался было сказать что-то подбадривающее, но мальчик его опередил; он улыбнулся ему, сказал «спасибо», а перед мамой извинился.
Они поднялись в автобус.
Алексей Александрович тоже поехал бы этим автобусом. Но пока он нагнулся, чтобы поднять с асфальта портфель, двери захлопнулись, и автобус тронулся.
Он глядел вслед удалявшемуся автобусу, и странное, весьма странное чувство начало овладевать им: ему показалось, что мальчик – это он сам, Алексей Александрович, и мальчик этот – его детство! «Это же я?! Этот мальчик – я! Я узнаю себя в мальчике!» – подумал он с удивлением.
***
Сегодня понедельник, день приёма зачётов от студентов. Две недели чтения курса лекций по истории русской литературы шли по восходящей линии. Каждый день студенты всё больше увлекались вопросами, которые разбирал с ними их профессор. Резко изменилось у них отношение к вчерашнему своему учителю. Неожиданно для себя они обнаружили, насколько он мыслящий человек и оратор.
– Профессор, можно ли привести на ваши лекции маму, она очень интересуется литературой! – спросил один студент.
– Можно, – добродушно ответил профессор.
– А я дедушку приведу, можно?
– Можно…
И последние три дня аудитория была переполнена мамами, дедушками, бабушками. Пришли даже несколько пап.
Восторг и удивление росли с каждым днём.
В конце недели профессор объявил:
– В понедельник будете сдавать зачёты.
Понедельник был тем днём, когда по плану завуча в классе Алексея Александровича должен был состояться прощальный праздник: учитель прощается со своим четвёртым классом, дети переходят в пятый, а учитель возвращается в первый. И начинается всё сначала.
Алексей Александрович пошёл к директору.
Тот обрадовался, увидев его.
– Хотел позвать вас сам… Пожалуйста, послушайте мои вчерашние стихи.
Он повлёк его к окну, достал из кармана лист, развернул его, отрешился от всего внешнего, погрузился в себя, и его правая рука начала обводить в воздухе поэтические абстракции. Он читал искусно и вдохновенно.
Я никогда детей не унижал.
Бесился и от ярости дрожал.
Как возмущался!
Как негодовал!
Но повода для мести не давал.
В порыве утверждения добра
Вершил я суд,
Как будто отобрал
Права на то у Бога
Самого,
И удивляя, и смеша Его.
Неважно,
Кто патриций,
Кто плебей,
Неважно,
Кто сильней,
А кто слабей,
И даже
Кто глупей,
А кто умней,
Прости,
Не так уж важно это мне.
Но зло, оно есть зло,
Хоть ты умри,
И подлость – подлость,
Что ни говори.
Не примириться с этим,
Не принять,
И не понять,
И боли не унять.
Вот только дети…
Лгут.
Но ты им верь,
Как верят Небу,
Солнцу
И Траве.
Спасибо,
Господи,
Что удержал
От злобы.
Я детей не унижал.