Беда, если он удовольствуется тем положением, в котором находится. Он не только остановится, но пойдёт назад. [36]

В том, что в жизни своей не соответствуешь тому идеалу, который ставишь себе, нет ничего дурного и потому мучительного; дурно то, когда, оглянувшись назад, не видишь ни малейшего приближения к идеалу, когда перестаёшь примеривать свою жизнь к идеалу. Когда идеал самый становится неподвижным, а не отдаляется ещё и ещё по мере приближения к нему, представляя новые и новые черты. Вот этого бойтесь… [37]

Не унывайте о том, что жизнь наша не такая, какою бы вы желали её видеть. Это участь всех тех, кто стремится к христианскому совершенству. Страшно не то, чтобы не достигнуть того, чего для себя, для своей души хочешь, а страшно то, чтобы, не достигнув этого, перестать хотеть этого. [38]

Если человек говорит: не стоит бороться с грехами, потому что сколько ни бейся с ними, никогда не будешь совсем чист от них, – то он говорит то же, что сказал бы человек про пищу: не стоит меня кормить, всё равно опять буду голоден. С грехами надо бороться не для того, чтобы совсем освободиться от них, а для того, что только в этой борьбе жизнь человеческая. [39]

Не было бы грехов, не было жизни. Не было бы освобождения от грехов, тоже не было бы жизни. [40]

Говорят, существующее разумно; напротив, всё, что есть, всегда неразумно. Разумно только то, чего нет, что рассудители называют фантазией. Если бы то, что есть, было бы разумно, не было бы жизни; и точно так же её не было бы, если бы не было разумно то, чего нет (т. е. идеала).

Жизнь есть только вечное движение от неразумного к разумному. (…)

…Если есть жизнь, то есть дело жизни, которое должно быть сделано. И живущие делают это дело. И если в мире есть дело, которое нужно сделать, то, очевидно, мир несовершенен, а есть представление и возможность его большего совершенства. [41]

Ошибка ужасная представлять себе мир сотворённым. Мир не сотворён, а он творится. И жизнь есть ничто иное, как творение. И мы, люди, орудия творчества. Мы творим мир по воле Бога. [42]

Препятствиями растём. Польза страданий. Зла нет

– 1 –

Плохо, что камень крепок, когда хочешь рубить его, а если нужен камень, чтоб точить на нём, – тогда чем он жёстче и крепче, тем лучше. Так и с тем, что мы называем горестями. [1]

…Спорил сам с собой. Слабый, дрянной, телесный, эгоистический человек говорит: всё скверно, а духовный говорит: врёшь, прекрасно. То, что ты называешь скверным, это то самое точило, без которого затупилось, заржавило бы самое дорогое, что есть во мне. [2]

Бедствия – это оселок для человеческой жизни. Только страданием можно наточить душу. [3]

Если у тебя есть враг, отравляющий твою жизнь, надо ли тебе желать избавиться от него? Нет. Если ты сумеешь воспользоваться своим врагом так, чтобы выучиться на нём: прощать, любить врагов, то то, что приобретаешь этим, гораздо больше благо, чем то, которое ты бы имел, избавившись от врага. И не только больше; но то было благо временное, а это – вечное, не для одной только этой жизни. [4]

Наши враги могут для нас быть полезнее наших друзей, ибо друзья часто прощают нам наши слабости, тогда как враги обыкновенно отмечают их и привлекают к ним наше внимание.

Не пренебрегай суждениями врагов. [5]

…Чем тяжелее были страдания – если только удавалось в христианском духе принимать их (…) – тем полнее, сильнее, радостнее, значительнее становилась жизнь. – Так часто повторяется не искренно, что страдания нужны нам и посылаются богом, что мы перестали верить в это. А это самая простая, ясная и несомненная истина. Страдания, то, что называется страданиями, есть условие духовного роста. Без страданий невозможен рост, невозможно увеличение жизни (…). Если бы у человека не было страданий, плохо бы ему было. От этого и говорят в народе, что того бог любит, кого посещают бедствия. (…) Я понимаю, что человеку может сделаться грустно и страшно, когда долго его не посещают страдания. Нет движений роста жизни. Страдание есть страдание только для язычника, для непросвещённого истиной (…). Но страдание перестаёт быть им для христианина – оно становится муками рождения… [6]

Человек никогда не бывает ближе к богу, как когда он бывает в беде. [7]

Есть рассказ о том, что человек за грехи был наказан тем, что не мог умереть. Можно смело сказать, что если бы человек был наказан тем, что он не мог бы страдать, то наказание это было бы такое же тяжёлое. [8]

…Вспоминая всю мою жизнь, я вижу ясно, что всё и очень многое, что мучило меня, было для меня истинным благом, сбивая меня с пути искания материального и натыкая на приобретение истинного духовного блага. Недаром мудрость народная говорит о болезнях, пожарах и всём том, что не от воли людской, – бог посетил. Нет хуже положения для достижения истинного блага, как то самое, чего люди желают себе и другим: здоровья, богатства, славы. [9]

Только при тех положениях, которые мы называем бедствиями и при которых начинается борьба души с телом, только при этих положениях начинается возможность истинной жизни и самая жизнь… [10]

Только в страдании мы начинаем жить душою. [11]

Человек, не сознающий благодетельности страданий, ещё не начинал жить разумной, то есть истинной жизнью. [12]

Самое меня укрепляющее в тяжёлые минуты это сознание того, что это самое, то, что мучает, это-то и есть тот материал, над которым ты призван работать, и материал тем более ценный, чем труднее минуты. [13]

Трудные минуты тем должны быть дороги нам, что для них-то, для того, чтобы мы как должно перенесли их, для них-то мы и жили и набирались силы всю предшествующую жизнь. Претерпевый до конца спасён будет. [14]

Очень часто всё спасено именно тогда, когда думается, что всё потеряно. [15]

Жизнь есть подвиг. А главное то, что то самое, что огорчает нас и кажется нам, что мешает нам исполнить наше дело жизни, и есть наше дело жизни. [16]

…Главное, что меня всегда утешает и поддерживает в минуты слабости, это мысль о том, что это-то самое, что меня тревожит, что я хотел бы уничтожить, это-то самое мне нужнее всего, мне послано для моего укрепления, улучшения, что это-то самое и есть случай мне проявить себя, то лучшее, что есть во мне. [17]

Ничто так не ослабляет, как сознание возможности уйти от тех трудных условий, в которые поставила жизнь. «Не на этот ли час я пришёл?» Меня всегда очень поддерживает мысль о том, что то, что мне трудно, и есть та ступень, до которой я дошёл и на которую мне надо поставить ногу, чтобы подняться. [18]

…Не знаю, как благодарить Бога, что рядом с увеличивающейся тяжестью увеличивается и сила для перенесения. Вместе с бременем и силы. А от сознания сил несравненно больше радости, чем тяжести от бремени. [19]

Знаешь ли ты вот такое состояние и чувство: тревожит, неприятно, мучает что-нибудь, боишься чего-нибудь, даже физически больно (…), и возмущаешься – думаешь: зачем? когда это кончится? Как хорошо было без этого, и злишься. И вдруг вспомнишь, что всё то, чего тебе хочется, чего тебе недостаёт, это всё твои фантазии, тобой выдуманные требования (…), а что ты здесь совсем не для своей потехи, а для исполнения самых кажущихся тебе странными и ни к чему (по-твоему) не ведущими приказаний, которые передаются тебе, то в виде тяжёлых для тебя поступков людей, то в виде тифа и т. п., и что хорошо тебе может быть только тогда, когда ты, оставив свои дела, исполняешь приказания. И как только так посмотришь, сейчас же кончается всё неприятное, всякое беспокойство, страх, только физическая боль остаётся, и то много слабее. И, сверх того, получается очень определённое чувство не только спокойствия, но довольства и даже радости, когда видишь, что все эти тебе под ноги подсовываемые камни, о которые ты спотыкался, только средства тебе подниматься выше и выше и там, наверху, дышать чистым воздухом и видеть то, чего прежде не видал. [20]

…Растут люди только испытаниями. Хорошо знать это и так принимать выпадающие на нашу долю горести. Это очень облегчает, обращая тяжёлое и кажущееся бесполезным в полезное, нужное душевное дело. Облегчать свой крест тем, чтобы охотно подставлять под него спину. [21]