Только благодаря пространству, отделённости, возможна любовь и радость её.

Для не движущегося и не отделённого существа – для Бога – нет ни радости духовного роста, ни блага любви. [14]

Временная жизнь в пространстве даёт мне возможность сознавать свою безвременность и духовность, т. е. независимость от времени и пространства.

(…) Если бы не было движения во времени и вещества в пространстве, я бы не мог сознавать свою бестелесность и вневременность: не было бы сознания.

(…) Только сознание своего неизменяющегося, бестелесного «я» даёт мне возможность постигать тело, движение, время, пространство. И только движение вещества во времени и пространстве даёт мне возможность сознавать себя. Одно определяет другое. [15]

Если бы вещество, через которое проходит божественная сущность, было не ограничено пределами, божественная сущность была бы во всём, и не было бы вещества, и не было бы движения, была бы нирвана; если бы через вещество не проходила божественная сущность, то не было бы ни вещества, ни движения. [16]

Великая задача соединить жизнь в Боге – вечную с жизнью мирскою – здесь. [17]

Духовное и материальное – коромысло весов. [18]

Идеал. Движение к цели

Идеал – это путеводная звезда. Без него нет твёрдого направления, а нет направления – нет движения, нет жизни. [1]

Вера есть необходимое условие жизни. То, во что надо верить – тайна – есть условие всякой жизни – движения. Без тайны не было бы возможности движения вперёд к неизвестному. Если бы я был там, куда я иду, я не шёл бы. Движение к этому неизвестному и есть жизнь. Любовь к этому неизвестному есть вера. [2]

Избави Бог жить только для этого мира. Чтобы жизнь имела смысл, надо, чтобы цель её выходила за пределы этого мира, за пределы постижимого умом человеческим. [3]

Только отрешившись от знания близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность… [4]

Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребёнка. И ребёнок боится пчёл и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, что цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль и сладкий сок и приносит их в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании мёда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль и сок для выкармливанья молодых пчёл и выведения матки, что цель её состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другою, ни третьею целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели. [5]

Идеал только тогда идеал, когда осуществление его возможно только в идее, в мысли, когда он представляется достижимым только в бесконечности и когда поэтому возможность приближения к нему бесконечна. [6]

…Действительная истина есть та, которую мы знаем достоверно, – это есть то, что никогда не существовало. Идеал есть единственная вещь, которую мы с уверенностью признаём. Только благодаря ему мы что-то знаем, и в силу этого только идеал может нами руководить… [7]

Истинная жизнь состоит в том, чтобы в этой жизни достигать цели, которая вне её. [8]

Когда ставят себе цель видимую, определённую, идеал, который надо достигнуть, так это опасно. А следует знать, что есть путь, по которому надо идти, а куда приведёт, не знаю… (…)

(…) Такое состояние представлять себе, что я рождаюсь, двигаюсь. [9]

…Разве может быть цель для жизни мира и жизни людей (когда они сливают свою жизнь с жизнью мира). Понятие цель есть понятие ограниченности человеческого разума, вроде понятий награды и наказания, и потому понятие, неприложимое к жизни мира. Если есть цель, то она должна быть достигнута, и тогда конец. Для мира вообще есть только жизнь, для участников в жизни мира есть и может быть только направление, путь. (…)

(…) Чтоб перековать копья на орала и чтоб ягнёнок лежал со львом. Вот цель, подобная этой, мерещится мне, но я не дорожу ею, знаю, что она далеко не исчерпывает всего. Мне дорога только верность направления пути. [10]

Нехорошо, (…) когда из-за ближайшей конечной цели забывается бесконечная, т. е. направление… [11]

Самая обыкновенная ошибка (…) в том, чтобы думать, что, узнав путь к идеалу, вы можете достигнуть его. Если бы идеал был достижим, он бы не был идеал, и если бы люди достигли его, жизнь бы кончилась. Идеал всегда недостижим, но из этого не следует то, что надо махнуть на него рукой и не следовать идеалу, а только то, что надо все силы свои полагать на всё большее и большее приближение к нему. В этом приближении и жизнь, и её благо. [12]

Никто из живых людей никогда не исполнит волю бога вполне. Но из того, что мы будем видеть и знать, что вполне воля бога не исполняется, не следует то, что надо вперёд задаваться мыслью исполнять волю бога не вполне, а отчасти (это самый и обычный, и ужасный грех людской), а, напротив, постоянно и всегда стремиться к тому, чтобы исполнить её вполне. Ищите царствия божия и правды его, а остальное приложится. [13]

Цель – вся последняя цель, скрыта от нас, как и не может быть иначе для того ограниченного разума, которым мы обладаем. Но вполне ясно для нас то, чего хочет от нас хозяин: та ближайшая цель, к которой мы стремимся. Цель эта, – как говорит нам высшая мудрость людская, наш разум и опыт, и наше чувство, есть приближение всё к большему и большему совершенству всего существующего. Средство для этого есть единение всех существ, достигаемое для каждого отдельного лица устранением всего того, что мешает единению и увеличению в себе любви. [14]

…Два различных мировоззрения: одни люди считают, что нужно действовать в виду указываемой нам нашим рассудком и разумом видимой цели наибольшего блага людей, и средствами, тоже указанными нам нашим рассудком и разумом; другие, – мы, – считаем, что нужно действовать для не видимой нам цели, приближение к которой достигается исполнением указанной нам в нравственном законе воли божьей, отступление от которой ради близоруких указаний наших рассудка и разума всегда составляло главный соблазн, породивший и поддерживающий зло в мире.

Разница в том, что первые верят в свой разум, в то, что цель, указываемая им их разумом, есть действительная, настоящая цель жизни; вторые же верят в то, что исполнение воли бога – нравственного закона, как бы оно ни странно казалось нашему разуму, самым сильным, действительным и быстрым способом ведёт к достижению того самого царства божия на земле, которое мы предугадываем и предчувствуем… [15]

…Вопрос зачем? есть условие нашей отделённости, есть признак нашей слабости. Для Бога нет: зачем? Зачем есть только для нас, для существ отделённых, частичных, смутно сознающих то, что жизнь их есть служение. И потому при каждом поступке возникает вопрос, который, собственно, значит: то ли я делаю, что мне велено. Цель есть такое же показывающее неполноту человека и его разума условие, как пространство и время. [16]

Мы, люди (…) – орудия высшей силы. То, что делает нашими жизнями эта Высшая Сила, мы не знаем и не можем знать, как не знает клеточка моего тела, что я делаю и для чего. И потому всякая мною поставленная себе цель, не совпадая с недоступной мне целью Высшей Силы, нарушает исполнение этой цели. Не настолько, чтобы цель эта не достигалась – цель эта тем или иным способом всегда достигается – но настолько, что я лишён блага чувствовать – сознавать единство своей жизни с Высшей Силой. Так что цель, к достижению которой свойственно стремиться человеку, не может быть цель, доступная человеку, а может быть только одна: слияние с волей Бога. Слияние это достигается любовью. [17]