Хотя кое-кто сразу ляжет спать. Кто не стал неотъемлемой частью группы, постарается заснуть пораньше, пусть даже ненадолго. Не потому, что они не переносят одиночества. Нет, просто они не смотрят на других и могут спокойно наслаждаться сном. Впрочем, этого всё равно никто не заметит.
Так может, перестанете издеваться над моим спящим телом и хихикать по этому поводу? Как насчёт прекратить меня фотографировать в такой ситуации? Не возражаете? Думаю, это можно засчитать как заботу о моём существовании.
Хаяма осторожно поставил свой стаканчик на стол. — Думаю, сейчас мы можем поговорить как ночью в школьной поездке. — Он словно вспоминал далёкое прошлое.
Наш класс пока ещё не побывал в такой поездке. Она запланирована на второй семестр. Моя задача в ней будет проста и привычна – ходить в трёх шагах позади остальных и сразу отправляться спать вечером.
Проста для меня, потому что я через такое уже прошёл. Но для того, кто крутится в этом водовороте сейчас, всё довольно утомительно.
— Что же с ней будет?.. — Немного обеспокоенно спросила у меня Юигахама.
Мне не надо было переспрашивать, о ком идёт речь. О Руми Цуруми, надо полагать. Мы с Юкиноситой и Юигахамой, поговорившие с ней напрямую, были не единственными, кто понял, что она одинока. Это кто угодно может понять. Достаточно одного взгляда, чтобы осознать, в какой она ситуации.
Кто-то чиркнул спичкой. Огонёк осветил профиль Хирацуки. Она затянулась, по воздуху поплыл табачный дымок.
— Хмф. Что вы такие расстроенные?
— Да есть тут одна девочка-одиночка… — Ответил Хаяма.
— Да, жалко её, — добавила Миура. Просто чтобы поддержать разговор, потому что это и так было очевидно.
У меня слегка кольнуло в груди.
— Ты ошибаешься, Хаяма. — Я сделал паузу. — Ты не понимаешь, в чём корень проблемы. В одиночестве самом по себе нет ничего плохого. Проблема в том, что её насильно загнали в изоляцию.
— А? Что не так? — Спросила Миура. Я рассчитывал поговорить с Хаямой, но ответила она. Страшно.
— Есть люди, которым нравится быть в одиночестве, а есть, которым не нравится. Понимаешь?
— Ну да, пожалуй.
Вот почему идеальным решением было бы не концентрироваться на Руми, а разобраться с её окружением, которое и заставило её стать одиночкой.
— Ну и что будете делать? — Спросила нас Хирацука.
— Ну…
Повисло молчание.
Что все хотят сделать? Да ничего, в общем-то. Просто поговорить об этом.
Чем-то такая ситуация смахивает на документальный фильм о войне или нищете по телевизору. Вы говорите «о нет!» или «мы должны сделать что-нибудь», а сами и пальцем не шевельнёте, валяясь на диване и пожирая всякие вкусняшки.
Никто, собственно, ничего делать и не собирается. Они лгут себе и остальным, «сегодня я понял, как счастлив, что мне повезло», и на этом всё. Ну, может быть, пожертвовать десяток или сотню иен, если кто-то собирает средства. Но не более.
Конечно, есть и те, кто хочет разобраться в проблеме и всерьёз пытается с ней справиться. Это и правда здорово, я уважаю и высоко оцениваю таких людей. Сборщики средств – большая подмога для нуждающихся.
Но мы другие. Я, Хаяма, Миура – мы ничего не можем сделать и ничего не хотим добиться. Даже будучи в курсе дела, неубедительно оправдываясь, мы просто хотим продемонстрировать остальным свою заботливость и чуткость.
Хоть это и не наше дело, мы не можем притворяться, что ничего не знаем. Но и сделать ничего не можем. Вот почему мы хотим хотя бы просто пожалеть её. Это прекрасное благородство и в то же время ужасное оправдание. Не что иное, как продолжение той лживой юности, которую я презираю.
— Я… — Заговорил кто-то.
Это был Хаяма, разжавший плотно стиснутые губы.
— Я бы хотел как-нибудь помочь ей, если смогу.
Очень похоже на Хаяму. Очень добрые слова. Недобрые только по отношению к Руми. Для тех, кто близок к Хаяме, это действительно очень добрые слова.
Добрая ложь, которая никого не ранит. Дающая проблеск надежды, хотя в иносказаниях скрыто отчаяние. Невысказанная вероятность, что сделать ничего нельзя. И каждый волен интерпретировать эти слова так, как ему угодно.
— Ты ничего не можешь сделать. Так ведь, верно?
× × ×
Это был голос Юкиноситы, рассёкший неопределённые и успокаивающие слова Хаямы. Свет фонаря в ночи осветил её лицо. Юкиносита отбросила волосы с плеча, пронзая Хаяму холодным взглядом.
Слова прозвучали так, словно это был очевидный факт, не требующий объяснений. Она что, имела в виду тот разговор Хаямы с Руми?
На мгновение я уловил проблеск боли на лице Хаямы, словно изнутри его сжигал огонь.
— Это… Должно быть, так было. — Какое-то время он не мог говорить. — Но на сей раз всё будет иначе.
— Вот как. — Юкиносита с холодным неприятием пожала плечами.
Повисло тяжёлое молчание.
Я держал рот на замке, как и остальные, глядя на Хаяму и Юкиноситу. Я впервые почувствовал это, когда Хаяма пришёл в клуб помощников, но со столь жёстким отношением к Хаяме она казалась непохожей сама на себя.
Обычная холодность Юкиноситы была лишь проявлением сдержанности. Но за этими тяжёлыми словами крылся какой-то иной смысл.
Ясно как день, что между ними что-то произошло, не знаю уж что. Но не в том дело. Меня это и правда не волнует, но вот от столь неуютной атмосферы немного страшно. Ой.
— О боже… — Хирацука закурила новую сигарету, переключая внимание на себя. Медленно и лениво глубоко затянулась, раздавила сигарету в пепельнице и посмотрела на Юкиноситу. — А что насчёт тебя?
Юкиносита взялась рукой за подбородок. — Сначала кое-что хотелось бы уточнить, — сказала она, немного подумав.
— Что именно?
— Вы говорили, что эта поездка засчитывается за тренировочный лагерь клуба помощников. Будет ли помощь этой девочке рассматриваться как деятельность клуба?
Хирацука призадумалась.
— …М-м. Да, пожалуй. Я пригласила вас волонтёрами в этот летний лагерь в плане продолжения работы клуба. По идее данные обстоятельства тоже попадают в эту категорию.
— Понятно… — Юкиносита прикрыла глаза.
Шелестящий листвой ветер неуклонно слабел. Казалось, даже лес напрягает слух, отчаянно стараясь не пропустить ни единого её слова. Никто не издал ни звука, все просто ждали.
— Если эта девочка ищет помощи, мы окажем её всеми имеющимися у нас средствами. — Решительно и уверенно заявила Юкиносита. За этими словами чувствовались бесстрастность и непоколебимость.
Ты слишком крута, Юкиносита. Я имею в виду, будь я девочкой, потерял бы от неё сейчас голову. Я имею в виду, ну, Юигахама с Комачи уже ей очарованы.
Такой ответ, похоже, удовлетворил даже энергично кивнувшую Хирацуку.
— Так ты думаешь, эта девочка ищет помощи?
— …Этого я не знаю.
Верно, ни о чём она нас не просила. И мы точно не знаем, чего она хочет.
Юигахама дёрнула Юкиноситу за рукав.
— Знаешь, Юкинон, не думаю, что она попросит о чём-то, даже если захочет.
— Ты имеешь в виду, что никто бы ей не поверил? — Спросил я.
Юигахама немного заколебалась.
— Может и так тоже, но… Руми сама сказала, что они не раз выкидывали кого-то из компании. И она тоже в этом участвовала. Думаю, она не хочет оказаться единственной, кто в такой ситуации начал звать на помощь. И не думаю, что только у Руми проблема – остальные тоже… ну, они и хотели бы поговорить с ней и снова подружиться, но не могут выбрать подходящий момент. Зато чувствуют себя виноватыми…
Она замолчала. Перевела дух и немного смущённо засмеялась, меняя тему.
— А-а, говорить такое немного… ну, очень неловко. То есть, надо быть очень смелым, чтобы заговорить с тем, с кем никто не говорит.
Юкиносита смотрела на улыбку Юигахамы, её глаза блестели.
Это точно, в обычной ситуации, чтобы заговорить с одиночкой, без храбрости не обойтись. Юигахама тоже нервничала, когда собралась прийти в наш клуб. И всё же сумела преодолеть себя и заговорить с Юкиноситой и мной.