Али-паша держал выезд из нескольких карет для себя и семьи, а всем остальным пользоваться крытой повозкой было запрещено. Чтобы избавиться от тряски, паша нашел весьма простой выход из положения: велел разместить улицы Янины и соседних городов, и потому летом там можно было задохнуться от пыли, а зимой - утонуть в непролазной грязи. При виде толпы с головы до ног забрызганной грязью, Али приходил в восторг и, собираясь однажды выехать из дому в сильный дождь, так сказал сопровождающим его офицерам: "Как приятно сидеть в экипаже, зная, что вы трясетесь верхом. Вы вымокнете и покроетесь грязью, а я буду себе покуривать, посмеиваясь над вашими злоключениями".
Он просто не представлял себе, как могут европейские короли дозволять подданным те же удобства и развлечения, какими пользовались сами. "Если бы у меня был театр, - говорил он, - я разрешил бы посещать его лишь своим детям; эти дурни христиане не умеют держать себя".
С приближенными он позволял себе все, вплоть до мистификаций. Так, однажды, он заговорил по-турецки с мальтийским купцом, привезшим ему драгоценности для продажи. Его предупреждали, что купец не знает никаких языков кроме итальянского и греческого, однако он так и разговаривал с ним по-турецки, не позволяя переводить свои слова на греческий. В конце концов терпение мальтийца истощилось, он позакрывал футляры и убрался восвояси. Али невозмутимо наблюдал за его сборами, и когда тот уже стоял в дверях, все так же по-турецки велел ему прийти на следующий день.
Однако подобно грозному предостережению судьбы нежданное происшествие явилось мрачным предвестником будущего, уже уготовленного сатрапу. Несчастья ходят толпой, утверждает турецкая пословица; Али-пашу постигло первое несчастье.
Однажды утром он пробудился как от толчка: перед ним стоял шейх Юсуф, проникший в опочивальню несмотря на охрану.
- Смотри! - молвил он, протягивая письмо. - Аллах, карающий злодеев, предал огню твой тепеленский сераль. Да, твои богатые покои, твоя прекрасная утварь, роскошные ткани, меха, оружие - все пропало! И поджог совершил твой младший, твой возлюбленный сын Салех-паша.
Сказав это, шейх удалился, радостно выкрикивая: "Пожар! Пожар!"
Али, не мешкая, приказал седлать лошадей и в сопровождении телохранителей стрелой полетел в Тепелени. Едва добравшись до пепелища, где еще недавно высился его дворец, оскорблявший невиданной роскошью царившую вокруг нищету, он первым делом бросился в подземные кладовые, где хранились его сокровища. Все осталось в неприкосновенности - и серебро, и драгоценные каменья, и пятьдесят миллионов франков золотом, сложенные в колодце, над которым по его приказу некогда была выстроена огромная башня. Убедившись, что все в порядке, он приказал просеять весь пепел, дабы собрать вплетенное в бахрому кушеток золото, а также серебро от расплавившейся посуды и оружия. Затем повелел оповестить жителей подвластных ему краев, что, Божьим промыслом лишившись крова и потеряв в родных краях все свое достояние, он взывает о помощи ко всем, кто его любит; пусть каждый даст ему столько, сколько повелит сердце. Он назначил для каждой общины, для каждого человека, занимавшего сколько-нибудь видное положение, день аудиенции, точно рассчитав, сколько времени потребуется тому, чтобы добраться до Тепелени. На этих аудиенциях подданным предстояло засвидетельствовать ему свою любовь. И вот на протяжении пяти дней Али принимал насильно вырванную милостыню, которую несли ему отовсюду. Усевшись на рваной циновке у внешних ворот спаленного пожаром дворца, паша, облаченный в лохмотья, покуривал дешевенькую трубку из тех, что пристали простолюдину, и просил милостыню, протягивая прохожим старую красную феску. А стоявший позади него некий еврей из Янины проверял золотые монеты на подлинность и оценивал драгоценности, которые люди жертвовали вместо денег, опасаясь прослыть скупыми. Али ничем не гнушался, лишь бы побольше нахапать: бедному люду были розданы крупные суммы денег, чтобы потом все эти слуги, ремесленники и солдаты при всех вернули их ему под видом подаяния, словно жертвуя последним. А уж богатым и знатным не пристало равняться с неимущими, не рискуя навлечь на себя гнев Али; вот они и несли несметные богатства в подношение погорельцу.
После такого милосердия, вытребованного с ножом у горла, жители сочли, что они квиты с пашой. Но указ, обнародованный по всей Албании, обязал их восстановить и заново обставить на собственные средства страшный тепеленский сераль. Затем Али возвратился в Янину, увозя в обозе казну и нескольких женщин, уцелевших во время пожара, которых он и продал своим приближенным, заявив, что не настолько богат, чтобы содержать толпу рабынь.
Вскоре судьба вновь предоставила ему случай приумножить состояние. Арта, богатый христианский город, жестоко пострадала от эпидемии чумы. Из восьмитысячного населения уцелела лишь тысяча человек, остальные были унесены болезнью. Прознав об этом, Али поспешил послать туда эмиссаров, повелев составить описи движимого и недвижимого имущества, которое он собирался присвоить как единственный наследник своих подданных. По улицам Арты еще бродили истощенные люди, похожие на выходцев из царства теней. Чтобы опись была как можно подробнее, даже этих несчастных заставляли стирать в водах Инаха простыни и покрывала, перемазанные сукровицей и гноем из прорвавшихся чумных бубонов.
А тем временем повсюду рыскали чиновники паши, разыскивая якобы спрятанное где-то золото.
Каждое дупло, каждая крона деревьев были обследованы; простукивались и рушились стены домов, не осталось без внимания ни одного темного закоулка, и случайно обнаруженный скелет, обвитый поясом, набитым венецианскими цехинами, был заботливо освобожден от него. Все городские архонты были схвачены и подвергнуты пыткам: от них добивались признания, где спрятаны сокровища, бесследно исчезнувшие после гибели их владельцев. По обвинению в сокрытии нескольких пустяковых вещиц одного из магистратов по самые плечи окунули в чан с расплавленным свинцом и кипящим маслом. Пытали и допрашивали всех без разбора - стариков, женщин, детей, бедных и богатых. После нещадной порки всем им пришлось ради спасения жизни пожертвовать последними крохами имущества.
И когда те, кого пощадила чума, были почти полностью истреблены, город решили заново заселить. Для этого эмиссары Али прошли по всем деревням Фессалии, и, подобно стаду, погнали перед собой всех, кто встретился им на пути. Несчастным колонистам нужно было еще и платить визирю за дома, в которые их насильно вселили.
Покончив с этим делом, паша принялся за другое, к которому уже давно лежала у него душа. Мы знаем, как удалось Исмаилу Пашо-бею спастись от подосланных к нему тайных убийц. Из Превезы к убежищу его был тайно подослан корабль. Добравшись до места, капитан, выдавший себя за купца, пригласил Исмаила подняться на судно, чтобы осмотреть товары. Но тот, разобравшись по кое-каким признакам что к чему, бежал, и на некоторое время следы его затерялись. В отместку Али-паша приказал изгнать из дворца его жену, которая по-прежнему жила в Янине, и поселить ее в убогой лачуге. Несчастной женщине пришлось зарабатывать себе на жизнь прядением.
Однако он не ограничился даже этим и, узнав, через некоторое время, что Пашо-бей нашел приют у назира[35] Драмы и сделался его фаворитом, Али решил нанести ему последний удар, самый страшный, а главное, самый точный из всех. Но звезда Исмаила вновь уберегла его от происков врага. Раз во время охоты он увидел капиджи-баши, который просил указать, где находится назир, ссылаясь на важное послание. Капиджи-баши зачастую приносят дурные вести, и чем раньше узнаешь, в чем дело, - тем лучше, а назир был где-то далеко, и Пашо-бей выдал себя за него.
Доверенный посланец султана сообщил, что привез фирман, выданный по ходатайству Али, паши Янинского.
- Али Тепеленского? Он друг мне. Чем же я могу быть ему полезным?
